«Он когда-то так тосковал по этой работе и так радовался, когда ему ее разрешили; ведь это было для него громадное облегчение; когда он работал руками, он ни о чем не думал, кроме своей работы, в особенности на первых порах, пока она ему давалась с трудом; а по мере того как руки его привыкали, сознание и чувства притуплялись, и ему легче было переносить свои мученья; с тех пор он и подумать не мог расстаться со своей работой». «Повесть о двух городах» Ч. Диккенс.
- Не успели мы отойти от голода и почти полного разорения, как начинаются новые реформы, - услышал я недовольный голос отца. Наверняка, снова с братом разговаривает. Сколько можно? Каждый день одно и то же. От пустой болтовни ситуация не изменится. Да и не на что нам жаловаться: живем почти лучше всех в Нагасаки. Если все запасы свои проверяют, то мы о них и не заботимся: все амбары забиты рисом. Ну а чего еще ожидать-то? Потомственные врачи, знатоки западной медицины и китайской. Вовремя наши предки нашли способ поживиться – связались с голландцами, к которым все так недоверчиво относились. Сначала в переводчики заделались, а потом и медициной прониклись. Нам остается лишь поблагодарить их за достойное существование. Ну а реформы? К власти пришел новый человек, разумеется, они неизбежны. Каждый регент при малолетних сёгунах или же сам сёгун пытаются наладить ситуацию в государстве, но вот попытки их часто оканчиваются плачевно. Сначала правительство Танумы Окицугу довело большинство районов страны до голода, унесшего жизни многих, теперь Саданобу, пришедший к власти сравнительно недавно, старается исправить положение нищеты. Но, признаю, его политика своеобразной экономии дает отчасти положительный результат. К сожалению, не все ее принимают. Отец – один из них. Он – приверженец старых традиций, а Саданобу желает сломить, как мне видится, прежние порядки и навести новые. Не могу утверждать, что полностью его поддерживаю, нет, во многом даже осуждаю: запрет на внешние связи хорошего не принесет. Всех голландцев выгоняют из Японии, порты закрываются, торговля притормаживается. Не вижу в данных действиях рационального зерна. - Саске, долго собираешься топтаться у порога? Жена заждалась уже! – воскликнул отец. От его слов на моем лице промелькнуло раздражение. Пару дней назад, естественно, по настоянию родителя, меня насильно женили. Девушку выбирали по принципу «полезна или нет нам их семья». Ни я, ни она решение не приняли, но и возразить не посмели. Церемония прошла относительно скромно: родители решили в «тяжелые годы» не тратиться на «лишние, бессмысленные» ритуалы. Но на кимоно Сакуры – так зовут мою жену – средств не пожалели, выглядела она потрясающе. Хотя глаза выдавали страх и ненависть к сложившейся судьбе. Что ж, винить ее за это нет никакого смысла. - Здравствуй, отец, Итачи, - пройдя к ним, поприветствовал я родных и присоединился к трапезе. Моя мать, Мидори – жена брата – и Сакура сразу засуетились, подавая ужин. Всегда молчаливые и любезные. Как и подобает женщинам Японии. А вот что творится у них на душе – только Ками знает. - Очередного больного спасал? – как бы между прочим поинтересовался отец, принимая миску с горячим рисом от Микото Учихи. Я кивнул. – И как, семью не опозорил? - Нет, Тенско-сан живее всех живых, - скрывая раздражение, спокойно произнес я, ловя обеспокоенный взгляд брата. - Все еще собираешься уехать с голландцами? – презрительно выделив последнее слово, холодно задал очередной вопрос отец. Я снова лишь кивнул. – А о молодой жене подумал? Какие сплетни пойдут. Ведь заговорят о том, что преднамеренно бросаешь, что не устраивает тебя чем-то. А от этого тень падет и на весь наш род. - Я вернусь, - короткий ответ явно не устроил родителя. - Ты хоть представляешь, сколько это займет времени? Год, два? А если ситуация изменится и тебя не впустят обратно в страну? Спорить с Фугаку нет никакого смысла: он не признает никаких других решений, кроме своих. Но и я с выбранного пути не сойду. Понятия не имею, зачем мне ехать в Нидерланды, просто пригласили посмотреть на чужую страну и ознакомиться с неизвестной нам культурой. Никакого страха я не испытываю, как и любопытства. Наверное, бегу от чего-то. Или же… от кого-то. До брака я сомневался: ехать или же нет? А вчера дал твердый ответ. Исаак Титсинг – глава торгового поста в Дэдзиме и весьма приветливый человек – с радостью воспринял мое согласие и объявил, что корабль отбывает через четыре дня. Времени для сборов предостаточно. Я бы уехал еще раньше, но тут от меня мало что зависело… Дальнейший ужин прошел довольно тихо и спокойно. В нашем доме всегда так. Да и обитатели подобрались соответствующие – из каждого и слова не вытащишь. Хотя, исключением является моя мама – она любит поговорить, но не при всех. Наедине. Когда лишних ушей нет. Тогда Микото Учиха превращается в сплошной поток слов. Но не могу сказать, что это плохо. Нет. Ее монологи (а чаще всего она никому не дает и рта раскрыть) завораживают. Появляется чувство, будто ты погружаешься в какой-то иной мир… В общем, мама не просто человек. Явно Ками, чья душа живет в теле Микото, очень хороший и добрый, несущий лишь благо. Мидори Учиха обычно разговаривала только с братом, а ее взгляд выражал испуг. Особенно это проявлялось в отношении к отцу или ко мне. Что ни говори, а Итачи чуть мягче нас. Мы же постоянно ссоримся или вообще людей избегаем. Наверное, на ее месте я бы тоже боялся. Сакура. О ней я вообще почти ничего не знаю и не желаю узнавать. Фугаку постоянно навязывает всем свое мнение. Женитьба – его прихоть. До этого я и так подстраивался под каждое его требование, а сейчас… От поездки не откажусь ни за что. Но о репутации жены действительно стоило бы позаботиться. Только каким образом?.. Мимолетно взглянув в сторону Сакуры, я перехватил ее взгляд. Неужели обо мне думает? Впрочем, не имеет значения. Кивнув в сторону двери, я вышел, надеясь, что жена поймет. И не прогадал. - Вы что-то хотели, Саске-сан? – присев скромненько в уголке, тихо проговорила девушка. - Скажи, ты рада моему отъезду? – вопрос на вопрос, но церемониться нет смысла. Поинтересовавшись, я взглянул на Сакуру. Хмм, сразу отвела глаза, а губы сжала. Злится? А с виду такая скромняга. - Как я могу радоваться отъезду мужа? – сколько лукавства, аж неожиданно! Хотя, чего еще ожидать-то? Мы меньше недели знакомы. – Одна проблема: Вас не будет около года. И… Ну… Все окружающие будут… будут ждать ребенка. Нашего, - бедняжка, аж покраснела. А как смотрит-то, надеется, я закончу? Ну уж нет. – Если же я не забеременею, то слухи точно пойдут, тогда Фугаку-сан еще больше… - Я понял тебя, - тяжелый выдох. Ситуация не из легких. Спросите, почему? Элементарно. В первую ночь между нами ничего не было. Просто легли спать. Я слишком злился на отца, а Сакура вела себя так, как и подобает истинной японке. Сейчас я тоже не хотел бы что-либо менять. Овладевать девушкой, которая совсем не нравится… Но иного выбора не вижу. Поднявшись, я подошел к жене и довольно грубо начал развязывать ее оби. Попросила сама, значит, ласки не жди… Все последующие дни перед отплытием протекали очень медленно и однообразно. И погода словно чувствовала мой негативный настрой: постоянные тучи и мелкий моросящий дождик. Однажды меня даже посетила мысль, что отбытие отложат, но Титсинг успокоил, что «подобная мелочь не сломит сильный дух настоящего голландца». Когда же наступил долгожданный день, я, еще задолго до рассвета, покинул родной дом, ни с кем не прощаясь, и отправился к причалу. Там помог с погрузкой товара, заодно заняв местечко и себе. Когда солнце окончательно заняло свое место на небесном своде, Исаак объявил, что корабль почти отчаливает. Тогда я и заметил прячущуюся фигурку. - Что ты здесь делаешь? – подойдя ближе, недовольно проговорил я. - Пришла проводить мужа, - теребя край кимоно, робко произнесла Сакура. Интересное поведение для человека, которого насильно заставили потерять свободу. – Фугаку-сан не в курсе, никто не видел даже, что я вышла из дома, - не получив никакой реакции на свои слова, девушка продолжила: - Отговаривать Вас нет никакого смысла, но… будьте осторожны. Путешествия несут с собой опасность, а столь долгое... и в незнакомую страну… - Исаак-сан сказал, что в Нидерландах мы окажемся через шесть-семь месяцев. Потом еще пару месяцев пробудем на месте, закупаясь товаром и всем необходимым. Ну и путь обратно. В общем итоге, вернемся где-то через два года, - глядя в глаза Сакуры, холодно произнес я, заметив резкое изменение в красках ее лица. – Отец не знает, думает, меня не будет около полугода. Если со мной что-то случится, сообщу. - Так долго?.. Будьте осторожны, - опустила взгляд, а по щекам скатилось несколько слезинок. В чем причина-то? Радоваться должна: не увидишь нелюбимого мужа целых два года! – Если будет возможность, напишите хоть пару слов о себе. Кивнув, я развернулся и ушел, ничего более не говоря. Не вижу в этом смысла. Мы с Сакурой совершенно разные, связанные лишь волей отцов. Но когда я стоял на палубе корабля, из ниоткуда возникло острое желание оглянуться. Я не стал противиться. А зря: после этого образ молодой жены довольно прочно засел в голове. Распущенные волосы колыхались на ветру, как и полы кимоно, руки прижаты к груди. Хоть мы и далеко, но, казалось, взгляд девушки устремлен прямо на меня, проникая до самой глубины души. Не зная ситуации, подумал бы, что верная жена прощается с любимым мужем, но… это не наш случай. Что-то другое, но вот что? Додумать я не успел: Исаак позвал к себе, чтобы урегулировать пару вопросов. На корабле я, естественно, выполнял функции врача. Почти вся команда знала меня, поэтому не боялась обращаться с различными жалобами, а эти жалобы, кстати говоря, посыпались почти сразу после отплытия. Как будто ждали момента. Или специально все? Ведь здесь я платы не возьму: без них корабль с места не сдвинется. Признаю, умелый ход, я бы не догадался, наверное… Сначала плавание протекало спокойно: в портах мы без проблем торговали запасами японских товаров, взамен закупались новыми интересными вещами, а также продуктами питания. Пару раз я обменивался собственными запасами на разные медикаменты, которые кончались довольно-таки быстро. Потом погода сменилась. Наш корабль во время штормов кидало по волнам так, что все начали молиться Богу о спасении. Пара человек вообще свалилась за борт, не сумев правильно рассчитать свои силы. Не успели мы отойти от потери, как на корабле появилась новая забота – болезнь, распространяющаяся довольно быстро и не поддающаяся лечению. Титсинг, словно прочитавший мои мысли, сразу предположил, что это чума. Паника поднялась довольно быстро, а она никогда до хорошего не доводила. Начались ссоры и распри среди членов команды. Я держался ото всех в стороне, особенно когда увидел, что люди кидаются друг на друга с ножами в руках. Каждую минуту ко мне в каюту кто-то стучал и просил о помощи, но я не открывал – подвергать себя бессмысленному риску не видел смысла. Разумеется, в портах мы не останавливались, опасаясь распространить болезнь. Ситуация казалась плачевной до тех пор, пока Титсинг во всеуслышанье не заявил, что мы высаживаемся. Какой-то малоизвестный остров вблизи Мадагаскара. Я тотчас достал карту и начал ее изучать. Маврикий – вот туда мы и держали курс. Понятия не имею, кто там проживает, но сейчас, в условиях острой нехватки воды, продовольствия и чумы, я готов был высадиться где угодно. Буду надеяться, во врачах все нуждаются. Остров со стороны казался небольшим, зато зеленым и приветливым. Стараясь не вступать ни с кем в контакт, я сошел с корабля, сразу ощутив, как ноги потихоньку проваливаются в теплый песок. Какое блаженство… - Будь осторожен, Саске, - незаметно подошел сзади Титсинг. – Меньше всего мне хотелось бы потерять тебя. И еще, - его голос сошел до шепота. – Осмотри всех, разумеется, лишь взглядом, своим профессиональным взглядом, имею в виду, и сообщи мне, кто болен. Мы пробудем на Маврикии дня три-четыре, а потом уплывем, оставив заразившихся здесь. - Хорошо, - не нравится мне данный план, но выбора особого нет: или чужая жизнь, или своя собственная. Ками-сама и без того слишком добродушна ко мне – за время путешествия еще ни разу не пострадал. Чтобы подобное совершалось и впредь, буду выполнять команды капитана. Расположились мы все на берегу, разбившись по кучкам, но постоянно приглядывая за кораблем. Я находился в одной компании с Исааком и еще несколькими умелыми мореплавателями-торговцами. Мы развели огонь и поджаривали сорванные с пальм бананы, запивая кокосовым молоком. Не скажу, что это вкусно, но голодный желудок принимал охотно, тем более горячую пищу. Сразу после еды сон начал предъявлять свои права, и не мне одному. Большая часть команды давно улеглась на песок, укрывшись вещами, взятыми с собой с корабля. Я не был настолько предусмотрительным, о чем сейчас сильно жалел. Но ведь и спать казалось опасным – вдруг Исаак обманул и собирается уплыть этой ночью? Не горю желанием провести остаток жизни на полузабытом островке. Да и Сакура просила быть осторожнее… Сакура… Уж не ее ли молитвами я до сих пор жив? Чушь, нет, конечно! С чего вдруг ей просить у Ками позаботиться о нелюбимом муже? Но тогда почему я внезапно вспомнил об оставленной жене? Сплошные вопросы, на которые ответа получить не удастся. В голове внезапно всплыл образ Сакуры, стоящей на причале. Сказать, что она красивая – соврать, милая – да. И такая наивная с виду. Интересно, как отец к ней относится? Избегает или всячески издевается? Он на подобное способен, ведь защитить бедную девушку некому. Не заметив, я так и заснул с мыслями о жене. Проснулся лишь тогда, когда первые лучи солнца запрыгали по лицу. Подскочив, я сразу огляделся, ища взглядом Титсинга. Ага, спит, волноваться не о чем. Тихонько поднявшись, я отошел от нашего лагеря, в надежде раздобыть съестное. Разумеется, сразу наткнулся на кокосы. За неимением лучшего – сгодится! Потом насобирал бананов. А природа здесь довольно милая: везде птицы летают, разноцветным оперением озаряя зеленые ветки деревьев и оповещая ближайшие окрестности о своем присутствии. В высокой траве шныряют мелкие зверьки. Возможно, змеи или ящерицы. Главное, ни на кого не наступить. А еще лучше, далеко от побережья не отходить вовсе. Оглянувшись, я решил возвращаться – смутная тревога не покидала сознание. И не зря: наша команда, точнее, малочисленные ее представители, кого я успел занести в разряд зараженных, поднимали людей на восстание против Титсинга. И, самое удивительное, говорили, что никто не болен, это лишь обычная кожная ерунда, которую «жалкий фальшивый докторишка» отказывается лечить, подстраиваясь под мнение капитана, желающего избавиться от половины команды. Похоже, чума их не только своим поцелуем смертельным заразила, но и умственные качества затронула, если таковые имелись. С трудом, но нерадивых заставили замолчать. На следующий день их главный представитель скончался. Тело мы сожгли, к праху же даже не приближались. Паника вновь начала разрастаться: Исаака стали обвинять в умышленном убийстве, пару раз даже напали. Благо, рядом с ним находились верные люди. Не желая участвовать в распрях, я с пятью здоровыми голландцами занимался запасами воды и фруктов, незаметно погружая все на корабль. Отплыть решено было под покровом темноты, когда большинство спит. Для надежности, мы подмешали небольшую дозу снотворного в бочки с пресной водой, откуда все пили, заранее предупредив единомышленников. Стоило луне занять место на небосклоне, как наш корабль отчалил, оставив больных на берегу. Возможно, в отношении некоторых мы и ошиблись, но рисковать никто не хотел. Оказавшись в открытом море, мы сняли с лиц повязки, а также верхнюю одежду, выкинув все в воду. Подарки морским жителям, они-то уж чумы не боятся. - Держать курс строго на юго-запад! В Кейптаун! – выкрикнул Титсинг, расставив руки в бока. Доволен тем, что так умело обхитрил почти двадцать человек? Главное, чтобы погода не подвела, иначе остатки некогда большой команды не справятся с прихотью моря. Но надежда ведь есть – спаслись чудом от чумы, значит, и шторм нас пощадит. Взяв себе на заметку прикупить книгу о болезнях, я спустился в каюту, собираясь основательно выспаться. Покоя не давала лишь одна мысль: а вдруг это на самом деле была не чума? Я ведь с ней ранее не сталкивался, а люди умирают от многих недугов. Впрочем, уже не важно – дело сделано, исправить ничего нельзя. Около недели, может, чуть больше или меньше – я давно сбился со счета, – мы плыли до Кейптауна, питаясь, в основном, бананами и кокосами. Мне жутко хотелось ощутить вновь вкус риса, но подобная роскошь виделась лишь во сне. Жалел ли я о том, что согласился на поездку? Не знаю, но все чаще мне снилась Япония, а также зеленоглазая девушка, стоящая на причале… Почему именно она? Не знаю… Через пару месяцев мы, наконец, прибыли в Нидерланды, точнее, в столицу – Амстердам. Я ожидал увидеть нечто грандиозное, но… реальность оказалась более жестокой. Повсюду царил дух серости и мрачности, на лицах людей отчетливо читались усталость и обреченность. В чем дело? Останавливаясь до этого в небольших портах, мы слышали последние новости о том, что во Франции творятся странные дела, плюс, начавшаяся война с далекой Россией, куда вмешались основные европейские державы. И ради этой суматохи я покинул Японию, где, судя по всему, происходят те же события, лишь в масштабах одной страны? Спустившись с трапа, я аккуратно убрал в сторонку свой небольшой багаж и принялся помогать остальным в разгрузке корабля, даже не подумав о том, что вещи могут украсть. - Саске, будешь жить у меня, - выкрикнул с палубы Исаак и скрылся. Интересно, а раньше он думал иначе? Я вот нет. Незаметно подкрался вечер. Улицы города оживились, особенно много стало раскрашенных девиц, грудь у которых так и норовила выпасть из огромнейшего декольте. - Красавчик, расслабиться не желаешь после тяжелого дня? – подошла ко мне одна из дам. Я проигнорировал вопрос, но она оказалась настойчивой. – Ты же иностранец? Откуда прибыл? – желая поскорее избавиться от назойливой девицы, я развернулся и холодно выдал информацию о том, что женат. – Какой несговорчивый… - У меня нет денег, - в конце концов я вспомнил, чему учил Титсинг. Подобные женщины пристают лишь ради получения выгоды. - Так бы сразу и сказал, а то все вокруг да около, - видимо, я ее разозлил. Но ведь сама виновата, не я доставал вопросами. Стоило ей скрыться за поворотом, как вблизи замаячила еще одна девица постарше. Хмм, порт – их главное место работы? Поднявшись на корабль, я стал разыскивать Исаака. Тот спокойно попивал ром из собственных запасов. Домой он явно не спешил, хотя я бы с радостью сейчас завалился поспать. - Все готово, команда разбрелась кто куда, - облокотившись о дверной косяк, доложил я, ожидая реакции капитана, но тот лишь пьяно кивнул. Чудесно! Неужели снова придется ночевать в каюте? – Ваши дальнейшие приказы? - Всем рома и женщину! – икнул Исаак и уснул. Это и есть роскошная голландская жизнь? Тогда к чему я рвался? Развернувшись, я покинул корабль, намереваясь забрать вещи с места, где их оставлял. Облазив все, я не нашел и подобия моего свертка. Отлично! Прекрасное завершение дня. Благо, деньги при мне. Придется искать какую-нибудь таверну – голод ждать не будет. В сгущающихся сумерках незнакомого города оказалось сложно сразу найти желаемое. Везде сновали люди, практически сбивая с ног, выглядели они неприветливо, поэтому останавливать их и спрашивать о том, где располагается ближайшая таверна, я не стал. Положусь на интуицию. Проблуждав еще довольно значительное время, я все же вышел к нужному зданию. Вид в него, конечно, оказался отпугивающим, но иного выбора нет. Пройдя внутрь, я немного расслабился: здесь было более уютно, чем снаружи, только посетители сразу насторожились, увидев иностранца. В Японии так же реагируют на голландцев, придется привыкать к новым ощущениям. Быстро перекусив, я расплатился, но таверну не покинул, решив заказать кружку эля – Титсинг советовал, почему бы не попробовать? Заодно прислушаюсь к разговорам, может, узнаю что полезное. Не прошло и пяти минут, как я услышал много нового: во Франции, оказывается, революция нешуточная поднимается. Конституцию требуют, как ограничение монархии. Интересно довольно. Главное, чтобы Нидерланды не затронуло, не хочу ввязываться в войну, ведь прибыл сюда с иными намерениями. Избежать же призыва в доблестные ряды вряд ли получится, не посмотрят даже на то, что иностранец. Хмм, а новости все краше и краше! Оказывается, Амстердамом сейчас управляет штатгальтер из Пруссии. А как же хваленая независимость? Или же Исаак сам ни о чем не подозревал? Верится с трудом. Но какой тогда смысл было ехать в страну, где положение довольно шаткое? Ведь в Японии у него сохранялись хорошие связи с сёгунатом, не выгнали бы из Нагасаки. Глупцом Титсинга я не назову. В чем же причина, не понимаю?.. Не успел я осознать первые две новости, как появилась третья. Какой-то мужчина, облаченный в военную форму, еле слышно шептал своей даме о возможности начала войны. Женщина выглядела более приличной, чем те, в порту. Возможно, его возлюбленная или просто любовница, только интереса к разговору она почти не проявляла, в отличие от меня. Полностью текст разобрать не удалось, лишь бессвязный набор слов, из которого следовало, что революционные силы Франции представляют собой огромную угрозу: если им удастся прийти к власти, то миром дело не закончится. Н-да, в хорошую ситуацию я попал: покинул родной дом, чтобы ввязаться в чужую войну. Получил долгожданную свободу и теперь вновь ставлю свою жизнь под угрозу. Ладно, Учихи легких путей не ищут, пока буду плыть по течению, а потом посмотрим. Махом допив эль из кружки, я покинул таверну, направляясь обратно к кораблю. Ночевать придется в каюте, как ни прискорбно. Снова блуждая по темным улочкам Амстердама, я размышлял лишь над одним: как поступить далее? Можно попробовать вернуться обратно, тогда для чего было все это? Или же можно остаться и рискнуть. Нидерланды и Франция находятся совсем рядом, их разделяет всего одна страна. Я не склоняюсь ни к одной из сторон, поэтому вправе занять любую. Сложность одна – языковая, но и она быстро устранима. Итак, что мы имеем из наших скудных знаний? Революцию во Франции и установление прусского наместничества в Нидерландах. Что из этого способно вылиться в положительные результаты? Думаю, ничего. Конечно, если голландцы выступят единым фронтом и одержат верх в сражениях, то у них есть все шансы вновь стать независимыми. Но кто может говорить о том, что и французская революция не увенчается успехом? Я так понимаю, она сейчас или в самом начале, или уже в разгаре – тут надо бы уточнить у кого-нибудь. Хмм, а у кого? Титсинг, вероятно, вообще не в курсе событий… Погрузившись в пучину размышлений, я не сразу осознал, что уже дошел до корабля. Политические вопросы меня редко интересовали, но теперь, попав почти в эпицентр событий, я вынужден был подстраиваться под обстоятельства. Не стану спорить – что-то во всем этом привлекательное было. Поднявшись на палубу, я занял собственную каюту и уснул. Разбудил меня громкий стук в дверь и звучный голос Исаака. Неохотно поднявшись, я вышел из теплой комнатки, сразу ощутив утреннюю прохладу. - Нам пора, - с улыбкой возвестил Титсинг и кивком головы указал следовать за ним. Отлично! Даже привести себя в порядок не успел. И снова началось петляние по улочкам Амстердама. Надо постараться запомнить хоть что-то, иначе в дальнейшем проявятся все минусы. Пока мы шли, я изучал архитектуру города и не находил в ней ничего для себя привлекательного. Невысокие каменные домишки с маленькими окошечками, большие пространства, чтобы повозка могла свободно проехать, по краям улицы – водостоки, создающие лишь дурные запахи. И как люди живут в подобных условиях?.. Вскоре мы подошли к двухэтажному серому зданию, которое мало чем отличалось от остальных, разве что наличием цветов в горшочках на подоконниках. По заметно ускорившемуся шагу Исаака, я понял – мы почти дошли. Неожиданно нам навстречу выскочил мальчишка лет двенадцати, громко что-то выкрикнул, а потом кинулся в объятия к Титсингу. Сын? Тогда почему мне о нем ни разу не рассказывали? Ладно, это не мое дело. Спокойно дождавшись окончания трагичной сцены встречи, я тихонько напомнил о себе. - О, прости, Саске, - сразу всколыхнулся Исаак. – Это мой сын – Франс, - и отец воссиял гордой улыбкой. – Пойдем, с женой еще познакомлю, - уже втроем мы прошли в дом. Светло, мило, уютно, по-европейски – сразу возникли в голове ассоциации. Заметно, что хозяйка тщательно следит за порядком. Не успел Титсинг и рта раскрыть, как перед нами появилась вышедшая из параллельной комнаты женщина, облаченная в светлое длинное платье. Потирая руку об руку, она как-то недобро оглядела всех, а затем негромко выдала: - Ну, нагулялся? – обращалась явно к капитану. - Саске, познакомься, - стараясь перевести тему, быстренько выговорил Исаак. – Это моя жена – Каролина. И не обращай внимания на ее поведение, характер слишком вздорный, - последние слова были сказаны чересчур тихо, но женщина все равно услышала их. Началась зрительная перепалка. Почему-то сразу вспомнились отец и мама. Конечно, Микото никогда не позволяла себе подобного, но могла показать зубки. Тогда все домочадцы наблюдали картину «скрытой женской сущности». Довольно забавное зрелище, кстати говоря. Особенно реакция Фугаку: обычно замкнутый и хладнокровный, он мгновенно становился таким притихшим и покорным. Замечая изменения в муже, мама дарила всем ослепительную улыбку и гордо покидала «поле боя»… После короткого знакомства с Каролиной меня разместили в свободной комнате, заранее предупредив о готовящемся завтраке, который подоспеет уже совсем скоро. Дни в Амстердаме протекали крайне медленно. Титсинг все время проводил с женой или сыном, я же изнывал от скуки. Редкие прогулки по Амстердаму не помогали заполнить образующуюся в душе пустоту. С каждым днем я становился все более мрачным и замкнутым. Однажды Исаак заметил изменения в моем характере, поэтому сразу принес десяток книг по медицине – в основном, хирургии. - Я ранее этим занимался, пока не погрузился в торговлю, - предвосхищая все вопросы, с легкой улыбкой произнес капитан. – Изучай, там много полезной информации, - и он ушел. Сколько еще тайн у этого человека? Никогда бы не подумал, что Исаак – хирург, да и по нему не скажешь. Впрочем, меня мало касается чужая жизнь. Обретя новое занятие, я на несколько дней забыл о надоедающей тоске. Книги я читал в небольшом саду при доме, разместившись рядом с высоким деревом. Тихо, спокойно, никто не мешает… Но так я думал сначала, затем все чаще начал замечать Франса, пытающегося где-то спрятаться. С самого нашего приезда мальчишка меня боялся и всячески избегал, а теперь следить вздумал. - А ну иди сюда, - вскоре терпение лопнуло. – Не бойся, - но парнишка рванул со своего места укрытия, не сказав ни слова. Весьма оригинальный поступок. Вечером, на ужине, мальчик избегал даже встреч взглядами, сидел бледный и испуганный, а следующим утром, как ни удивительно, сам подошел. - Здравствуйте, господин Саске, - я лишь кивнул в ответ, ожидая продолжения. Франс стоял напротив, переминаясь с ноги на ногу. Наконец, он решился и продолжил: - А это правда, что Вы людьми питаетесь, да еще и третий глаз прячете под волосами? – я готов был услышать любую глупость, кроме подобной, поэтому даже немного растерялся. – Так правда? - С чего ты взял? – как можно спокойнее вымолвил я, отложив книгу в сторону. - Мальчишки рассказывают, что все иностранцы, прибывшие с Востока, - людоеды или… - Тогда почему я отца твоего не съел? – перебив, с еле сдерживаемой улыбкой проговорил я. - Н… не знаю, - окончательно растерялся Франс и поспешил сбежать. На этом наш странный разговор закончился, но мальчик, основательно мною заинтересовавшись, стал приходить каждый день. Сначала просто сидел рядом и наблюдал, затем стал задавать короткие вопросы о Японии, после чего любопытство довело его и до медицины. Насчет интеллекта Франса я ошибся, предположив первоначально абсолютное отсутствие логики. День за днем мальчик доказывал, что сумеет в будущем многого добиться, если не собьется с правильного пути. Сам того не замечая, я привязался к ребенку, а он, видимо, ко мне. И все бы было хорошо, если бы однажды Титсинг не сообщил о готовящейся поездке в Бельгию. Внутренне возликовав по поводу предстоящей смены обстановки, я насторожился из-за одного лишь известия: Франс едет с нами. Намекнув Исааку об опасности данной затеи, получил в ответ холодную, резкую фразу: «Он уже не маленький». Что ж, это не мой сын, волноваться не стоит. Не мой сын… Интересно, как там Сакура? За все время пребывания в Нидерландах я почти не вспоминал о жене, а теперь задумался: вдруг в Японии меня ожидает «подарок» в виде родного ребенка? Она ведь так хотела… Так, нет никакого смысла гадать. Все равно отцовские чувства во мне не просыпались. Да и в любом случае, в Нагасаки вернусь нескоро. До Бельгии мы добрались без особых проблем. Они настигли нас позже – в самой стране. Сначала Титсинг торговал в небольших городках, избегая посещения столицы, но прибыли много выручить не удалось. Тогда было принято решение заехать на пару дней во второй по величине городок – Антверпен. Все купцы возликовали, а мне сразу вспомнились тревожные мысли о ситуации во Франции. Нехорошие предчувствия вновь завладели сознанием, и отмахнуться от них не получалось. В торговые операции я не вмешивался, зато активно занимался изучением французского языка, к чему у меня была явная склонность. Даже медицина отошла на второй план. Видя постоянную занятость отца, Франс часто составлял мне компанию, поэтому занятия проходили оживленнее. Все, казалось, шло хорошо. Товары скупались активно, голландцы радовались и не спешили покидать город, до тех пор, пока не случилось непредвиденное… Один из торговцев, отметив очередную удачную сделку, нарвался на троицу «доброжелателей», которые мгновенно лишили его всей дневной прибыли, а еще избили почти до полусмерти. Благо, произошло это недалеко от места, где мы проживали. Весь следующий день я занимался лечением бедняги. Исаак с остальными отправились продавать остатки товаров. Я думал, Франс отправился с ними, те, в свою очередь, полагали, что мальчик остался со мной. Вечером началась паника – парнишка пропал. Почти до рассвета мы рыскали по ближайшим окрестностям, но результата не оказалось. Лишь когда солнце почти взошло, Исаак догадался обыскать берега Шельды. Удача ему не улыбнулась, в отличие от меня. Весь замерзший и продрогший, я вернулся в наше временное жилье с мальчиком на руках. - Где?.. Что с ним?.. – сразу подскочил Титсинг, не скрывая слез. - Нужно уложить на кровать, - быстро проговорил я, поднимаясь на второй этаж. – Франс запутался в сетях и упал в воду. Дальше продолжать не было смысла – капитан и без того все понял. Побледнев, он кинулся за моей сумкой с лекарствами, я же приступил к действиям. Чью угодно жизнь я готов был потерять, но только не эту, хотя прекрасно осознавал: спасти мальчика вряд ли удастся – слишком долго пробыл под водой, легкие забиты до отказа. Безуспешно пытаясь что-то сделать, я почувствовал, как руки перестают шевелиться, а тело будто каменеет. Безысходность распространилась по всей комнате. - Нет, Франс, открой глаза… - тихо прошептал Исаак, подойдя к сыну и взяв того за руку. – Лучше я умру, но ты проснись… Отложив все инструменты в сторону, я вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Дикое желание закричать так и рвалось из груди, не представляю даже, каково сейчас Титсингу. Внизу, за обеденным столом, сидели остальные торговцы и негромко что-то обсуждали, когда я вошел, наступила гробовая тишина. Без слов все поняли, что произошло. Весь день Исаак пробыл с умершим сыном, а на утро сообщил, что уезжает в Амстердам, чтобы достойно похоронить мальчика. При взгляде в его глаза становилось немного страшно – капитан потерял не только Франса, но и собственную душу. При этом нечто важное сломалось и во мне самом: складывая инструменты в сумку, я понял, что не могу к ним больше прикасаться. Если раньше медицина занимала все мои мысли, то теперь от них становилось лишь хуже. Неожиданно захотелось изменений, а еще отчаянных решений. Тут-то и вспомнилась революционная Франция… - Я пойду своей дорогой, - в обед сообщил я, не объясняя причин, которые, впрочем, Титсинга и не интересовали. Он лишь кивнул и продолжил собираться. Что ж, на этом наши пути разошлись, надеюсь, не навсегда. Ни с кем более не прощаясь, я начал собственное путешествие. Опасное и долгое. Не особо утруждаясь поисками временного пристанища, я часто останавливался на отдых в лесах или близ маленьких ручейков. Денег почти не осталось, язык я знал на низком уровне, медициной почти не занимался – руки дрожали при каждом воспоминании о мертвенно-бледном теле Франса. Я не всегда и в Японии успевал помогать людям, только их гибель не оставляла такого отпечатка в сознании. Возможно, все дело в привязанности или возрасте… Да и какая сейчас уже разница? Мальчик умер, я не помог. Стараясь не думать о сынишке Исаака, я преодолевал большие расстояния и через несколько дней, уставший и обессиленный, наконец, достиг цели – пригорода Парижа. Если выживу в революции, то сразу вернусь на родину, если же нет – такова судьба. В любом случае, ничего не теряю. Жизнь уже не имеет той ценности, что раньше. Ее можно легко потерять, даже не успев достойно завершить… На сегодня уже сил нет, до столицы Франции доберусь завтра или послезавтра, в самом крайнем случае. Сейчас важнее найти жилье и горячую пищу. Добравшись до ближайшей таверны, я разместился за столиком, располагающимся подальше от всех остальных. Вскоре ко мне подлетела миленькая девушка с огромнейшим вырезом на платьице и поинтересовалась, чего господин желает. Заранее предупредив, что в наличии у меня имеются лишь голландские монеты, заказал горячего жареного цыпленка, которого она так усердно расхваливала. Вкусно и сытно пообедав, при этом постоянно ощущая на себе взгляды других посетителей, прикупил в дорогу хлеба, расплатился и покинул таверну. Теперь нужно найти жилье. Здесь все оказалось гораздо сложнее: постоялые дворы были забиты, пришлось ночевать в чьем-то амбаре. Не самое удобное место, да, но зато и не на улице. На рассвете, еще до криков петухов, я покинул временное пристанище, направляясь в Париж. Шаг был твердый и уверенный, как будто неизвестное чувство влекло меня вперед, и я шел ему навстречу. Войдя в город, я сразу ощутил неприятные запахи, а еще увидел толпы людей, причем выглядели они отнюдь не добродушно. Присоединившись ко всем, я постарался разобрать гневные выкрики. Что-то про конституцию и монархию, часто упоминается имя Людовика. Хмм, Людовик XVI, правитель Франции? И чего же все эти люди хотят?.. Черт их знает – за общим гвалтом я так больше ничего и не понял. Вместе с толпой мы дошли до какого-то поля и остановились. Голоса возмущающихся становились еще громче, высказывания, которые казались относительно ясными, - резче. Я не видел, что происходило в первых рядах, но внезапно раздались выстрелы. Не прошло и мгновения, как десятки людей рванули назад, буквально затаптывая нерасторопных. В отличие от остальных, я побежал в сторону. Что вообще происходит? Не успел я и рта раскрыть, как двое военных меня схватили и повели куда-то вперед. Ну да, чудеснее не бывает! Около недели я провел в заточении, каждый день объясняя, что не имею никакого отношения к революционерам и оказался на поле совершенно случайно, но пустоголовые французы и слушать не желали. Хотя я все же нашел один плюс от пребывания в тюрьме – общение с другими заключенными. От них мне и стало известно обо всех подробностях политической жизни Парижа. Оказывается, уже несколько лет как народные массы, поочередно возглавляемые новыми лидерами, пытаются свергнуть монархию или хотя бы ограничить ее конституцией. Запуганный король – Людовик XVI – попытался сбежать вместе со своей семьей, но это у него не получилось. Народ же, ощутив себя практически всемогущим, теперь начал действовать более открыто… Весело все, однако. В Японии на подобное никто не решится. Как можно поднять руку на императора, потомка самой богини Аматерасу?! Здесь же, в Европе, центре культуры, и такие события! Неожиданно. На очередном допросе меня, наконец, решили отпустить. Сказалось, видимо, то, что сменился начальник гарнизона. Сразу поняв, что я – иностранец, он задал еще пару вопросов, а затем высказал довольно интересное предложение – начать службу во имя короля. Внутренне я опешил: разве можно так рисковать? Ведь этот человек меня совершенно не знает. А вдруг я окажусь тайным посланником? По затянувшейся паузе француз понял мое замешательство. - Нам не хватает медиков здесь, в гарнизоне, - продолжил он, ожидая ответа. Выбора особого не было: либо остаться в тепле, либо почти без денег бродить по столице. Кивнув, я выжидательно посмотрел на начальника охраны. – Меня зовут Жан-Мишель. - Учиха Саске, - ну и имечко у этого человека! – Могу я где-нибудь отдохнуть, помимо тюремной камеры? – вопрос без лишней скромности, но она здесь ни к чему. - Конечно, идем, - и он повел меня за собой. Так началась служба на французов. Сказать, что я рад – соврать. Абсолютное безразличие поселилось в душе, и вместе с ним тревога. Заниматься медициной не хотелось, как и гнить в заточении… Около года я прожил в Париже, даже ни разу не задумываясь о том, чтобы вернуться домой, не пугали даже революционные события, нарастающие с каждым днем. Прогуливаться по улицам города становилось все опаснее, не спасала и форма французского военного. Да-да, из медика я превратился в солдата. С оружием у меня получалось управляться ничуть не хуже, чем с инструментами. Все было хорошо до тех пор, пока Франция не объявила войну Австрии. Причины подобного поступка мало кто понимал, но рядовых военных никто не спрашивал. Нас просто отослали на места сражений. И тут началось самое веселье: выяснилось, что в нашей армии нет никакой сплоченности. Половина солдат сбегала с боев, командиры выдавали совершенно глупые планы операций, а лучшие офицеры переметнулись на сторону противника или покинули страну. Даже добровольцы, активно вливающиеся в наши ряды, не спасали ситуацию – они не были обучены, а значит, не были готовы к настоящим боям. Постепенно над нами нависла угроза поражения. Как ни странно, в это же время засуетился французский народ, начало формироваться своеобразное ополчение. В связи с этим наш отряд перекинули на защиту столицы. Я, будучи раненым в правое плечо во время последней битвы с австрийцами, оказался отстраненным, но настоял на том, чтобы все-таки участвовать в сражении. Жан-Мишель, привыкший к подобным «героическим» поступкам с моей стороны, лишь удовлетворенно похлопал меня по спине и широко улыбнулся. Теперь нашей целью стала защита города от вторжения других держав. Поначалу это давалось с трудом: приходилось объединяться с отрядами необученных жителей, а потом дела стали заметно улучшаться. Но тут проявилась новая беда: пока все были заняты военными действиями, оживились лидеры революции, что, к сожалению, мы заметили слишком поздно. Наступил роковой август… Восстание началось неожиданно, никто даже не успел ничего толком сообразить. Вроде вчера все было еще спокойно, а сегодня бунтари уже атаковали королевский дворец и лишили Людовика трона. Наш отряд находился далеко от Тюильри. Помочь мы ничем не могли, лишь старались угомонить беспорядки на улицах Парижа. Но разве несколько человек способны противостоять разгоряченной толпе?.. Отстреливаясь, мы пытались спастись, прикрывая друг друга. Вскоре нас осталось пятеро. Последнее, что я услышал, был голос Жан-Мишеля - «Бегите!» Не раздумывая, мы выполнили приказ начальника. Сразу последовало несколько залпов. Одним из них меня ранило. Не сильно, но кровотечение началось. Кое-как оторвавшись от преследователей, я скинул верхнюю одежду, оставшись в простой рубашке, и зажал рукой кровоточащий бок. Затем оторвал кусок от внутренней подкладки формы и перевязал рану. Неплохо было бы раздобыть лекарства, но это уже роскошь. Сейчас лучше подумать о том, как жизнь спасти. С трудом дождавшись наступления темноты, я добрался до нашего гарнизона и обнаружил там повстанцев. Зная все тайные проходы, незаметно пробрался в свою комнату, переоделся, взял необходимые вещи и тихо ушел, оставив в подарок сюрприз – подожженные бочки с порохом. Благо, я успел скрыться раньше, чем они взорвались. Не знаю, что случилось с остальными солдатами и Жан-Мишелем, но с меня, пожалуй, хватит, пора возвращаться домой. Какой смысл? Понятия не имею. За время этого путешествия я не добился почти ничего, лишь посмотрел на жизнь за пределами Японии. И она, к сожалению, совершенно не порадовала. Сильнейшая держава в Европе проявила себя как слабейший игрок, и все потому, что кучке революционеров захотелось дорваться до власти. Им мало было уступок со стороны монарха, жажда убийства затмила прочие чувства. И все равно, что Людовик – такой же человек, как и они. Его можно убивать вместе с семьей, они же представители королевской династии, прямые наследники французского престола… Страна, раньше казавшаяся мне привлекательной, за пару мгновений превратилась в прогнившую и отвратительную. И все из-за политических стремлений низов и глупейших представителей среднего класса. Все хотят власти, даже если не умеют правильно ею распоряжаться. Так какой смысл оставаться здесь? Я его не вижу. Возвращаться оказалось сложнее: пришлось множество раз менять корабли, каждый раз уговаривая капитанов взять меня с собой. В это время почему-то резко усилилось недоверие к иностранцам, особенно к тем, кто пользы или выгоды не приносил. Медицину я давно забросил, помнил лишь самое элементарное. Единственное преимущество, обнаруженное не сразу, – знание китайского языка. Пригодилось оно в Португалии, откуда корабль отправлялся в Макао. Упрашивать пришлось долго, даже согласился драить палубу за провоз и питание. Подобного унижения я никогда ранее не испытывал, но желание вернуться слишком ярко загорелось внутри меня. Путешествие прошло довольно успешно, хотя и долго. Тут же вспомнился Исаак Титсинг. Было бы неплохо увидеть его еще хоть раз. Возможно, это и получится в Нагасаки, все-таки он – торговец и управляющий торговым постом. В Макао, пробыв там несколько дней, удалось разыскать корабль, идущий до нужного мне места. Новое чувство встрепенулось в груди и очень быстро погасло. А ночью мне приснился странный сон: девушка, стоящая на причале, и ребенок. Девочка с черными волосами и того же цвета глазами, безумно похожая на меня. Еще довольно маленькая, года три-четыре от силы. Девушка очень напоминала Сакуру. За длительное время отсутствия я совершенно забыл ее лицо, но глаза… этот изумрудный взгляд, словно проникающий в душу. Если подумать, то за эти годы я ни разу не захотел другую женщину, даже ни на кого не посмотрел. Возможно, сказывается довольно быстрая смена жизненных событий или… Насчет иных вариантов нужно, наверное, еще задуматься. Через четыре дня мы оказались в порту Нагасаки. Я с трепетом ступил на родную землю, хотя внешне старался выглядеть абсолютно спокойным. Поблагодарив капитана корабля и отдав ему последние сбережения, я отправился домой. Внешне ничего не изменилось, только вот в саду играли двое детей: мальчик и девочка. Лишь увидев их, я резко остановился. Неужели сон оказался реальностью?.. - Саске-сан? – развиться мыслям далее помешал упавший до шепота голос позади. Развернувшись, я увидел девушку, довольно милую, но чересчур бледную. – Это Вы? – маленькими шажками она подошла ближе и посмотрела прямо мне в глаза. Изумрудный взгляд. Сакура. – Почему молчите? Не узнаете? - Здравствуй, - только и вымолвил я. Наша сцена встречи привлекла внимание детей. Очень тихо они куда-то сбежали, а через мгновение из дома показался еще один человек. – Итачи, - кивком я поприветствовал брата и подошел к нему. - Не ожидал тебя увидеть, Саске, - хоть в голосе и читаются прохладные нотки, но до откровенного гнева дело явно не дойдет. Зайдя внутрь, я огляделся, ища взглядом родителей. – Они умерли год назад, Мидори тоже. Не знаю, что и сказать. Хотя… разве слова не будут лишними? Пока я отсутствовал, в моей собственной семье случилось нечто худшее, чем революция в далекой Франции. - Расскажи все, - это единственное, что я могу сделать для искупления вины перед родными. Прошлого не вернуть, но можно же попытаться наладить будущее?.. Очень долгое время мы пробыли с братом наедине, беседуя. Сакура лишь изредка отвлекала нас, принося чай. Такой грустный взгляд и бледность. До отъезда на ее лице присутствовали хоть какие-то краски, что же изменилось?.. - Ты по-прежнему занимаешься медициной? – неожиданно спросил Итачи. Я отрицательно качнул головой, вспоминая Франса. Взять в руки инструмент, даже мысленно, казалось пыткой. Не хочу вновь стать чьей-то причиной смерти, пусть даже косвенно. – Очень жаль. В Нагасаки не хватает умелых врачей, часто люди погибают, так и не будучи осмотренными. Мидори… Я не успел. Уехал на пару дней, а когда вернулся, было уже поздно. Ками так быстро забрала ее к себе, - заметив мой вопросительный взгляд, брат добавил: - Лихорадка, разразившаяся в деревне, унесла жизнь многих. Сакуру с детьми спасло одно – они до этого уехали к ее родителям - после этого брат пожелал мне спокойной ночи и ушел. Было довольно рано, но по нескрываемой боли в голосе я все понял. Пройдя в некогда собственную комнату, я застал там Сакуру, играющую с детьми. Увидев меня, все трое затихли, лишь девочка уставилась огромными черными глазищами. - Папа? – наконец, вымолвила она. Жена сразу испугалась и напряглась. – Папа? – вновь вопросительно поинтересовался ребенок, немного склонив голову набок. - Да, - сглотнув комок, образовавшийся в горле, выдохнул я. Девочка тут же подскочила и обняла меня за ноги, так как выше пока не доставала. - Это ее отец? – расслышал я шепот мальчугана. - Да, Тадаши, - тут же в глазах ребенка появились слезы. Мое понимание окончательно запуталось. В этот момент и вмешалась Сакура: – Саске-сан, познакомьтесь, это – Микото, Ваша дочь, а это – Тадаши, Ваш племянник, - теперь все относительно ясно. Наверное, мальчик просто соскучился по маме. – Все, детки, поиграйте еще чуть-чуть, - с тихим хныканьем малыши покинули комнату. – Я рада, что с Вами все хорошо, - потупив взгляд, произнесла девушка. – Только прошло гораздо больше, чем два года, - чувствуется упрек и обида. – Вы – обманщик, - о, что-то новое. - Женщине не пристало говорить подобное мужчине. - А мужчина должен держать слово! – колкий ответ, который мне почему-то очень нравится. – Неужели не понятно было сразу: никто не хотел Вас отпускать! Вы нужны были здесь, в Нагасаки, а не в Европе! И мне нужны тоже! - Мы даже не знакомы почти были, - довольно холодно выговорил я, сложив руки на груди. - А вот и нет, просто у кого-то память короткая, - в зеленых глазах заблестели огоньки гнева. А девушка не так проста, как кажется. – Ваши родители часто захаживали к нам в гости, Вы держались всегда в сторонке или рядом с братом. Я постоянно пыталась привлечь внимание, но в ответ получала лишь полное игнорирование. Это же безразличие проявилось и после женитьбы… Она все говорила и говорила, а в моем сознании всплывал образ маленькой, неуверенной в себе девочки, вечно прячущейся за матерью. Да, еще в детстве я замечал на себе ее заинтересованные взгляды, но не придавал им какого-либо значения. Как видно, зря. Осознав, что получил на сегодня чересчур много информации, я просто ушел, даже не дослушав. Впереди еще много дней… Приспосабливаться к новой жизни оказалось гораздо труднее, чем я предполагал. Нужно было познакомиться с дочерью и племянником, узнать с новой стороны жену, принять и помочь брату, над которым жизнь изрядно поиздевалась. При этом стоило позаботиться и о том, чтобы как-то зарабатывать на питание. Итачи продолжал трудиться врачом, но один мало что успевал: его постоянно закидывали вызовами. В итоге я пришел к единственному выводу – сыну он внимания уделять не сможет. Опять вспомнился Франс: если бы его отец оказался в тот момент рядом, мальчик бы выжил. И тут во мне все перевернулось. Когда брат отсутствовал, я вошел в его комнату и открыл запасную сумку с инструментами. Рука дрогнула. Бледное лицо сына Исаака предстало перед глазами. Нет, нужно быть стойким. Быстрым движением я прикоснулся к вещам, ощущая их прохладу. Конечно, первое время будет сложно, но… можно же попытаться все исправить. На вечернем ужине я попросил Итачи немного позаниматься со мной медициной. На его лице промелькнула искренняя улыбка. Тут же неожиданно обрадовался и Тадаши. Забавный мальчик, как и моя дочь. Немного развернувшись, я взглянул на Сакуру и Микото. Кто знает, возможно, они займут в моем сердце гораздо больше места, чем это вообще возможно? Первые шаги на данном пути уже сделаны, осталось дождаться ответной реакции, которая поступит, разумеется. Не зря же все это время судьба так надежно хранила меня…Часть 1
31 января 2014 г. в 23:46