Лишь тенью коснувшись

IAMX — The Stupid, The Proud Работа оказалась, я бы сказала, занимательной, возможной для рассмотрения, как один из вариантов, но не для меня. Уж слишком это близко к людям, с которыми я работала когда-то в своей сфере. Уж слишком эта работа болезненна для меня. Хотя предложение, конечно, заманчивое. Быть может, мне действительно стоит об этом задуматься. Нет, не стоит. Отгоняю эти мысли прочь из моей головы. Но перед глазами снова проносятся подиумы, триумфы и окончательное падение, крах всего, над чем я корпела долгие годы, того, что было смыслом моей жизни — то, чего я, наверное, никогда не забуду. Когда-то я пообещала себе, что больше никогда не ступлю на этот путь. И у меня давно уже нет привычки изменять своим словам. Сквозь мысли смутно осознаю, что кто-то настойчиво желает со мной поговорить. Достаю телефон и, даже не смотря на дисплей, отвечаю. — Привет, Лиз, — протягиваю я, понимая — это неизбежно, поэтому я смиренно отвечаю на этот звонок в ожидании расспросов. — Живо в бар! — ох, этот ее тон, не терпящий прекословий. Словно мамочка, ей Богу. — Что стряслось, Лиз? Неужели ты не можешь произвести допрос посредством телефона? — в шутку хнычу я. Хотя, не совсем и в шутку, просто я понимаю, что окажись я сейчас в баре, а именно в непосредственной близости к алкоголю — не миновать беды. Все эти воспоминания в кучу с недавними происшествиями просто укажут стрелкой в направлении — «алкоголь», что для меня равносильно неминуемой проблеме в ближайшем будущем. — Нет, не могу. Тем более что нам с тобой предстоит серьезный разговор… — Но… — Никаких «но», я сказала! Чтоб была здесь через полчаса, максимум через час, — а вот это уже не к добру. Я, конечно, ее люблю, и знаю, что она желает мне только добра, но иногда она чересчур опекает. Она бросает трубку, пресекая тем самым мои вялые отговорки на корню. Через минут семь один из кэбов все же удосужился остановиться. Город из окна кэба все еще кажется мне каким-то отдаленным, немного чужим. Когда я вот так смотрю на проплывающие мимо меня улицы, дома, площади Лондона, то снова ощущаю себя той девушкой, которая приехала сюда четыре с лишним года назад, которая думала, что все ее мечты сбудутся, лишь только она коснется каблучками своих туфель земли туманного Альбиона. Как говорится, наивность не порок, она проходит, уступая место опыту. И таковой мне предоставили с лихвой, за что я благодарна по сей день. Болезненный, неприятный, жестокий, но опыт, который теперь как раз и не давал мне уйти в тот мир иллюзий, который раньше был моим спасительным пристанищем — алкоголь. Причем не просто пару попоек в месяц с друзьями, а целенаправленное уничтожение любого подобия рассудка, изо дня в день. Да, это невероятная, непозволительная слабость. Но это я понимаю теперь, опять-таки с высоты своего опыта, и того, чему меня научила моя старшая названная сестра — Лиз. Она заняла именно такое место в моей жизни с первой нашей встречи, и она знает об этом. Более того, она действительно взяла на себя ответственность за меня в первые месяцы моей жизни здесь. Лиз на самом деле тоже считает меня своей сестрой — это я называю настоящей дружбой, когда люди настолько близки по духу, что ощущают себя родственниками. Но беда, а может, и не беда, в том, что она до сих пор считает, что груз ответственности за меня все еще на ней, меньший, но все-таки груз. Хоть я и замечала, что ей это в радость. Тем более, что знаю, кого я заменила ей тогда. Знаю, что в ее жизни я тоже сыграла немаловажную роль. Что появилась рядом как раз вовремя. Она сама мне в этом призналась, хоть и через длительный промежуток времени. Это было не обязательно, я и так все понимала. Заходя в бар, я вспоминала, как вошла сюда в «последний» раз, сразу после того, как отреклась от своей мечты. Тогда это еще не было баром. Но и уже не было моим «домом», местом, в которое я вложила деньги, душу, силы, частичку здоровья, мечты и надежды. Это было лишь тлеющими балками и перегородками, вешалками и декорациями, искореженными огнем швейными машинками и летающим вокруг снегом из пепла, развеваемого ветром, проходящим сквозь прогоревшие стены. Так развеивались мои мечты. Я смахнула слезу. Да, Лиз с Бартом постарались на славу и сделали из этого места конфетку ресторанного (ликероводочного) бизнеса. В самом баре играла какая-то ненавязчивая музыка, отдаленно напоминавшая «IAMX», но я особо не вслушивалась. — Лиз, давай к тебе в кабинет пойдем, прошу. Ну, сил просто уже нет среди этого соблазна находиться, — умоляла я подругу, лишь только подойдя к барной стойке. — Извини, милая, не могу. И это даже не дело принципа, просто Трис заболела, а я, как всегда, не прочь вспомнить любимое дело, — это правда, ее глаза сейчас светились, как в моменты ее былой работы. Она прирожденный бармен. Знаю, для некоторых это весьма сомнительный комплимент, но для нее это высшая похвала. Лишь раз, попробовав ее коктейль, я больше не смогла пить в других заведениях, это было так, будто ты пьешь радугу, приправленную утренней росой. И вот сейчас, вспоминая то чувство, я уже понимаю, что точно что-нибудь да выпью. Заметив мой взгляд, она без слов стала делать коктейль. — У меня есть кое-что новенькое для тебя. По случаю новой работы. — Я не соглашалась на эту работу. — Я знаю. Но это лишь дело времени и пары правильно подобранных коктейлей. — Откуда знаешь? — я подозрительно сощурила глаза и изогнула бровь. — Во-первых, несложно было и догадаться, учитывая суть этой работы, и чего именно они от тебя хотят. — А во-вторых? — спрашиваю я, подаваясь вперед, предчувствуя заговор. — А во-вторых… — она замялась, обдумывая, как бы мне сказать что-то, но что, — …, а во вторых, я знакома кое с кем, кто там работает. И… как бы тебе это сказать, они давно уже хотят заполучить тебя. — В смысле, такого специалиста, как я? — Нет, именно тебя. Ты ведь знаешь, что… — Нет, я даже не желаю этого слушать, — отрезала я. Мне не хотелось снова переживать старые страхи, потери, встречать тех, кто раньше был со мной бок о бок. Не хочу видеть их лживые подбадривания и радость по поводу моего возвращения. А они будут лживыми, в большинстве своем, потому что многим тогда, в мгновения моего расцвета, хотелось полакомиться частью того, что я сделала своими руками. Многим хотелось поплясать на руинах моего процветающего на тот момент дела. — Да ты хоть бы подумала об этом. Ведь это такая возможность для тебя снова вернуться в… — Куда вернуться? В это змеиное кубло? Нет, Лиз, нет. Я, — всхлипы, вырывающиеся из моего горла, против моей воли выдают все то отчаяние и боль, накопившиеся со временем, — ты же знаешь, я — слабый человек. Несмотря на все, чему меня научила жизнь, я все такая же слабая. Я не выдержу этого снова. Когда-то я еще могла считать иначе, могла поверить во второй шанс, но не теперь, — слезы так и катятся из моих глаз, не оставляя мне больше никакой возможности совладать с эмоциями, так долго хранимыми в казематах моего сердца. На этот раз даже алкоголя не понадобилось. — Думаю, тебе все же надо выпить, — Лиз ставит передо мной какой-то коктейль в замысловатом бокале, и я, не споря с ней, осушаю его в два счета. Сейчас это то, что поможет мне полностью открыть свою душу и принять решение, не опираясь на здравый смысл, а только на сердце. Именно то, чего я уже так давно не могу сделать. — Просто я больше не могу на это смотреть. Ты бы видела, как горели твои глаза, когда ты занималась этим. Как корпела над каждым швом. Как правила каждую пуговицу. Вспомни, какое это тебе приносило удовольствие. Лиз молча поставила передо мной еще какой-то алкогольный шедевр, похлопала меня по плечу и лишь шепнула, наклонившись поближе: — Все, что тебе нужно, это принять верное решение, которое ты не приняла в прошлый раз, — и добавила, — любой алкоголь за этой стойкой для тебя сегодня за счет заведения. Сегодня тебе это нужно. И она ушла, видимо, в кабинет, потому что я слышала отдаленные выкрики Барта. Хм, действительно стоящая вещь. И вот как у нее это выходит? Кудесница, не иначе, ей бы только зелья варить. Перегнувшись через барную стойку, я достала водку с рюмкой, и продолжила «открывать душу». На улице уже изрядно потемнело, а я все так же сидела в баре, потягивая жгучий напиток. За моей спиной пошли какие-то шепотки, перерастающие в возгласы; обернувшись на шум, что далось мне очень трудно, учитывая литраж выпитого мною сегодня, я чуть не свалилась со стула, но чьи-то сильные руки ловко успели вовремя меня поймать и привести в сидячее положение. Сначала, под воздействием алкоголя, мне показалось, что это Барт, и я, было, хотела уже его поблагодарить, как осознала, что глаза, смотрящие сейчас на меня со смесью беспокойства, облегчения и еще чего-то, что различить мне было сложно, не карие, а бирюзово-зеленые. Это осознание навело меня на мысль, что где-то я уже видела такие глаза. Но память не желала поддаваться мне, поэтому я решила не напрягаться о том, знаю я этого человека или нет. — Эм… а… спасибо… вам, — пробормотав невнятно, все так же смотря знакомому незнакомцу в глаза, я уже начинаю отворачиваться обратно к стойке, ожидая, что он уберет руку, сжимающую мое предплечье, которое он схватил в попытке помочь мне. Но, вопреки моим ожиданиям, он мягко поворачивает меня обратно к себе. Я удивленно смотрю на него, лишь вопросительно наклонив голову на бок. — Вы… вы же та девушка… девушка-солнце? — раздается радостный бархатистый голос у меня над ухом. — Точно-точно, вот и тот плащ. Вижу, пятна отстирались. — Простите, как вы меня назвали? — пока мои глаза пытаются сфокусироваться на лице, находящемся прямо перед ними, и опознать его в своей «базе данных», которая сегодня весьма потрепана, по понятной причине, мозг соображает, откуда этот человек меня знает, а главное, почему он называет меня таким странным прозвищем. Передо мной стоял высокий крашеный брюнет с кудрявыми волосами и бирюзово-зелеными глазами, наклонившийся сейчас так, что наши лица, выровнявшиеся в одну линию, находились в непосредственной близости друг к другу. Он улыбался своей странной, милой и почему-то пугающей меня улыбкой. Секунда. Две. Три… В «базе» нашлось стопроцентное совпадение — это Бенедикт Камбербетч — актер и по совместительству тот, кто заставил меня похлопотать над плащом и приобретением им его первоначального вида. Но на которого я, конечно же, не в обиде, потому что ну как на него можно обижаться, вы же посмотрите на него, он же такой лапочка, пусечка, красавчик, а какой с… Стоп, стоп, стоп… стоп, стоп. Стопе, детка, мы не в себе, подвыпивши, и не хватало нам еще дел натворить и перед известностями всякими опозориться. — Девушка-солнце, вы же тогда сказали, что теперь люди будут знать, что и на солнце бывают пятна. Так что, учитывая то, что я не знаю вашего имени, думаю, вполне логично вас так называть, — почему-то мне чудится, что голос, раздающийся практически возле моих губ, невероятно сексуален и притягателен. Не, не, не… я знаю, знаю, что все искажает алкоголь. Но как же приятно слышать этот голос. Как приятно ощущать руки, поддерживающие меня сейчас от нового падения. Алкоголь освободил что-то во мне сегодня, что-то, что заставляет меня желать человека, стоящего сейчас передо мной, а иначе как еще объяснить то, что такого сильного ощущения, как это, я не испытывала уже длительный период времени. — Меня Ария зовут, будем знакомы, мистер Камбербэтч, — делаю все возможные усилия, чтобы мой голос звучал как можно трезвее и протягиваю ему руку для рукопожатия. Если вообще это можно так назвать, учитывая, что расстояния между нами почти не было.