Сломленный

И скоро рухнет мир, война смешна. Куда идти теперь? По трупам и костям. Дорога в ад не так уже страшна. И пусть взорвется рай! Пусть все горит к чертям! Sophia West.

Галену Вону не так давно стукнуло тридцать пять. У обычных людей в этом возрасте рождается второй ребенок, ожидается крупное повышение по должности или хотя бы собака, заведенная в студенчестве, отдает концы в ветеринарной клинике. У Охотника же не было жены, от которой он хотел бы ребенка, не было постоянной работы (мелкие приработки контрабандой не в счет), да и собаку он не заводил. Его женой стала охота, домом — самый дешевый из предложенных отель, утешением — число убитых вампиров, а наградой — растущая татуировка. Он не боялся темноты и не боялся одиночества, смерть тоже давненько не вселяла в него страха. С её вечным соседством волей-неволей приходится мириться, когда твое основное занятие — охота на тех, кто когда-то променяли душу на вечную жизнь. На вампиров. Гален Вон обожал моменты, когда выстрел совершен и настает понимание, что все сделано верно, а противник сейчас упадет, покрываясь сеточкой вен, будто бы какой-то сумасшедший художник из области бодиарта разрисовал его под старое дерево. Каждый раз, входя в двери придорожного бара, он взглядом выискивал цель — вампира. Но, зачастую, находив лишь собутыльников-на-выходные, он не расстраивался. В конце концов, напиться — лучший способ забыться. Охотник, кажется, разучился бояться, но его пытали кошмары. Раз за разом, подрываясь с кровати и не веря глядя на навеки прикованную к небосводу луну, он выбегал из номера и бросался бегать вокруг мотеля. Ему наплевать было на то, что время близится к утру, а в восемь ему выезжать. Он был готов на все, чтобы избавиться от кошмаров. Гален Вон так и не понял, что все-таки смогло его сломать. Было ли это постоянное убийство существ, которые, несмотря на всю свою мерзость, напоминали людей, или же одиночество, которого он не боялся лишь из-за того, что оно слишком плотно засело в сердце. Как бы ни обстояло дело — нормальным, сам себя, назвать он не мог. И все чаще рука тянулась к оружие, чтобы убить не выродка — нелюдя, а простую официантку, нахамившую ему в ответ на флирт. Охотник знал, что если его вскоре не убьют, он сам пойдет убивать. Пятнадцать лет такой любимой, такой ненавистной охоты не прошли даром. Только кошмары не отступали под действием сильнейших успокоительных. А если и уходили прочь, то оставляли за собой видение милого домика где-то в пригороде (таких он проехал сотни). Он понимал, что это запретный плод и что этой жизни ему не познать. Спокойствие не в его духе, тем более на руках у него кровь. Нет, он не мучился от чувства вины перед вампирами и тем более перед их родственниками, друзьями или же возлюбленными. Его мучила вина перед людьми. Перед теми, кого он не успел спасти, просто потому что не стал Охотником чуть раньше. Потому что родился позже, чем надо. Потому что повернул направо, когда надо было налево. За всеми этими условиями стояли всего лишь два слова, которые вгоняли его раз за разом, ночь за ночью, в ужас. «Не успел». Гален Вон последние несколько лет живет на осколках своего мира, силясь что-то собрать. Но, с течением времени, все чаще хочется просто махнуть рукой и разрешить ему обрушиться окончательно. Гален Вон наконец понял бессмысленность веденной им войны. Но сдаться отказался.