Спокойствие

Время тянулось неумолимо медленно. Ты разговаривал с темнотой в углу квартиры. Жаловался на искреннюю боль в области груди, жаловался на одиночество и предательство. На замену горькому отчаянию пришла сладкая ложь. Тебе казалось, что война кончилась, но нет — она продолжалась, но уже в твоей душе. В тебе воевали жалкие остатки разума и слепая жгучая ненависть. Ненависть к себе и всему миру. Ты доломал Грейнджер. Она тебе снилась. Снились её легкие касания около раны, трепетный шёпот о падении мира в бездну и краткие взгляды полные вселенской грусти. Ты просыпался с тяжестью в голове и не засыпал, прокручивая моменты последних дней/недель/месяцев. Так прошли осень и зима с твоими короткими снами и в твоём полном бездействии, с каплями обжигающего алкоголя около дивана и плотно закрытыми дверями. Они прошагала быстрыми шагами около твоего дома, оставив за собой запах ели. Мысли о том, что тебе нужно сходить домой к родителям бились в голове. Было ужасно стыдно перед родителями и братом. Совесть пожирала твою душу. В доме Уизли пахло семьёй, не горьким одиночеством как у тебя, а семьёй. Доброй, весёлой и всегда понимающей. Заботливая мама встретила тебя с огромной радостью, щебеча о том, что это просто прелестный подарок на Рождество. Отец с улыбкой на лице пожал твою руку, а вечно жующий Рон похлопал по плечу. Со слов матери: Билл и Флёр ушли наверх, успокаивая вечно плачущую дочурку. Но больше всего тебя удивило присутствие Лаванды Браун на семейном празднике. Блондинка сидела с огромными синяками под глазами и со шрамом на шее. Она молчаливо разглядывала комнату и тёрла воротником тёплого свитера шею, как бы убирая что-то лишнее. Кажется, эта девчушка изменилась! В доме ужасно пахло омелой. Она была везде: на потолке, на стене около входа и т.д. Запах ужасно раздражал. В дверях стояла Грейнджер с чашкой в руке, призрачно красивая и невероятно печальная. Ступор — вот что ты сейчас ощущал. Она тихонько подошла, слабо кивнула и тяжело-тяжело вздохнула. Ты впервые начал беспокоится за неё. Болезненно худая, с вечно грустным лицом. Неужели, она так переживает за погибших?! Вы так похожи друг на друга. Она ходит рядом с темнотой, удерживая костлявую руку. Ходит в белом одеяния и сниться тебе каждую промёрзшую ночь. — Джинни, а что у нас делает Браун? — спросил ты у рядом сидящей сестры. Та уже была с округлым животом и с ярким румянцем на щеках. Беременность Джинни была просто потрясающим явлением, приносящим радость и уют в семью Уизли. Мать вновь стала улыбаться, а отец ходил с довольным лицом. — Они снова вместе, — стала в ответ шептать на ухо сестра.- Гермиона, ушла от него, сказав, что ей очень трудно, Рон же в свою очередь встретил Лаванду. Знаешь, она ужасно повзрослела. Уже нет той глупой Лаванды. И в подтверждение слов Джинни, Лаванда на поцелуй Рона лишь отвернулась и одарила его осуждающим взглядом. Ужасно бледная Гермиона наблюдала за Лавандой и Роном. В её глазах было отчаяние и осознание огромной ошибки. Прикусив губу, она одновременно слушала слова Гарри и смотрела на Рона. Ты это заметил. Заметил её чертовски ужасные страдания, и в голове у тебя стала зарождаться глупая ревность. Глупая-глупая Грейнджер. Она резко встала, чем взбудоражила всю семью. Надломленная, больная, она не смогла выдержать этой романтики. Она ушла, покинув Рона, Лаванду, тебя и Гарри. Ты встал и двинулся за ней вслед. У тебя было ощущение, что ты пойдёшь за ней в самое пекло, на край света, как бы это пафосно не звучало. Она сидела на старом, хрупком, как ваша жизнь, пороге. Сидела и наблюдала за деревьями. Ветви деревьев напоминали руки страшных демонов смерти. Закрой глаза — они заберут тебя с собой. Она была нечастной мухой, запутавшаяся в паутине своих мыслей и чувств. Плечи её были опущены, а волосы растрепаны. Ты присел рядом с ней. Настало время, чтобы ты успокаивал её и вытаскивал из этой безысходности. — Грейнджер? — Я не могу, — прошептала она и закрыла глаза. Шея у неё прекрасная, тонкая и изящная. Как у маленькой балерины на магловской шкатулке, которую когда-то давно принёс в дом отец. Она кружилась вокруг себя под мелодию весны: переливающиеся ноты солнца и тихие-тихие звуки цветов. Грейнджер была точно такой же, несмотря на её болезненней вид. — Мне ничего не помогает, Джордж! Мне снятся ужасы. Она открыла глаза, сжала руки, останавливая нахлынувшую боль. — Эй, ты вся дрожишь. Ты накидываешь на неё свой свитер. Изящные ноги по щиколотку в снегу. — Что это? — ты указываешь пальцем на ноги и строго смотришь на неё. Она испугано смотрит на тебя и поджимает губы, в попытке остановить кристальные слёзы. Ты грубо хватаешь её за руку и поднимаешь со ступенек. Точно уверен — синяки останутся. Лиловый синяк на тонкой руке. — Что это? — хватаешь её за плечи и встряхиваешь от тумана в голове. — Я не могу, — она утыкается тебе в грудь и тяжело дышит. Ты чувствуешь стук её сердца. Оно колотиться, словно она пробежала марафон. Бежала, пытаясь получить ценный приз. Весь ваш разговор, кажется чем-то неразумным, глупым, сумасшедшим. Её бессвязные слова утопают в зимней вьюге. Она обнимает крепко-крепко, пытаясь не отпустить. — Только не уходи, — слышишь ты в её дыхании. Тебе кажется, что она повторяется. Повторяет за тобой, и от этого тебе жутко. Как так получилось, что теперь вся надежда в твоих руках? Вы стоите так целый час. Пальцы на руках окоченели от мороза, а рубашка покрылась инеем. И Грейнджер, такая странная, ещё ни разу не отпустила тебя. На улицу выбегает Джинни: — Хватит стоять на улице! — начинает ругаться она, но сразу же замолкает, увидев такую картину. Гермиона мгновенно отрывается от тебя и уходит домой, ничего не сказав. Сестра смотрит на тебя с любопытством, но ничего не спрашивает — она знает, что происходит, она чувствует. Всё вышло из-под контроля. Вытекли наружу всё чёртовы чувства, и безумие пришло царствовать в ваше королевство.