На улицах планеты...

Он уже давно не ощущал ни холода ни даже легкой прохладци, а в этом уголке планеты натурально озяб. Сибирь - странная земля в странной стране. Когда-то давно один знакомый рассказывал, что… «русские, они хорошие, разве только пьют много, но суть ли…» Небо растворяло темно-синию краску, с запада подступал роскошный рассвет. Вдоль одной из центральных улиц среднесибирского городка шли молодой парень в черном пальто да совсем уже старый господин в больничной пижаме и в стоптанных вельветовых тапочках. Из-за старика шли неспешно: бедалага как мог стрался, но что поделать, немоглось ему… Боялся. Парень все понимал и сдержанно медлил, любуясь гаснущими звездами. Со всех сторон окружала удивительная тишина, словно бы не этот вот конкретный старик, а все взяло и умерло, даже ни одной машины не проехало. А ведь по центру города шли, и час не такой уж ранний. Но ни суть важно. Двигались молча, каждый думал о своем, один шептал молитву сморщенными от старости губами, другой никак не мог взять в толк, как мог замерзнуть, такого давно не приключалось. А поди ж ты - сибирский мороз, даже смерть не пощадил. Забавно… Пройдя, вдоль площади с абстрактным монументом, спутники услышали грозный лай, что-то белое с черными пятнами пушистым комом на сильных лапах в один прыжок метнулось к ним, смерть и понять ничего не успел, а в его пальто уже вцепилась зубами красивая благородной породы лайка. Собака так рычала, словно бы перед ней злейший враг, вся ощетинилась и прижала уши. Разодрав пальто, она стала подпрыгивать в попытке перекусить парню горло, тот глаза округл от удивления и хотел уже отправить наглую шавку к её праотцам – могучим волкам, но тут старик кинулся к собаке и принялся сюсюкать, гладя ту по голове, обнимая за толстенную шею, приговаривал… - Рекс, плохой! Плохой мальчик! Ну разве можно так… Вот я тебе... Вопреки угрозам и ругани, старик трепал собаку за ухо, гладил и по-доброму смеялся, отчего выцветшие глаза его заблестели. Рекс и вовсе от счастья одурел, забыл про своего врага и лизал морщинистые щеки хозяина, лаял весело и мотал хвостом с такой скоростью, что тот благополучно мог оторваться. Смерть безучастно поглазел на эту идиллию, не придумав ничего уместней, чем кашлянуть и сдержанно проговорить: - Нам пора. Старик тут же погрустнел и стал кивать, с усилием отстраняя разошедшегося Рекса. - Ну-ну- мальчик, тебе нельзя со мной… Беги давай к маме, а то она волноваться будет. Рекс, кажется, не понимал или удачно делал вид, что не понимал, привставая на задние лапы, он все хотел лизнуть лицо хозяину и, кажется, поставить мировой рекорд по скорости виляния хвостом. На лоснящейся шерсти его серебрился иней, а из розово-черной приоткрытой пасти шел пар. Смерть еще раз кашлянул, тогда старик приосанился и по-военному сказал: - Смирно! Сидеть! Собака тут же села и пронзительно грустно глянула на хозяина, словно бы говоря: «Я не могу тебя ослушаться, но зачем ты так, а?» Старик тут же смягчился, охая, присел на колени и, обняв собаку, горько пробормотал: - Хороший… Хороший мальчик. Я тоже буду скучать. Потом спутники пошли дальше, а Рекс метнулся было за ними, потом остановился, по-волчьи запрокинул голову и громко завыл. Когда старик с парнем приблизились к мосту через закованную в лед речку, небо совсем просветлело, лучи солнца отржались от снега, все вокруг сияло необыкновенной присущей лишь зиме стерильной красотой. Старик, кряхтя, пробормотал: - Я и не знал, что собаки вас узнавать способны. -Животные способны на много большее, чем люди привыкли думать. Сказав это, смерть покосился на изорванный бок пальто и нахмурился. Старик виновато улыбнулся и пробормотал: - Простите Рекса, он непослушный, кажется, еще вчера щенком был, а смотрю - вымахал. Мне его жена год назад подарила, на день рождение. Катюшка моя всегда животных любила… Между тем они остановились у перил края моста и дальше не двигались, старику было пора. Но тот медлил, смерть был уважителен к старшим, хоть его совсем не интересовал неожиданно начавшийся рассказ старика про его жену. - Катюшка моя… Скоко же мы с ней? Столько не живут. Нет, правда… Представляете, после войны познакомились. Меня в колхоз послали, как героя войны, вручать награду герою труда трактаристу К. Я думал, мужик какой, а на сцену, гляжу, поднимается девчонка, это она и была героем. Нет, вы представляете? Смерть не представлял: неинтересно. Война для него была периодом страшенной каторги, пахать преходилось сверхурочно, без выходных и перерывов. Он так устал мотаться по полям сражений, забирая погибших в пропахших порохом военных формах… Это смерти надо было героя труда присвоить. Гитлер – идиот, решил полмира перибить, а ангелам смерти работай. Жаль, что не ему лично пришлось провожать Адольфа, но говорят, фюрер скулил еще громче Рекса и все просил прощения… Тьфу, представить тошно. Мороз, крепчал, а небо окрашивалось в светло-сизый, Смерть как-то зябко повел плечами, и старик принялся извинятся, впрочем, его извинение переросло в новый рассказ про Катеньку, и парень невольно ощутил укол раздражения. Очередная странность, даже глупость. Смерть не был ни хорошим ни плохим, его сторона нейтральная. Ему и не судить, только провожать на суд… Давно пора уже попрощатся со стариком. Тот все понял и серьезно уже без извинительных ноток в голосе произнес: - Вы простите меня, молодой человек. Вам неинтересно, я вижу… Просто, знаете, я стар и смерти не боюсь давно. Вот только, как же?.. Неужели мы с ней больше не увидемся? Не могу представить... Он сказал и так посмотрел, будто ждал от замерзшего парня напротив, что тот его успокоит. Но смерть лишь сдержанно сказал: - Вам пора. Сизое небо проткнул бледно-желтый луч, и старик растворился в этом свете, так, быстро, будто и не было вовсе. Пошел крупный снег, смерти подумалось, что его знакомый попадет в рай, который и раем ему не покажется без его Катеньки. Глупо так, ровестнику вечности стало не по себе, в голове все крутились странные картинки. Жаркий летний день, пахнет полевыми цветами и травами, дощатый подиум сцены в какой-то деревне и девушка в старомодном ситцевом платье. Старик умер, исчез, как не бывало вовсе, а его любовь осталась каким-то сгустком волшебства в этом замороженном городе. Зачем только? Он никогда не задумывался, при такой работе вредны лишние мысли. Но сибирский мороз не щадит даже смерть, а любовь, наверно, еще сильнее последней. Запахнув испорченное пальто, ровестник вечности побрел сквозь уже оживший город. Люди суетливо сновали туда-сюда, машины осторожно катились по скользким дорогам. Смерти хотелось крепкого кофе и покурить. Но когда проходил мимо здания с надписью «Центр детско-юношеского творчества», к нему подбежала румяная от мороза девушка в ярко-розовом дутом пуховике. Черная волнистая прядка выбивалась из-под её вязаной шапочки, девушка была пышная и маленького роста, но красива необыкновенно живой красотой, кажется, сосредоточенной в районе чуть нахальной улыбки. Сверкая улыбкой, она, запыхавшись, звонко проговорила: - Молодой человек, а у нас сегодня здесь спектакль. Все билеты проданы, остался один… счастливый. Купите. Всего триста рублей. Он мог бы пояснить, что вовсе не молодой, да и не человек, но вместо этого, лишь отсраненно отводя взгляд, ответил: -У меня нет наличных. Извините. Но девушка была явно не из робких: улыбаясь еще шире, она махнула рукой в сторону желто-зеленого здания. - Вон в супермаркете банкоматы, а я вас тут подожду, так и быть. Смерть невольно улыбнулся и пошел дальше, на ходу поясняя: «В другой раз обязательно…» Пошел быстро, но оглянулся, увидел, как красавица-незнакомка уже подбежала к парочке, болтая. - Всего два билета осталось, счастливые для вас триста пятьдесят… И, наблюдая с минуты издалека за предприимчивой девушкой, вдруг на минуту стал завидовать всем этим людям, которые и рождаются, вроде, чтоб умереть. И любят, чтобы стать бессмертными… Но эти мысли быстро прошли, только мороз кусал Смерть за впалые щеки. Странная земля в странной стране, холода здесь не щадят даже смерть, любовь тоже никого не щадит… И сильнее ли она последней?