Два месяца жизни

Прошла уже неделя, как я очнулся в стационаре. Теперь за мной наблюдали «за счет государства», поэтому пятиразовое питание сменилось трехразовым. Но не это меня волновало. Некая Катя до моего пробуждения оплачивала мое лечение, а теперь бесследно пропала. Врачи посещали меня все реже, и с лица Саши сошла последняя тень надежды. Медсестра Маша измученно улыбалась мне и смеялась, но эта поддержка казалась мне слишком лживой. Вчера меня перевели в другое отделение, на этаж ниже. На плакате над дверью тускло светилась вывеска: «ХОСПИС». Когда я спросил доктора, что это значит, он помрачнел и ничего не сказал. Но мне и не нужен был ответ. Я уже знал его. В отделении я был не один. Там была девочка, на вид, лет одиннадцати. Она была ужасно худой и еле ходила. Позже я узнал, что ее зовут Надей. Вскоре родители забрали ее «побыть немножко в кругу своих близких», и я остался один. Отделение казалось мне тюрьмой, в которой никого никогда не было до меня. Сегодня начался отсчет второй недели с момента установки диагноза, и я стал чувствовать, как силы медленно покидают мое тело. Я становился все слабее, порой трудно было даже открыть глаза, чтобы посмотреть, кто входит в палату. Все мои дни проходили скучно и рутинно. Утром приносили завтрак, потом я бесконечно долго переключал каналы телевизора, по которому, увы, не передавали ничего интересного. Это продолжалось до обеда. В обед ко мне приходил Саша и спрашивал, вспомнил ли я что-нибудь, мимолетно интересуясь моим самочувствием. За все это время я вспомнил лишь свое имя и любимый цвет – белый. После однообразных разговоров доктор удалялся, и начинался тихий час, продолжающийся, по обыкновению, до ужина. После ужина – снова телевизор, изредка Маша приносила мне книги. Но от чтения начинала болеть голова, и от этой затеи пришлось отказаться. И снова сон. Как же мне это надоело! Хотелось кричать, даже не так - хотелось орать, выплескивая все накопившиеся эмоции. Хотелось поддаться страху, грозившему перелиться в безумие. Кричать, пока не сорвется голос, пока не начну судорожно хрипеть, ползая по полу. Но нельзя. Я держался, не впадая в уныние и депрессию. Пытался не показывать никому свои чувства и слезы. А толку-то? Не все ли им равно, как я себя чувствую, что я о себе помню, хочу ли вообще жить? Этот цикл не прерывался, повторяясь изо дня в день. Я бы очень хотел вырваться из этого круга и убежать подальше от этого места. Подальше от этого пугающе спокойного, лживого места. Я сел на стул. За окном шумел дождь. Ненавижу дождь. Он напоминает мне о неизбежном. Эх, с такими мыслями мне явно выздоровление не светит. В дверь постучались. Я вздрогнул. Редко ко мне кто-то заходит. Я повернулся в сторону вошедшего и застыл на месте. Снова передо мной пронеслось воспоминание. «— Дэн, побежали в лес! Я нашел заброшенную землянку в самой глуши! Даже карту нарисовал, вот, смотри! — рыжий конопатый мальчик протянул мне мятый лист с какими-то черточками на нем. Потом действие перенеслось в старый полуразрушенный дом посреди леса. Природа оказалась сильнее построений и стены внутри землянки поросли мхом и плющом. Пахло плесенью. Мы осмотрелись и спустились в погреб. Внизу ничего интересного мы не нашли и стали подниматься обратно. Я уже вышел из темного склада, как за моей спиной раздался громкий хруст. Я резко обернулся и закричал - прогнившие ступеньки не выдержали моего спутника, и он упал с огромной высоты на дно подвала. Я очень испугался, плакал и орал. А мальчик все никак не приходил в себя, и вокруг него растекалась лужа крови...» На этом воспоминание оборвалось. Я еще раз посмотрел на посетителя. Несомненно, это был мальчик из воспоминания. Рыжие кудрявые волосы, веснушчатое лицо, пронзительные изумрудные глаза. И шрам, пересекающий все лицо по диагонали - от правой брови до левого уголка губ. Парень странно улыбнулся мне. Хотя меньше всего это было похоже на улыбку. Ироничная усмешка, от которой сердце в страхе сжималось, замирая на миг. — Ты... — начал было я, но собеседник меня перебил. — Давно не виделись, Дэн. Я даже соскучился. Ты ведь мой лучший друг! Ах, ты же все забыл... — Он всплеснул руками.— Меня зовут Майкл. Ну, или Миша. Как тебе угодно... Столько лет с того инцидента ушло! А ведь этот шрам я получил именно тогда, — Майкл показал на шрам и снова усмехнулся. Я молча смотрел ему в глаза и переваривал услышанное. Кто он? Однако Миша смог сбить ход моих мыслей вопросом, не скучно ли мне тут. Мне не очень хотелось это признавать, но я прошептал: «Ужасно...» Вдруг глаза моего собеседника хитро загорелись и он воскликнул: «Тогда, давай убежим отсюда?!» Я хотел было возразить, но сильные руки резко подхватили меня, и вмиг я оказался на руках Майкла. От шока я даже слова произнести не смог. Майкл, все еще держа меня на руках, вышел в коридор отделения и направился к пожарному выходу. Открыв дверь, он стал осторожно спускаться по скользким от дождя железным ступеням. Леденящий ветер свирепо дул в лицо, и я благодарил небо за то, что мне хватило ума надеть теплую одежду перед обедом. Майкл подошел к большому серебряному мерседесу и посадил меня на переднее сиденье. Закрыв дверцу, он завел машину и помчался по извилистой дороге. Мы сбежали из больницы...