Я никогда не буду твоей

Ее преследует мысль, что она не должна была уезжать. Должна была остаться с Полом, с Джейком, со своей стаей, должна была помочь им разобраться со всеми проблемами, разом на них свалившимся. Должна была позволить Джейку быть альфа-волком и самому разбираться с нападением на Ла Пуш и всплеском анти-вампирской активности. Но она уехала. Она всегда поступала по-своему. В этом вся Ли – она никогда не могла позволить кому-то решать все за нее. Всегда была слишком самостоятельной. Может быть, поэтому Сэм запечатлелся с Эмили, а Ноэль… Ноэль. Внутри нее все сжимается от нехорошего предчувствия. Одна из причин, по которой она уехала – ей не хотелось быть рядом, когда Джейк осознает, что нападение на Ла Пуш, смерть, разрушения – это все из-за нее, из-за нее и ее глупой, странной, больной привязанности к полувампиру. Это все из-за нее, и она сама должна поставить точку. … По радио крутят одно и то же. Глупые песни, перемешанные с экстренными выпусками новостей. Она едет вперед, слушая новые, новые и новые сообщения о том, как мир сходит с ума. Резня в Лос-Анджелесе. Массовые убийства в Финиксе. Тысячи сожженных на солнечных пляжах Малибу. Она боится, что когда она, наконец, доедет, там не будет уже ничего. И никого. Она слушает экстренные выпуски новостей и прокручивает в голове все, что она уже знает. Сначала была статья. Везде, во всех случаях, была статья. И были доказательства. В ее случае под статьей стояло ее имя. Доказательством был Пол, но ей кажется, что им должна была быть она сама. Сэму это казалось логичным – она, сумасшедшая, несчастная Ли, и ее последняя злобная выходка. Сэм не знал, что она перестала быть несчастной в то мгновение, когда Ноэль впервые прикоснулся к ней, и его наркотический дар начал действовать. Да. Она не контролировала себя. Она пришла к Ноэлю, когда начался хаос, но не потому, что ей некуда было идти, а потому, что он приказал ей. Передал ей эту установку. Заставил ее… … а он может это? – она мысленно усмехается. Но усмешка не помогает, она знает, что Ноэль это может. … От кампуса уже мало что осталось. Обожженные, черные станы зданий, пустые проломы окон, грязно-бурые пятна на асфальтовых дорожках. Она останавливает машину у обочины, выходит. На ней куртка Пола, и она все еще может чувствовать его запах – это успокаивает ее. Она обещала, что вернется. Обещала, что поможет ему, как он всегда помогал ей. Она собирается сдержать свое обещание. … На их с Рейчел двери красной краской нарисован крест. И написано – «твари». Она стискивает зубы и осторожно толкает дверь вперед. Не заперто. Внутри тихо. Вещи все так же лежат на своих местах, будто бы они – Ли и Рейчел – вышли отсюда только на минутку. Все так же, как и было, только вот… … запах смерти. Она пинком распахивает дверь в ванную. … Ли никогда не знала, что такое импринтинг. Когда-то ей хотелось его, когда-то она смертельно боялась, а когда-то ей казалось, что все это, что связывало ее с Ноэлем, и есть импринтинг. Ли никогда этого и не знала, и Ли знает, что всю боль Пола ей никогда не понять. Рейчел рисовала картинку на стене в ванной. Синее небо, белые облака, желтые подсолнухи, всегда поворачивающиеся к солнцу. Ее пальцы – раздувшиеся, разлагающиеся пальцы – до сих пор перепачканы краской. Синей, белой, черной, желтой. Я буду скучать, сестренка, – написала Рейчел под своим рисунком. Как будто попрощалась. … Она слушает долгие, длинные губки в трубке. – Хэлло, – отвечает, наконец, девушка. Ли хмурится. Отрывает трубку от уха, смотрит на имя вызываемого абонента – Ноэль. – Хэлло? – повторяет девушка. Ее голос кажется смутно знакомым… – Лорен? – медленно произносит Ли. –Да, – выдыхает она. – Да, – на заднем плане какой-то шум, звуки борьбы, крики. – Пожалуйста, позвоните 911. Мне кажется… Связь обрывается.