Рассветы и закаты

      Солнце близилось к горизонту. Опять. Снова и снова, день за днем этот огромный огненный гигант стыдливо прятался за горами, долинами и морями, но всякий раз непременно возвращался, воспламеняя шелковые небеса. И они пылали, каждый раз сливаясь с небесным светилом в едином танце. А когда приходило время и солнце все-таки покидало их, они печально тлели, с нетерпением ожидая следующей встречи.       И Он, позабыв обо всем на свете, стоял один на краю самого высокого обрыва и, как завороженный, наблюдал за этим танцем самого мироздания. За всё это бессчетное время Он даже имя свое успел позабыть. Но зачем бестелесному духу какое-то там имя? Вовсе ни к чему. У него было много имен, но они по сути своей скучны: они ограничивают и не дают простора для воображения.       То ли дело восходы и закаты - всегда абсолютно разные, но всегда прекрасные в своей мимолетной красоте, увядающей даже быстрее, чем срезанный цветок. Ведь когда огненные кружева снова украшали собой небо, томительное ожидание непременно казалось щедро отплаченным.       Но как-то раз к духу подлетела ласточка. Долго она глядела на него, терпеливо или даже смиренно ожидающего очередного заката, и была неподвижна и безмолвна. Поначалу Он не обращал на неё внимания, как привык это делать всегда. Однако Он не смог справиться со своим любопытством и гулким, надтреснутым, отдающимся эхом в округе голосом спросил её: - Что же ты так смотришь на меня, белогрудка? - Просто интересно. Интересно, что заставляет тебя вот уже столько лет стоять здесь и смотреть на небо, - не задумываясь, прощебетала птичка в ответ. – Сколько я себя помню, столько и слышу истории о твоем одиночестве на краю этого обрыва.       Дух смутился. Он не любил откровенничать, и такой вот нескромный вопрос, заданный прямо в лоб, его ничуть не порадовал. Да и какое же это одиночество, что вообще за вздор?.. Ведь у него есть его огненные кружева и танец самого мироздания!       Он ничего не ответил и уже подумывал о том, чтобы снова попросту не обращать внимания на белогрудку, но почему-то продолжил разговор: - А ты как думаешь? Возможно, у тебя самой есть какие-то мысли на этот счет? - Нет, ни единой. Я даже не могу представить, что может заставить бессмертного, который способен столько всего сделать и увидеть, просто стоять, уставившись на небо, неисчислимое количество лет подряд. Это же… глупо даже как-то. - И что же, по-твоему, может сделать дух в отведенное ему бессмертие? – несколько грубо произнес Он. - Да всё, что смертные могут лишь мечтать сделать! – на этих словах белогрудка с легкостью взмыла в воздух и закружила вокруг духа. - В твоем распоряжении всё время и пространство, неужели нельзя найти что-то столь же или даже более прекрасное, чем то, что ты умудрился разглядеть в рассветах и закатах? Я уверена, что это не единственное, что этот мир может тебе предложить, раз ты до сих пор здесь находишься.       Эти слова окончательно разозлили духа: «Да что вообще возомнила о себе эта птица? Что она там может понимать?!», и Он, не желая более продолжать этот или какой-либо другой разговор, умолк навсегда и снова застыл в ожидании не таких уж прекрасных огненных кружев и совсем уж мимолетного танца мироздания.       С тех пор минула целая тысяча лет, а Он всё ещё помнил ту свою последнюю беседу с существом, чья жизнь так коротка.