Вместе

- Нет, Фред, нет! Я сажусь на кровати и тяжело дышу, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Этот сон снится мне все те десять лет, что прошли со смерти моего брата. Моего брата-близнеца. Еще толком не придя в себя, иду в ванную и встаю под контрастный душ. Странно, но я не чувствую ни холода, ни жары. Вообще ничего не чувствую в последнее время. Может, я потихоньку умираю? Да уж, веселая была бы смерть – замерзнуть и даже не почувствовать этого! После душа я наливаю себе стакан дешевого маггловского виски и залпом выпиваю его. Только так – с помощью алкоголя – я могу успокоиться и пережить еще один скучный день. Быстро одеваюсь в один из своих строгих костюмов. Их у меня много – есть синие, серые, черные, темно-зеленые, где-то даже бежевый завалялся. Хоть какое-то разнообразие в моей скучной жизни. Потом завязываю галстук. Надеваю начищенные до блеска туфли и иду на кухню делать себе бутерброды. По правде говоря, я редко ем что-нибудь, кроме салатов и пресловутых бутербродов. Выходя на лестничную клетку, закрываю дверь и привычным жестом закуриваю сигарету. Пока дохожу от квартиры до магазина – а он находится на соседней улице – я успеваю скурить ее до фильтра. Магазин «Всевозможные Волшебные Вредилки братьев Уизли» встречает меня тишиной. Правильно, а чего я еще ждал в половину восьмого утра в воскресенье? Первые покупатели подтянутся сюда не раньше десяти, а это значит, что у меня есть время хорошенько отдохнуть и подумать о какой-нибудь мелочи. Я поднимаюсь на второй этаж и начинаю разбирать документы – ведь Рон все равно этого не сделает. И вообще он непутевый, мой младший братишка. Нет, он, конечно, потрясающий отец и любящий муж, но на хорошего работника никак не тянет. Да и работает он здесь только потому, что хочет мне помочь. Как будто я сам не справлюсь, ха-ха. Шел бы он работать в свой Аврорат – больше толку было бы. И ведь не скажешь ему об этом прямо – еще обидится, чего доброго. Я вздыхаю и, прервав размышления, возвращаюсь к бумагам. За меня-то работу никто не выполнит, могу даже и не надеяться. Неожиданно я чувствую затылком его присутствие и смотрю на часы. Да, сегодня ты, дружок, что-то припозднился! Неужели и у мертвых бывают неотложные дела? Но я не оборачиваюсь – хотя бы потому, что твердо знаю, что никого не увижу. Фред никогда не показывается мне на глаза. Он может стоять рядом, ходить по комнате или передвигать какие-то предметы, но я никогда не смогу его увидеть – если, конечно, он этого не захочет. Он ни разу со мной не заговорил, ни указал на то, что он здесь, со мной, но я всегда знаю, что это так. Кто-то бы, наверное, сказал, что это жутко – находиться в одной комнате с призраком, но мне от этого легче. Я хотя бы знаю, что он не растворился в пространстве, и по-прежнему какая-то его часть со мной. Я чувствую легкое дуновение – это значит, что Фред подошел и стоит рядом. Наверняка заглядывает мне через плечо и поражается моему корявому почерку – сам-то он всегда писал аккуратно, точь-в-точь как Перси. - Прости, братишка, - вслух говорю я, - я так и не научился красиво писать. Ноль реакции, но я почти физически ощущаю, что ему весело. От этого мое настроение поднимается, и следующие два часа мы проводим во вполне веселой обстановке. Потом приходит Рон и громко хлопает дверью. Фред тут же исчезает, и я чувствую, как он напоследок легонько сжимает мое плечо. А может, я схожу с ума, и все это – лишь плод моей больной фантазии? - Привет, - второпях говорит мне братец и поспешно облачается в мантию. - Привет, - меланхолично отвечаю я. В этот момент моя ненависть к нему достигает апогея. Ну почему он не может придти хотя бы на час позже? Нет, он чертовски пунктуален с тех пор, как женился на Грейнджер! Я ведь хочу побыть с ним еще немного, черт побери! Постепенно я успокаиваюсь, и мы начинаем нормально разговаривать. Он ведь не виноват в том, что по прошествии десяти лет я все еще тешу себя надеждами. Надеждами на то, что весь этот кошмар закончится, и мы снова будем вместе. Вскоре появляются покупатели, и времени на болтовню у нас просто нет. Весь день мы с ним вертимся, как две белки – хотя я не понимаю, зачем магглы засовывают их в эти дурацкие колеса и вертят. Впрочем, я никогда их не понимал. После закрытия магазина Рон спрашивает меня: - Ты идешь на ужин к родителям? Ах да, еще одна наша традиция: каждое воскресенье мы всей семьей собираемся в «Норе» на семейный ужин. Ума не приложу – зачем все это? Наша некогда дружная семья распалась по отдельным группкам. У всех – супруги, дети, интересная работа. Мы собираемся только для того, чтобы поддержать родителей. В их присутствии мы – все те же озорники и шалопаи, но, стоит нам выйти за дверь, как мы и тем для разговора найти не можем. Все-таки его смерть сильно на нас повлияла… - А у меня есть выбор? – шутливо спрашиваю я и пожимаю плечами, - конечно, иду. Мы прощаемся, чтобы через два часа вновь встретиться и до вечера терпеть друг друга. А все ради родителей, чтобы их не огорчать. Через пару минут после ухода Рона я аппарирую на кладбище и знакомой дорогой иду к его могиле. Несколько минут вглядываюсь в колдографию – на ней Фред молод и полон сил. Сейчас, пожалуй, от его тела мало что осталось… - Ну привет, брат, - наконец говорю я. – Что, доволен? Сбежал от нас, от этих глупых ужинов, от этой глупой жизни, да? Листья деревьев шевелятся, и этот шелест до отвращения похож на смех. Он насмехается надо мной, не иначе! - Ну и смейся! - кричу я в отчаянии, как десятилетний мальчишка, у которого забрали приставку, - смейся! Доволен своей шуткой, да? Тебе смешно! Надо же, как весело – погибнуть! Оставить меня одного! Лежать там, в этом ящике, и не париться ни о чем! Голос срывается, и я постепенно успокаиваюсь. Чувство стыда охватывает меня с головы до ног. Ну правда, что он, виноват, что эта стена рухнула прямо на него? Стой он хоть в полуметре от того злосчатого места – и сейчас мы были бы вместе. Смеялись, придумывали новые шутки… Я встряхиваю головой и тяжело опускаюсь на стоящую рядом лавку. - Если бы ты только знал, Фред, - с горечью говорю я брату, - как мне без тебя плохо! Как тяжело каждый день видеть сны, в которых ты умираешь! Как тяжело терпеть эти сочувствующие взгляды! Каждый день просыпаться и знать, что ты мертв! – Я, не удержавшись, падаю на колени. – Если бы ты только знал, Фред! Конечно, ему не понять моих эмоций, ведь не он стоял в том гребанном зале и смотрел на труп самого близкого ему человека. Ведь это не он тащил его гроб на похоронах. И не он уже десять лет живет и надеется на чудо. Простояв так еще некоторое время, я поднимаюсь, отряхиваю колени и медленно бреду по тропинкам к выходу. Сейчас загляну в мою холостяцкую квартиру, приму душ и пойду к родителям. На ужин, который надоел мне до тошноты, к семье, которая только и умеет, что жалостливо похлопывать по плечу. Я и сам не знаю, почему я стал таким одиночкой. Первые несколько лет после битвы мои родные меня поддерживали, а сейчас… Не скрою, что в основном такое отчуждение – из-за моих бесконечных загулов и пьяных истерик… Задумавшись, я начинаю переходить дорогу. И вдруг что-то будто заставляет меня обернуться, что я и делаю. И вдруг вижу его. Он, мой брат-близнец, стоит на обочине и улыбается мне. Я настолько шокирован, что невольно делаю шаг назад и попадаю под колеса проезжавшего мимо автомобиля. Перелетаю через него и падаю на асфальт. Слышу хруст и понимаю, что у меня, кажется, сломалась шея. Вижу, как вокруг меня разливается кровь, но не чувствую никакой боли. Наверное, в вечернем свете это смотрится даже эпично. А потом я проваливаюсь в темноту… *** Мы с Фредом стоим и смотрим, как плачущие родственники провожают меня в последний путь. - Ну что, братишка? – Интересуется он после того, как мой гроб засыпают землей, и папа с Биллом под руки уводят с кладбища рыдающую маму. – Куда двинем сейчас? - Понятия не имею, - я легкомысленно пожимаю плечами, - куда глаза глядят. Он хмыкает, но ничего не говорит. Мы идем какими-то дорогами, тропками, лазейками – в какое-то место, где нам будет спокойнее, и без остановки, потому что нам теперь не нужно отдыхать. По дороге мы вспоминаем наши старые проказы и смеемся до слез, несмотря на трагизм ситуации. Главное, что мы вместе. А на остальное мне плевать.