***
Люси шагала в кабинет отца. И явно была зла внезапным рвением Джудо, чтобы Хартфелия пришла к нему. Важный разговор, блин. Блондинка фыркнула и скрестила руки на груди. Серьезный тон папочки насторожил кареглазлую. Таким он бывал, когда дело заходило о ее помолвке или о маме. Второе вряд ли, ведь Джудо запретил вспоминать при нем Лейлу. А вот первое как раз. «Сейчас опять начнет свою шарманку, раздражает». Сегодня Люси была не в духе. Праздник в доме Драгнилов, конечно, просто отлично, но ни когда тебя туда заставляют насильно идти, зная, как ты ненавидишь этого розоволосого сукина сына. Фыркнув при воспоминание о Нацу, Люси поморщилась брезгливо и открыла дверь в кабинет отца. Опять его сердитый взгляд и сжатые в нитевидную полоску губы. Раздражает. Сегодня, именно сегодня, ее «второе я» вышло на свободу, дав о себе знать. Именно в поместье Драгнилов, у всех на виду. Благо Люси тогда ни с кем не разговаривала, и никто ее не трогал. Иначе был бы тотальный пиздец. — Да, отец, ты меня звал? — хмыкнуть при его твердом и решительном взгляде, которые он направил на нее, а после попытаться сдержать ухмылку. — Да, Люси, — голос Джудо был хриплым, конечно, он ведь болеет, — звал. — И о чем ты хотел поговорить, папа? — Люси не любила называть своего отца «папой». Для нее это было так же, как признаться Драгнилу в любви. И почему все сравнения сводятся к нему?! Пора бы выкинуть гада этакого из головы. — О твоей помолвке, — Джудо рассержено прикрыл глаза, видя, как дочь стиснула зубы и нахально фыркнула. Та авария изменила ее. Слишком. — Знаем-знаем, проходили, ага. — Люси, это очень важно! — Хартфелия нахмурился, отчего между бровями пролегла вертикальная морщинка. — Твой жених… Но Хартфелия его перебила. — Не произнеси имя этого идиота, пожалуйста. — Приезжает сюда, в поместье. — На выдохе сказал Джудо и посмотрел в окно. Брови Хартфелии взлетели вверх. — Что?! Этот рыжий гаденыш приезжает в наш дом? Не-ет, папа, это уже перебор. Я еще даже согласия на помолвку не давала, а он уже жить к нам переезжает! Когда эта паскуда явится, я уеду жить к… — И к кому же, Люси? — К Эрзе, — сказала блондинка, потупив взгляд, — у нее все равно родители сейчас отсутствуют. — Ну-ну, конечно. — Я могу быть свободна? — сухо произнесла Люси, глядя в пол. Все же приезд ее женишка внезапно свалился на голову, как четыре года назад огромный сугроб. Дверь захлопнулась за ней, и она нарочито громко цокнула языком, идя по коридору. — Ну, держись, Хибики Лейтис, я устрою тебе «райскую» жизнь, — она рассмеялась, понимая, что ее «второе я», когда увидит этого рыжего, возьмет верх и начнет издеваться над ним. Хоть какая-то от него польза.***
Лисанна получила хлесткую пощечину от отца, а затем упала на пол. В ее глазах застыл ужас, смешанный с азартом и ненавистью к папе. — Ты даже не представляешь, как опозорила меня! — Энди тяжко вздохнул и с холодностью в голубых глазах посмотрел на свою младшую дочь. — Ты бы видела, как смотрел на меня Игнил! Теперь я унижен перед всеми. Ну, за что мне такая дочь? Энди часто говорил такие слова, проклиная Лисанну. А если та, впервые услыша это, плакала, то теперь жестко отвечала: — Так убей меня, делов-то, — Штраус посмотрела прямо в глаза отцу, отчего тот злобно оскалился. — Ты права, убить тебя мне не составит труда, вот только я не хочу причинять своей младшей дочурке физическую боль, — Энди подошел к окну и посмотрел на окно старшей дочери, которая сейчас открыла его. — Я уничтожу тебя морально, Лисанна. Пепельноволосая вздрогнула, уставившись с ужасом в глазах на отца, который ухмылялся. Ей хватило смерти мамы в свой же день рождения. Она и так морально убита несколько раз уже. Но отец хочет, чтобы она плясала под его дудочку, ну или шарманку, как там говорят-то? Гнев, словно искра, сначала затух, а после разгорелся с новой силой, поднимаясь вверх. Штраус дошла до точки кипения и переступила черту-грань. — И как же ты убьешь меня морально, папочка? — ей надоело быть слабой птицей в золотой клетке. Господи, как она мечтает увидеть вновь искаженное лицо отца от гнева. — Ты и так убил маму, лишил меня дорого, что теперь? Если сам хочет сдохнуть, так знай, я спляшу тогда на твоей могиле сальсу. Обещаю. Энди расхохотался. И Лисанна мысленно сравнила этот смех со скрипом колес. — Нет, дорогая дочка, — он перевел на нее насмешливый взгляд, а затем продолжил, — у тебя ведь есть еще родственники. И близкие, очень близкие. Разум Лисанны отчетливо отказывался воспринимать эту информацию. Шестое чувство подсказывало, что пора завязывать играть с огнем и язвить, но пламенный гнев заставил Лисанны стиснуть зубы и сжать кулаки. — Они же твои дети, черт возьми! Это заявление не произвело на Энди фурора. — И что? Дети, не дети, какая разница? Я пойду ради власти на все, запомни это, дорогая дочка. — Две фотографии упали на пол. — С кого бы мне начать? Штраус разглядела изображения Миры и Эльфмана. На корточки присел отец, в руках он держал черный маркер. — Мираджейн – модель, а также моя старшая дочь. Эльфман – боксер и мой средний, а еще единственный, сын. Хм, — пепельноволосый осклабился, а после приказал Штраус: — Встань-ка, Лисанна, окну. Что ты там видишь? — Спальню сестры, — внезапная догадка осенила Лисс. Послышался скрип маркера по глянцевой поверхности. — Смотри дальше, — он хрипло рассмеялся. Она видела, как к Мире забираются какие-то наемные люди. Они берут её светильник, который так ловко попался им под руку и ударяют её по голове. А после Мираджейн теряет сознание. Штраус-младшая взвыла от безысходности. — Что мне надо сделать, чтобы ты освободил Миру? — она словно не слышала собственный голос. До того он казался ей тонким и хриплым, что Лисанна вздрогнула. Голубоглазая и так знала ответ. Конечно, выйти за Нацу и бла-бла-бла, но следующие отца слова, заставили ее вздрогнуть от ужаса и страха: — Отдаться Драгнилу-младшему.