Умереть в армии

Оставаясь в строю, помнемногу приходится верить в силу чьих-то молитв, добрый порох и шлюху-удачу, да в обещанный нашим майором подход кавалерии, потому что на этой войне невозможно иначе. Ты окусываешь патрон, и ты говоришь - "Покупаю чью-то жизнь за обрывок бумаги, свинцовую пулю. Я хочу в этой синей колонне того, что с краю, он сейчас смотрит в небо - молится? И рискует... Я хочу его жизнь, так отвесь этот малый дар мне, вот сейчас, когда он подойдет на пол метра ближе. Я родился в борделе, а сдохнуть надеюсь в армии. Но я знаю - тот день не пришел. Так что он не выживет. Он будет первым, потом может тот, что сейчас стоит в середине, и те, кого сможет купить патронаш - чертов банк мой, моя казна. Пока чей-то штык не застрянет под ребрами прямо в моей грудине. А может и сложится, может и выплыву, и мне повезет. Как знать." Так ты стоишь, откусываешь второй, а потом сразу и третий, стреляешь навскидку в сторону жертвы, не смазав притом ни разу. Пусть тебя даже никто и не ждет - ни семья, ни жена, ни дети, но между тобой и пустой твоей жизнью крепко стоит зараза в синем мундире и кричит "Император!", да чтоб ему провалиться. А брешь все никак не пробить, не промять в надвигающейся стене. Над артеллерийским холмом тишина, и не горят зарницы, а кавалерии, мать ее к дьяволу, все еще нет и нет. Ты вспоминаешь все те слова, что негожи для джентльмена, кашляя тяжко от горького дыма и смерти пополам с пылью. Потому что когда закончатся пули - настанет черед обмена, а свое тело ты продал армии за королевский шиллинг. Или может успеешь, очнувшись от ран в провонявшей кровью казарме, С прорубленной саблей до кости ногой и простреленной трижды грудью. Но ты шепчешь: "Я родился в борделе, а сдохнуть надеюсь в армии, И может быть это тот самый день, когда так оно и будет!"