В память об Аляске

Даже спустя годы я не плакал по Аляске. Даже когда я закончил учебу в Калвер-Крик и когда наши пути с Полковником, Такуми и Ларой окончательно разошлись. Иногда мы созванивались, встречались вместе, вспоминали о ней. Но я не плакал. До сих пор мысль, что она ушла, бьет меня по самому больному месту, оставляя многочисленные раны в сознании, но со временем я стерпел и их. Я не плакал, я просто смотрел сны, в которых она приходила ко мне. Она ухмылялась, как всегда, когда правый уголок её рта чуть поднимался вверх. Она также пахла сигаретами, травой и ванильным молочком для тела. Глаза сверкали. Хоть я и знал, что её больше в этом мире нет, но я верил, что она все еще со мной, в сердце. Однажды, она так далеко там засела, что я искренне верил, что она до сих пор там. Но все это проходит, запах, присущий только Аляске исчезает, её образ исчезает, когда мне приходится вставать и терпеть будничную рутину. Я думаю, что утром, когда мне приходится вставать под жуткий трезвон будильника, она всегда мне шепчет, как тогда: "Так прикольно, но я жутко спать хочу. Продолжим потом?" И мы продолжаем, когда я снова засыпаю. Она всегда мне что-то рассказывает, громко и быстро. Иногда смеется над моими проколами. А мне остается только поддерживать её смех и стараться не напоминать о том, что она умерла. Она, мать твою, умерла. Это всего лишь иллюзии. И мы оба это знаем. Но я не плачу. Мне кажется, что когда-то, когда сам я пропустил этот момент в своей жизни, я поклялся, что не буду плакать. Вдруг, она увидит и начнет смеяться надо мной? Нет, не начнет. Но все же. Я играю в "Обезглавливание" и все время дергаю джостик в разные стороны. Прямо как Аляска. Но когда осознаю это, то сразу все затихает. Кровавая резня, взрывы, крики из игры больше не имели смысла для меня. Приходит тишина. Возможно, это скорбь. Возможно, это воспоминание о ней. Я не знаю. Я только прекращаю играть и беру в руки "Генерала в своем лабиринте". Я перечитываю эту книгу каждый раз, когда вспоминаю об Аляске. Каждое слово, каждую фразу, боясь что-нибудь упустить снова. И каждый раз внимание привлекают слова, написанные ею на полях: "Быстро & По прямой". Выход из этого чертова лабиринта - только быстро и только по прямой. Больше никак. Так считала Аляска. Больше я ничего не мог сказать.

*

Одиннадцатого января я просто сажусь в машину и еду с Полковником в Вайн-Стейшн. Быстро и по прямой, как мы привыкли каждый год навещать её. Мне до сих пор боязно переступать ту черту смерти, когда она умерла, а мы живы. По дороге мы молчим. В этот день разговаривать все равно нет смысла. В моей голове крутятся последние её слова, сказанные мне. "Возьми меня... Тсс... Языком болтай поменьше, а губами побольше... Это у тебя хорошо получается... Так прикольно, но я жутко спать хочу. Продолжим потом?" Когда мы сливались в жгучем поцелуе. Но теперь все в прошлом. Вкус сигарет, "Маунтин дью", вина и бальзама для губ. Эти слова крутятся так быстро, как если бы на карусели включили самую большую скорость. Меня снова чуть не вырвало. Но я стерпел и эту участь. Холодно. Чертовски холодно, я бы сказал. Выйдя из машины, я вдохнул воздуха, пропитанного смертью, и пошел к могиле. Она лежала рядом с мамой. Наверно, ей бы самой так хотелось. Я опускаю белые маргаритки сначала на землю, рядом с могилой миссис Янг, а потом кладу Аляске. Мы с полковником договорились, что пойдем по отдельности. Я был первым. Он ждал меня, а я сидел на коленях, смотря на гравировку, написанную на плите. Аляска Янг. Дата рождения - дата смерти. Помним, любим, скорбим. Я бы написал здесь её последние слова. Если бы я только их знал. — Я скучаю, — наконец говорю я, хоть и знаю, что никто не ответит. Больше слова не идут, только образы милой девушки, которой я так дорожил, но не смог удержать. Я до сих пор виноват, что не остановил её тогда. Но, думаю, что она простила меня и Полковника, как и мы её. Лабиринт - это страдания. И единственный выход из него - простить. Я уже готов уходить, чтобы прийти потом. Я встаю, отряхиваю с колен прилипшую замерзшую траву, цвета её глаз, и напоследок прошептал, как в тот последний день: — Я так люблю тебя, Аляска Янг. Я выдохнул, возвращаясь назад к машине. Как будто за тот период, что я на кладбище, я вовсе не дышал. Я сажусь в машину, теперь очередь Полковника. А мне оставалось только ждать. И я не выдержал, нарушил обещание, которое никогда и не давал. Я заплакал. Сначала одна слеза, медленно стекая по моей щеке, попала на одежду. Затем ещё и ещё, ещё. Я не мог остановиться. Это был плач, скрещенный с рыданием, воем, рыком. Я тяжело вдыхал и выдыхал воздух. Аляска была бы мной недовольна. Я не могу остановить слезы. Как и вновь прибывшие воспоминания. Как она читает мне, лежа на футбольном поле, а я слушал только её голос, смотрел только на неё, как она без ошибок читает текст, будто знала его наизусть. Как она любила качаться на качелях. Как любила курить. Как любила приколы. Как смотрела всегда на меня, держа правый уголок рта в ухмылке. Все мои воспоминания сопровождались горькими слезами. Я никогда её не забуду. Как бы ни хотел.