Весна, любовь, романтика и боевые маги.

После ночного происшествия, не было и речи о сегодняшних занятиях. А проблема оказалась в том, что сегодня утром вся мужская половина Академии оказалась недееспособна. Кроме моего мужа, которого я нашла в его лаборатории, где он обзавёлся алхимической мини лабораторией и парой интересных томов, которые ему прислал Сигурд, и над которыми он сидел последние несколько дней. Так вот, Эгмонт сидел за столом и увлечённо строчил что-то на бумаге. Так увлечённо, что даже не заметил как я вошла. В глубоком кресле, которое своей белой, как снег, обивкой не вписывалось в убранство лаборатории, связанным сидел ещё один Эгмонт. За спиной у него, опираясь рукой о спинку кресла, стоял в задумчивой позе пан Богуслав. В другой руке он держал чашку, от которой шёл пар и запах хорошо прожаренных зёрен кафия. - Не квас, конечно, но вкус довольно таки оригинальный! А как бодрит! – отпив ещё глоток, крякнул старый знакомый. - Поздравляю вас, сейчас вы самый здоровый мужчина из всех, кто вчера участвовал в «шествии» – не отрываясь от пера, произнёс Эгмонт. - Между прочим, что ж такое вчера произошло? – пан Богуслав допил кафий и упёрся в спинку двумя руками. – Я вчера только, значится, приехал, весь готовый: костюм, цветы, кольцо… Помню как поприветствовал госпожу Ядвигу, ныне Рихтер, супругу вашу, а потом как палёной водкой глаза ослепило! Вот сегодня утром уже очнулся, вижу перед собой свою прекрасную эльфийку. А та, как увидела, что я очнулся, сразу схватилась за сковородку. Вот ты мне скажи, это у них что, специальное женское оружие? Я помню ещё из детства мамину сковороду. Конечно, она, как дама благородная сама не готовила, но очень нечасто расставалась с этим … оружием. – Раднеевский вздохнул, уйдя ненадолго в воспоминания о детстве. Эгмонт только хмыкнул. Я же вспомнила, как ещё во время нашего побега, когда элементаль раздобыла нам машинку для кафия. Тогда ещё зашёл разговор про магическое воздействие ванили на мужчин, а точнее на их ассоциации запаха ванили с детством. Позже я ещё несколько раз вспоминала об этом, вот только желание это проверить на Эгмонте с каждым разом уменьшалось втрое. От избытка хороших воспоминаний я громко рассмеялась. Похоже, до этого момента меня никто не заметил, потому как Эгмонт остановил перо у самого листка, пан Богуслав открыл глаза и чуть не выронил чашку из рук, а связанный Эгмонт поднял голову, и все как один уставились на меня. -Всем доброе утро! – единственное, что пришло в голову. Первым ожил пан Богуслав: - Панна Ядвига … очень рад вас видеть! Простите меня … нас за вчерашнее. Сами не знаем, что на нас нашло. - На вас хоть и нашло, да зато отпустило, а вот его, - Эгмонт пером указал на связанного двойника. Интуиция подсказывала мне, что настоящий Рихтер сидит именно за столом. – Как взяло, так до сих пор и держит. И действительно – глаза у связанного Рихтера сверкали как брильянты на солнце; из открытого окна подул холодный ветер, и тут же до моего носа дошёл слабый, но отчётливый запах роз. - Я тоже рада вас видеть в добром здравии, и с ясной головой на этот раз. Вы сказали костюм, цветы, кольцо. По какому делу вы приехали в Межинград - по государственному, али по личному? – улыбнулась я, прежде всего Эгмонту, который улыбнулся мне в ответ и снова зарылся в бумаги. - По личному, вестимо, по личному. Да и, можно сказать, по государственному тоже. – Пан Раднеевский немного задумался и продолжил. – Первоначально я явился сюда для того, чтобы попросить руки у несравненной Гудрун. Когда ваш отец, князь Янош Леснивецкий, узнал о моём походе, попросил меня об одном деле. Оно касается вашей семьи. – Хорунжий не то снова задумался, не то собирался с мыслями. Эгмонту видно, такое заявление Раднеевского также было в новинку, как и мне. Он оторвался от бумаг, оставил перо в чернильнице и встал из-за стола. Медленно, он подходил к креслу, которое сегодня могло бы возгордиться своей значимостью, потому как именно вокруг него собрались такие люди (ну почти люди). Двойник Рихтера перестал дёргаться, становясь очень серьёзным. По-моему даже непонятные огоньки исчезли из его глаз. *** Тем временем, пока наши герои узнают последние новости княжества, я вкратце поведаю, что же вчера произошло. Итак, перемотаем плёнку жизни на один день назад. Хотя нет. Слишком поздно. Тогда лучше к середине ночи ещё до «шествия» (как назвал это событие Рихтер). Могу сказать, что в столице государства тогда было спокойно. Зато в не то селе, не то деревеньке по пути из Даркуцких гор в Межинград жизнь кипела, как наваристый бульон у одного небезызвестного нам всем некроманта Веллена. Первоначально в его котле кипело магическое зелье, однако что-то пошло не так, поэтому Эрику не оставалось ничего другого как закинуть туда кусок мяса, чтобы через полчаса суп был готов. - Нехорошее у меня предчувствие, Сим, - обратился к своему другу некромант. Сим, прибывавший в своём кошачьем облике, на этот раз был обладателем разноцветной… кожи. Дело в том, что в одном из последних занятий Лерикас, он заметно пострадал, получив внешность альбиноса, которая, однако, быстро ушла вместе с шерстью, показав тем самым гладкую кошачью кожу с плавными переходами всех цветов радуги. А так как сейчас был не летний месяц, Сим сидел, укутанный в опять-таки разноцветном шарфе, вязанном самой Валери. Сим от такого заявления Эрика напрягся: - Уж если тебе, подлый некромантишка, что-то не нравится, значит это что-то и впрямь плохое… Пусть будет село, название которого не представляет для нас никакой ценности, стояло на ногах. Всё из-за путешествовавшего менестреля, который изъявил желание выступить перед местной публикой. Скажу честно, по мне так, его повивальная бабка в детстве не просто вниз головой уронила, а с размаху башкой о стенку шмякнула (аналогичная мысль у тролля-наёмника Вала Громыко «Профессия: ведьма». Кто знает, может быть это тот же менестрель), больно отвратный голос у младенца прорезался. Публику он привлёк ярким и подробным описанием великой битвы даркуцких героев против злых и нечистых магов. Пока в ночной тиши стонал, ревел, кричал и временами переходил на ультразвук заезжий бард, безжалостно эксплуатируя свой бедный инструмент, неизвестный нам маг (известно только, что он с Аль-Буяна) корпел над пентаграммой. Для чего она была предназначена, не знает никто кроме него самого. Руки его тряслись в такт жалобного треньканья инструмента, звуки которого, проникали во все щели. Ругаясь сквозь зубы, поминая и это село, и этого менестреля, и заказчика, и себя самого за то, что согласился на такое сомнительное, но прибыльное дело. Когда до сих пор неизвестный для нас маг чертил последнюю линию, менестрель прекратил играть и петь, от чего маг обрадовался и уверенно продолжил вести линию. Все слушатели замерли, и линия была дочерчена в полной тишине. Вдруг эту самую тишину пронзил ряд громких, гулких хлопков заезжего артиста. - И выдохнуло искристое пламя существо доселе не виданное, дракон златогривый. На миг солнце закрыл дымом своим окаянный. Но добро всегда сильнее зла, и солнце победило мрак, пролило свет на воинов, и увидели они, как на поляне, вместо огнедышащей твари появилась красна девица с рыжею косой до пояса. – Взвыл артист. Вероятно, своими хлопками он хотел изобразить звуки от драконьих крыльев. То для нас великая тайна. Нам важно то, что именно эти хлопки своей внезапностью так напугали мага, что мел выпал у него из руки, и упал на уже загоревшуюся пентаграмму, изменив при этом её рисунок. Альбуянец, осознав, что он натворил, и из-за кого он натворил, вылетел из комнаты, и вскоре послышались бурные аплодисменты и звук разбиваемого инструмента. Уже позже, когда все селяне поспешили по домам, одинокий менестрель, раскачивая на ветру свой сломанный инструмент, сказал: - Опять сломали! Ну, я ещё понимаю, про Шиваню им не нравится, грустно всё-таки, ну а тут чего? Когда наш новый знакомый магикус вернулся к пентаграмме, та уже не светилась. Её уже не было, а значит, древнее заклинание сработало. - Вот только как оно теперь сработает, я даже не представляю, - вздохнул маг, и ушёл собирать вещи. *** Древнее заклинание принудительной телепортации, не поддающееся вычислению, заказанное одним из княжичей Даркуцких гор, потеряло прежние свойства, зато обрело новые, последствия которых наблюдали Яльга с Полин, а также другие жители Межинграда. Утром, не очень рано, но и не очень поздно, на Академию Магических Искусств, да и на весь Межинград тоже налетела мощная эмпоатака. Поразив всю мужскую часть населения, она достигла такой силы, что даже великий магистр Буковец, сопротивлявшийся изо всех сил, в итоге проиграл натиску. Правда апофеоза сила достигла к полудню, тогда собственно говоря, и началось «шествие». По некоторым причинам в это же время Эгмонт Рихтер ставил очередной безопасный, но интересный эксперимент, для которого ему понадобился его двойник. Во время первой волны эмпоатаки, сознание помутнело у двойника Рихтера, однако настоящий магистр его даже не заметил. Спустя некоторое время двойник исчез, и взволнованный Рихтер побежал его искать. И если атакованный Рихтер искал Яльгу, то настоящий искал атакованного. Узнав у флуктуации, что он сегодня сюда ещё не заходил, сердитый из-за срыва опыта отправился искать того дальше. Найдя себя в актовом зале, Эгмонт стал свидетелем новой, второй, волны атаки, которая и стала зачинщицей «шествия». И вот теперь, когда атака закончилась, и обессиленные жертвы получали разносы от своих половинок, Эгмонт-двойник всё ещё прибывал в «нирване». Но видимо заклинание всё-таки постепенно уходило, так как исчезла та энергия, с которой ненастоящий Эгмонт Рихтер бегал по всей Академии в поисках любимой. От себя я могу добавить, что привязавшись к этой истории, наши герои отошли от источника будущих проблем, который стал невольным организатором этой. Да, если почти все мужчины Межинграда сейчас спят крепким сном, то молодой княжич, так поразивший своими мыслями Яноша Леснивецкого, не спал, и думал о следующем своём шаге.