Красное платье

– Бак? Ни о чём бы не думать. Никого бы не видеть. Но она всегда умела испортить мне вечер. – Чего тебе, Солнышко? – лениво отзываюсь я, смахивая уже слишком отросшую чёлку с глаз, чтобы лучше её видеть. Надо бы заставить её подстричь меня. – Я хочу поговорить. Ничего другого я от неё, собственно, и не ожидал. Она приходит ко мне только в двух случаях: когда заканчиваются продукты или когда ей снова надо выебать мне мозги. – Ты точно этого хочешь? – Мой голос звучит слишком раздражённо, и она это понимает, судя по усилившемуся сердцебиению. – Я… я тогда позже подойду… "А разница?" – хочется закричать мне ей в лицо, окончательно доведя её до истерики. Мне нравится думать, что она этого заслуживает. Нравится видеть её слёзы, смотреть на её дрожащие руки и слушать её бессмысленные угрозы типа "я от тебя уйду". Но не нравится, когда она обещает прийти попозже. Слушать её нытьё мне не хочется ни сейчас, ни потом. Лучше уж пережить этот момент побыстрее, чтобы вновь избавиться от неё на неопределённый срок. – Стой. Каблуки её туфель больше не стучат по холодной плитке. Чеснокова терпеливо ждала. – Иди сюда, детка. Обычно я выбираю женщин, которые просто не способны на нытьё. Которые не жалеют о содеянном, которые отрываются на полную катушку, не задумываясь о последствиях. Которые свободны. Свободны как я, Бак Вкусный. Солнышко Чеснокова совсем же другая. Она цепляется за прошлое, перед каждым клиентом трясётся, как будто в первый раз, а на меня даже смотреть боится. Любая другая либо ловила бы кайф, либо давно бы сбежала. А Солнышко… Странная. Она не любит меня, я себя не обманываю. Возможно, она слишком глупа, чтобы купиться на мой дешёвый шантаж. Но и с собой я поделать ничего не могу. Не могу её отпустить и разрушить мою историю, созданную для самого себя и для неё. Не могу так просто признаться, что её дед, о котором она постоянно спрашивает, давно уже кормит опарышей на местном кладбище, не могу. Я слишком привязался к издевательствам над ней и к своей лжи. Ну вот, она снова плачет. Снова сквозь слёзы говорит, что не может больше работать проституткой. Что не может больше выносить всего этого. Что скучает по деду. Про Оскара фон Ужасающего, её бывшего, предусмотрительно молчит. Я как-то отвесил ей такую пощёчину за упоминание Оскара, что синяк не сходил неделю, если не больше. Чему-то её всё же можно научить. Я утешаю её, как могу. Говорю, что это скоро это прекратится. Вру, что хочу для неё лучшего. Обнадёживаю, что с Кузьмой Чесноковым всё хорошо. Она потихоньку успокаивается, позволяя мне стирать слёзы с её лица. Когда целую её в щёку, даже слабо улыбается, а затем благодарит меня и уходит приводить себя в порядок, чтобы снова и снова продавать своё тело. Я облегчённо вздыхаю. С каждым разом с ней всё труднее совладать, и нужно придумывать что-нибудь новенькое. Но это потом. А сейчас я открываю бутылку пива и снова ухожу в свою нирвану.

***

– Эй, прекрати! – раздражённо кричу на зарёванную Солнышко. – Я хочу домой! – причитала она, растирая слёзы по лицу. Макияж был безнадёжно испорчен. – Отпусти меня! – Заткнись! – снова ору, совсем не заботясь о том, что нас могут услышать и увидеть, и даю ей затрещину. Она затыкается и только тихонько всхлипывает. – Так-то лучше, – удовлетворённый, попутно достаю сигареты из внутреннего кармана и закуриваю. Вся эта ситуация выводила меня из себя. Столько усилий, чтобы похитить её, не разбудив охотника, и теперь ещё волочи её за собой, прикладывая усилий не меньше. Я надеялся, что она будет куда сговорчивее. В развалюхе, в коей мы живём и по сей день, на тот момент не было ничего, кроме старой раскладушки и спортивной сумки, которую я заранее спиздил для неё. К этой самой сумке я её и подтолкнул, когда мы вошли. – Открой её, – приказываю я ей. – Там для тебя сюрприз. Дрожащими руками она открыла сумку. – Надеюсь, с размером я угадал. В руках она сжимала короткое ярко-красное платье.

***

После разговора со своим вынужденным сожителем Солнышко вошла в свою комнату. Если, конечно, это можно было назвать комнатой. Маленькая каморка, обклеенная обоями, пожелтевшими от времени, в унылый цветочек, все обшарпанные. Из-за массивного комода и небольшой старой раскладушки особо разойтись было негде. Девушка подошла, точнее, протиснулась к комоду и вытащила из кипы одежды короткое ярко-красное платье. – Милая, к тебе пришли, – раздался за дверью голос Бака. – Скажи, как будешь готова. – Хорошо, – кротко ответила Чеснокова, снимая с себя джинсовые шортики и розовую майку. Стоя в одних трусиках, она бросила печальный взгляд на платье, потом покачала головой и, убрав его обратно, надела другое, так же подаренное Баком, но уже чёрное блестящее платье, те же туфли на высоком каблуке и подвязала волосы чёрной лентой. Когда она вошла в другую комнату, её уже ждал клиент. Обернувшись, Солнышко увидела в дверном проёме Бака, который так сладко ей улыбался, что она тут же отвернулась. Горько вздохнув, Чеснокова сделала несколько неуверенных шагов и оказалась рядом со своим очередным насильником.

***

Когда она прошла мимо, я почувствовал тонкий запах леденцов и молочного коктейля. Сладкая девочка. И кровь у неё сладкая, я уверен. Такую хочется на десерт, как красное сладкое вино, хочется пить медленно, смакуя каждый глоток. Теперь понятно, что в ней нашёл Ужасающий. Была бы у меня такая девушка, я бы её тоже не хотел никому отдавать. А впрочем… Желание оставаться незаинтересованным лицом исчезало так же быстро, как и дым от сигареты, что я курил. – Оскар, неужели твои одноклассники так важны в эту минуту? – кажется, девица была чем-то недовольна. – Когда я молчу, тебе тоже не нравится. Определись, – огрызнулся Оскар и отвернулся от девушки. Удивительно, но раньше мне Ужасающий казался размазнёй и тряпкой. А мальчик-то, оказывается, растёт! – Но разве нельзя поговорить на другую тему? – Я рассказываю о своей жизни. Кто виноват, что я провожу с ними большую часть своего времени? – развёл руками Ужасающий. – Ты сам и виноват. Или твои родители, что отдали тебя в такую школу. Кто угодно, но точно не я. – Кстати, о школе. Я забыл тебе сказать, что уезжаю через месяц, – уже спокойнее, будто извиняясь, начал Оскар. – Мне всё равно. Они остановились совсем рядом со мной, даже не замечая моего присутствия. Ну не идиоты ли? – Спасибо, Оскар, дальше я сама дойду. – Но… – Доброй ночи, – блонди шаркнула каблуком о мостовую и пошла прочь. Эффектная девушка, ничего не скажешь. Точно не пара Оскару, который, как побитый щенок, стоял и смотрел ей вслед, не решившись даже побежать за ней. Когда он наконец ушёл, я усмехнулся. Ведь сегодня мне предстоит трудная работёнка.

***

Сегодня пятница, а значит, в любом клубе города можно было прекрасно развлечься. Даже в субботу или воскресенье никто так не оттягивался, как в пятницу. Таков был закон жизни. По крайней мере, в этом городке точно. Позволив Солнышко отдохнуть пару часов перед следующим клиентом, я сам решил прогуляться. Настроение у меня было ниже плинтуса, но это не повод сидеть в четырёх стенах с кислой рожей и снова выслушивать причитания Солнышко. Поэтому я отчаянно пытался развлечь себя, с кем-то нарочно сталкиваясь, кого-то нарочно лапая, кого-то нарочно обкрадывая. Сегодня я даже наверняка трахну кого-нибудь. И вот я уже у барной стойки, залпом выпиваю "белого русского" и снова закуриваю. – Не дашь даме огоньку? – вопросил кто-то совсем рядом. Я повернул голову. На соседнем стуле сидела симпатичная брюнетка, держа в пальцах тонкую дамскую сигарету. Чёрная мини-юбка задралась так, что я мог видеть её красные трусики. Или розовые. При таком освещении трудно было понять, что за цвет. Откровенное декольте её блузки бесстыдно открывало взор на её большую грудь. Тонкая ткань так обтягивала её сиськи, что казалось, будто вот-вот раздастся громкий треск, и вся эта прелесть окажется на свободе. Ярко-красные губы, длинные чёрные волосы… Как же вульгарно. Я почувствовал, что у меня встаёт. – Конечно, – я чиркнул зажигалкой. Запахло клубникой. – Может, уединимся? – предложил я. На её лице показалась усмешка. – Почему бы и нет, – только и ответила она, а затем схватила меня за руку и куда-то потащила. Мы оказалась в туалете. Яростный поцелуй, сигареты в пальцах, специфический запах общественного туалета… Всё это только возбуждало меня. Давно такого не было. Почему-то с Солнышко я так не могу. Не могу трахнуть её так же грубо, как сейчас домогаюсь этой женщины. Не могу задрать её юбку, отшлёпать как следует и облапать. Да и вряд ли бы Чеснокова позволила себе засунуть руку в мои трусы, как это сделала моя шлюшка на сегодня. – Не дразни меня, сука, – прохрипел я, нагнул её и, нашарив её щелку, резко вошёл. Она не сопротивлялась. Мне было так хорошо, что я забыл, казалось, обо всём на свете и не замечал практически ничего. На мгновение я обнаружил, что кожа моей шлюшки мертвецки холодная, но значения этому не придал. Если бы я был хоть чуточку трезвее, возможно, меня бы и взъебал этот вопрос, но какая разница, какая у неё кожа, когда внутри неё так охуенно? Я даже не заметил, как потушил сигарету о её бедро. А она, знай себе, стонет и стонет. Была бы на её месте Солнышко, та бы разревелась, потому что иначе Чеснокова не может. Да к чёрту её! К чёрту её нытьё, к чёрту её неспособность делать свою работу на высшем уровне, к чёрту вечные слёзы! К чёрту… Кончил я с этими мыслями так ярко, что аж закружилась голова. Кончила моя спутница или нет, мне было плевать. Застёгивая ширинку, я укусил её в шею и тут же поцеловал в место укуса. – Спасибо, милая, ты была великолепна. – Я знаю, красавчик, – усмехнулась она, натягивая обратно трусики. "Всё же красные…" – безразлично подумал я, собираясь выходить. Но стоило мне прикоснуться к ручке кабинки, я почувствовал холодные ладони на плечах и зубы на своей уже шее. Клыки вампира. Точнее, взрослой вампирши. – Знаешь, я тоже умею кусать, – прошептала брюнетка. – Бак Вкусный, – сказал я, не шевелясь. – Мадам Максим, – ответила она и вышла первой.

***

Бывали в нашей с Солнышко жизни и тихие, спокойные деньки. Например, сегодня, когда не было ни одного клиента, когда она могла просто сидеть рядом со мной и пролистывать какой-нибудь журнал или книгу. Понедельники я не любил, потому никого в этот день никогда не принимал. Я просто разваливался на старом диване, брал бутылку виски или другого пойла и подзывал Солнышко. Часто я любил класть свою голову на её колени, а Чеснокова перебирала мои, уже чересчур отросшие, волосы, иногда их распутывая, ведь с расчёсыванием я никогда не заморачивался. Но сейчас Солнышко находилась на кухне и готовила нам завтрак. Я порывался заставить её питаться в кафешках, но вместо этого мне приходилось, пыхтя, переть в ближайший кругляк и покупать продукты. Как же бесит. Но это единственное, чем я могу её действительно утешить и отвлечь. Хоть меньше на мозги капает, пока готовит. И вот мы сидим на нашей маленькой кухне. Я пил пиво, она нарезала овощи. Под мерный стук ножа о разделочную доску я, кажется, потихоньку сходил с ума. – Солнышко, может, хочешь сходить куда-нибудь? В кино, там, например? Она, не поворачиваясь, мотает головой. – Почему? – Мне не хочется. Ответ меня неожиданно разозлил. Отшвырнув бутылку, я резко поднялся и развернул Солнышко к себе. Нож выпал из её рук, а сама она растерянно уставилась на меня. – Не хочешь со мной куда-то ходить, да? Настолько меня ненавидишь? Она молчала, поджав губы. Как обычно отвела взгляд. Это даже возбуждало. Сбросив всё со столешницы, я усадил её, сорвал фартук и разорвал майку. Она была без бюстгальтера, и от холода её соски тут же затвердели. Острым когтем я провёл по её груди и сильно сжал сосок в своих пальцах. Мне хотелось, чтобы она заплакала. – Бак, пожалуйста… Ладонью закрыв ей рот, я осторожно кусаю её за плечо. Она мычит мне в ладонь и всё же начинает плакать. Чувствую, что боится. У нас был уговор, что я не пью её кровь и не превращаю в вампира ни при каких обстоятельствах, но сейчас так хотелось нарушить данное слово. Запах её крови ударил мне нос, опьяняя сильнее, чем весь выпитый мною алкоголь вместе взятый. Опьяняя настолько, что я отнял ладонь от её рта и нежно, как никогда прежде, поцеловал. И только так ко мне вернулся разум. – Забудь, – буркнул я, оставив её в полном одиночестве.

***

Дедушка спал. Солнышко с облегчением вздохнула и, принеся плед, укрыла им деда. На душе было спокойно. Ведь дед остался дома. Редко такое случалось. Поэтому лучше его не будить. Спать ей не хотелось, а вот выпить – ещё как. Из головы не выходили последние слова Оскара о школе и своё собственное мерзкое поведение. Сделав первый глоток бренди, что был из запасов любимого деда, она точно решила, что извиняться не будет. Ссориться она терпеть не могла, но и мириться смысла уже не видела. Всё равно он уезжает и брать её с собой не собирается. «Ну и плевать», – подумала она, вытирая слёзы. Вдруг в прихожей послышался грохот. Поставив кружку на столешницу, Чеснокова схватила кочергу – первое, что попалось под руку – и направилась на звук.

***

– Драко! – удивился я, увидев старого друга. Ну, как сказать друга. В последний раз он меня опрокинул с одним дельцем, поэтому другом я его мог назвать с натяжечкой. Он же, как ни в чём не бывало, стоял передо мной и улыбался. – Давно не виделись, бро, – подмигнув, Склеполаз прошёл внутрь, хлопнув меня по плечу. – Какими судьбами? – я закрыл дверь и предложил ему сесть. Он тут же шлёпнулся в кресло. – Да так, мимо проходил. К тому же… слышал, у тебя тут шлюха отменная завелась, – ухмыльнулся Драко. – Хотелось бы немного развлечься. – Слухи врут. – Неужели? – Склеполаз смотрел за мою спину и призывно хлопал по подлокотнику. Солнышко появилась так же внезапно, как и сам Драко на пороге моего дома. С каменным, безжизненным лицом она приблизилась к нему и села на колени. – Сама девушка фон Ужасающего! Признаться, я был удивлён, когда узнал, но Бак! Ты превзошёл самого себя, – он похлопал её по ноге. Мне стало мерзко. – Думаю, тебе лучше уйти, друг. – Да ладно тебе, не ломайся, бро. Вот, возьми. Сдачу себе оставь. – В моей руке неожиданно оказался довольно увесистый мешочек. – Пошли, крошка, – Склеполаз утянул Солнышко в её комнату. Не помню, как я поднялся и, шатаясь, дошёл до двери её комнаты. За дверью слышался смех Драко и шорох одежды. Мне не хотелось это слышать. – Вы, смертные, такие… вкусные. – Я вошёл в тот момент, когда он почти коснулся её шеи клыками. – Забирай деньги и уходи, – не совсем понимая, что делаю, сказал я и кинул мешок с монетами на пол. – Неужели… О, Бак, братишка, нет! Только не говори, что любишь эту шлюшку! – он схватил Солнышко за волосы и стащил с кровати. – И вот её тебе жалко? Я не мог выдавить ни единого слова. Я смотрел, как Солнышко, моя Солнышко, взяла его член в рот, даже не посмотрев в мою сторону. И что я мог с этим сделать?

***

Когда-то был вампир, который учил меня ночной жизни. Повадки у него были диковаты, и о нём я вспомнил, когда набросился на Солнышко Чеснокову, которая была так глупа, что на меня, вампира, пошла с простой кочергой. Собственно, так меня и учили охотиться. Как оказалось, не зря. Она даже ничего не поняла. – Если ты заорёшь, я тебе въебу, – сказал я, зажимая ей рот. – Сейчас я уберу руку, а ты тихо и спокойно выслушаешь мои условия, хорошо? Чеснокова неуверенно дёрнула головой, и я, глупец, поверил ей, отпуская девушку. Но она тут же заорала и бросилась в гостиную. – Дедушка! Дедушка! На помощь! Конечно же я её ударил. Что я мог ещё сделать? Солнышко вновь оказалась на полу. Из носа на ковёр капала маленькими капельками кровь. Запах её крови пробудил во мне чувство нестерпимого голода, хоть я и насыщался несколькими часами назад. – Кто ты такой?.. – прошептала она, пытаясь сесть. Я пнул её и придавил плечо своим тяжёлым ботинком. – Ты меня не помнишь? – Светлые волосы прилипли к мокрому лицу, и я помог ей их убрать. – А, точно, мы же не успели познакомиться в нашу прошлую встречу. Позволь представиться. Я Бак Вкусный. Свободный вампир.

***

– Что ты несёшь, Драко? – я заметил на ней то самое платье, что подарил ей в ту ночь, когда похитил её. – Жалко? Ты не понимаешь. Она принадлежит мне, вот и всё. В конце концов, мой гипноз всегда был сильнее его гипноза, и Солнышко, подчинившись моему взгляду, подползла ко мне. Я схватил её за подбородок. – Ты же знаешь, что означает это платье, не так ли? – прошептал я, наклонившись к ней. – Не надо, только не сейчас… Она понимала. И потому снова заплакала. Ох, блядь, как же я ненавижу твои слёзы! Ненавижу твоё нытьё! Пропади же ты пропадом, Солнышко Чеснокова! Безумная ситуация. Драко стоит с опущенными штанами, а мы с Солнышко на коленях. Слёзы, стекшие с подбородка и шеи на грудь, смешивались с кровью. Увлекая её за собой, я прокусил себе палец и протолкнул в её рот. Я слушал, как человеческое сердце билось всё медленнее и медленнее, и с последним ударом я жадно набросился на неё, разрывая подол и без того короткого красного платья и со звериной жестокостью кусая её грудь. И безвольное тело, казалось, вновь наполнилось жизнью.

***

Волосы Солнышко развевал холодный ноябрьский ветер. Он забирался ей под плащ, и она по привычке вздрагивала, хотя я знаю, что ей не было холодно. Ей просто не должно быть холодно. Девушка стояла у безымянной могилы, но мы оба знали, кому она принадлежит. У надгробия валялся засохший чеснок да пластиковый стаканчик. Второе, видимо, занесло коварным ветром. Чеснокова осторожно присела и положила три белые розы на землю, откинув в сторону стаканчик. Повесила связку чеснока на надгробие. Сложила ладони в изящную лодочку и произнесла короткую молитву, как она говорила, единственную, которую знала. Этой молитве Кузьма когда-то сам обучил свою внучку, приговаривая, что все вампиры будут разбегаться, как только её услышат. Теперь она понимала, что дед заблуждался. Предательская слезинка, совсем маленькая, но всё же заметная, упала на "лодочку". Будто запрещая себе плакать, девушка быстро заморгала и вскинула голову к небу. – Я так и знал, что ты будешь здесь, – наконец я решился привлечь её внимание. Чеснокова не ответила. Даже не повернулась. – Не думал, что первый день своей свободы ты проведёшь на кладбище. Впрочем, неплохой выбор. – Почему ты не сказал? – с горечью спросила девушка, поднимаясь с колен. – Кто знает, – задумался я. – Возможно, я стал слишком мягким. Или мне просто нужно было от кого-то зависеть. – Я ухожу, – твёрдо закончила Чеснокова и направилась к выходу с кладбища. – Даже не поцелуешь на прощание? После всего, что между нами было? Я услышал, как она остановилась. – То платье ведь до сих пор на тебе, не так ли? Она ушла, оставив после себя стойкий запах леденцов и молочного коктейля.

***

– Можешь звать меня Баком. Или "господином". Как тебе удобнее. Хотя при клиентах тебе лучше будет называть меня "господином". – Что ты несёшь?! Ублюдок! – Жизнь твоего деда зависит только от тебя, моя маленькая блядь. – Нет, я тебе не верю! Отпусти меня! – Если ты только хочешь, чтобы твой обожаемый дедушка сдох раньше времени. – Хорошо… – Хорошо? – Я же уже сказала! – Только не надо сейчас реветь! Ты всегда успеешь поныть и высказать всё, что обо мне думаешь, всё своё нытьё, но сейчас не время. Надевай это платье. – Не хочу. – Ты будешь принимать клиентов голой? Платье так и осталось нетронутым до самого рассвета.