"Письмо тридцать третье"

Мой дорогой, мой любимый Кубральчик, золотце моё, мой поросёночек, краса демонской беспечности! Весьма досадно было узнать, что ты выжил после заслуженного понижения по службе. Впрочем, ты показал себя весьма хорошо, непременно воспользовавшись теми возможностями, которые открылись тебе в этом не стоящим никакого уважения мирке. Моё письмо к тебе строго конфиденциально, как мог ты заметить, и пришло не через вашу посредственную фейскую почту (или как вы называете этих ваших зверушек), а через более надежные руки; ведь даже такому тугодумному генералу низшего из миров Ада, как ты, должно быть понятно, что не дело помощнику министра писать какому-то провалившемуся искусителю. Но, поскольку я весьма милосерден и не избегаю возможности подчеркнуть свой высокий статус за счет таких неудачников, как ты, то я не мог не написать тебе ни строчки, ведь все-таки я твой дядя. Я много слышало о мире, в котором тебе пришлось очутиться, и весьма удручен. Это занюханная дыра, куда не должна ступать нога ни одного уважающего себя искусителя, и мне досадно видеть, как ты полагаешь себя настоящим корольком в этой обители неудачников и недоделок. Те методы искуса, которые применяются твоими чертями, не идут ни в какое сравнение с той школой, что ты получил хотя бы при неудачнике Гаде (я уж не говорю о своих способностях: понятное дело, что ты не в состоянии оглядываться на такие высоты). Твои чертики не способны на большее, чем сделать из пациентов посредственных хулиганов, играющих видеоигры и таскающих кошек за хвосты; разве об этом ты думал, когда заканчивал Академию? Нет, мой дорогой Кубрал, твои цели должны быть выше, а методы – тоньше и элегантней. Я также слышал и о той истории, что приключилась с тобой и тем ангелом, которого понизили так же сильно, как и тебя; ну что я могу сказать? Похвально, что ты пытаешься сделать из этой кислотно-яркой дыры хоть что-то, отдаленно напоминающее государственный аппарат высших кругов Ада, но должен сказать, что твои действия так же топорны и неаккуратны, как и ранее. Неужто было так необходимо манипулировать тем чертенком? Когда мы с другом твоего отца, господином Премерзким, шутили так над тобой, мы заморозили твоё профессиональное развитие до ещё боле низкого уровня, чем было; но мы ведь так шутили, а ты всерьез решил, что способен вновь развязать Тысячелетнюю войну в этой дыре! Разве ты забыл, что никогда – слышишь меня, никогда! – не должен руководствоваться идеей веселья, власти и тому подобной чуши? Да и какая власть, в этой дыре, этих трущобах, не заслуживающих внимания настоящих чертей, этой радужной вселенной «Маленьких пони» (блестящее изобретение нашего агитационного отдела, не имеющее ничего общего с художественным вкусом)! Хотя не могу сказать, что ты меня сильно расстроил, мой дорогой Кубрал. Я ведь всё равно остаюсь твоим любящим дядюшкой; и эта твоя шалость с организацией Тысячелетней войны не идёт ни в какое сравнение с тем разочарованием, которое ты принёс мне и всему Аду, когда упустил ту душу в 1941 году… Я всё равно уже высосал твой талант настоящего искусителя полностью, и мне остается лишь чувствовать себя удовлетворенным, наблюдая за тем, как низко ты пал. Ведь для меня, твоего любимого дядюшки, ты по-прежнему остаешься жалким и беспомощным Гнусиком…

С любовью, дядя Баламут