Вальс на Льду

— Это просто безответственно — подыскивать спутницу жизни с помощью Интернета! — А как ты познакомился с мамой? — Да нормально! Я выиграл ее в карты. «И нельзя возвращаться. Там, где ты был, уже ставят посты». Зимовье зверей Привет. Меня зовут Рейнеке. Рейнеке Лис. И я могу взломать любой Лед, который вас заинтересует. Даже Черный. Слышали о таком? Говорят, в цифровом мире нет защиты лучше, чем Черный Лед. Расскажите это кому нибудь другому! Когда в комнату входит отец, я поспешно сдергиваю с висков чуткие клеммы нейровыводов. Мои пальцы дрожат над декой, но я улыбаюсь, делая вид, что слушаю музыку или общаюсь с девушками в Сети. Мне кажется, отец о чем-то догадывается, но никогда не говорит. — Опять ищешь себе девушку в Сети? — привычно ворчит он. — Где их еще искать? — дежурно откликаюсь я. Он обходит мою комнату по кругу, как паломник, осторожно переступая многочисленные провода, и скрывается за дверью. Мне кажется, вся моя семья о чем-то догадывается. Например о том, что их сын пошел не по той дорожке. Например о том, что их сын сутки просиживает перед декой. Например о том, что у их сына всегда откуда-то водятся деньги. Надеюсь, они не догадываются о том, что если их сын ошибется, Черный Лед выжжет ему мозги. Девушка находит меня сама. Я вижу след, нить, зов. «Мы будем откликаться на имена богов». Она предлагает мне работу. Она предлагает мне охрану. Она предлагает мне сотрудничество. «Я не вудуист», — отстукиваю я на деке. «А я и не говорила, что верю в Вуду», — появляется перед моими глазами ее ответ. Она откликается на имя бога. А еще на имя Молли. Потом все закручивается. Я иду, и Лед хрустит под моими ногами. Вокруг меня геометрическими фигурами движется информация. Круглые поблескивающие шары, матовые параллелепипеды, тетраэдры и октаэдры отчаянно-ярких цветов. Я иду за Молли, и если бы я не знал, что мои пальцы лежат на чутких клавишах деки, я был бы уверен в том, что она держит меня за руку. Когда мы ломаем этот Лед, где-то в моей голове вспыхивает сирена. Уши закладывает, и так же закладывает голову, как будто черепную коробку набили ватой, которая разрастается в размерах, стремясь взорвать череп. И вот ее прикосновения уже не мягкие, а тугие и давящие. Перед глазами у меня темные и ярко-алые пятна, а руки не слушаются, и я то и дело промахиваюсь и не могу подцепить длинные провода нейровыводов. «Есть», — говорит Молли в моей голове. И потом: «Надо уходить». Последнее, что я вижу перед тем, как нейровыводы отваливаются с моих висков, а сам я вываливаюсь из инвалидного кресла и распластываюсь прямо на змеями свившихся проводах на полу: «Я тебя найду». Молли находит меня через месяц. — Привет, — говорит она моему отцу, появляясь на пороге нашего маленького домика в Канзас Сити. — Я ищу Элли. — Кого? — спрашивает отец, и она смеется. Я слышу ее смех со второго этажа и узнаю его сразу. Я не спускался вниз три года. Три долбанных года. Я подвожу коляску к самому краю верхней ступеньки. — Мне нужен Рейнеке Лис, — говорит она уже серьезнее. И смотрит наверх. На меня. — Далеко же занесло ваш фургончик, - говорит она мне, закинув голову. — Поэтому тебя и не нашли. Повезло. — Не нашел кто? — спрашиваю я. Молли подносит палец к губам и улыбается. Заговорщицки. Потом мы сидим внизу все вместе. Мама готовит свои фирменные блинчики, и все поглядывает на нее. На мою девушку. У Молли очки в пол лица, и я знаю, что глаз под ними нет: глазные линзы впаяны в саму кожу, соединены с нервными окончаниями и зрительным нервом. Она смотрит ими, как я смотрю глазами. — Как вы познакомились? — спрашивает отец напрямую, после бессмысленных разговоров о погоде, повышении цен и том, как сложно найти нормальную работу. — В Сети, — улыбается Молли. Отец закатывает глаз. Смотрит на меня. — А как вы познакомились с женой? — спрашивает его Молли. Я вижу, как ее ногти удлиняются отточенными лезвиями: раз! — и спрятались. И точно такие же лезвия свистят в ее голосе. — Как все нормальные люди, — бурчит отец. И под взглядом наших внимательных глаз/линз признается: — Я выиграл ее в карты. Вечером мы бежим через Лед. И просто бежим. — Но я же не могу ходить! — говорю я, но это уже не пугает меня так, как пугало каких-то полгода назад. До Молли. — Одно дело, — смеется она. — Второе дело. Третье дело. И вот ты уже можешь ходить. Потом пить, курить, трахаться… чего там тебе еще нельзя? Губы у нее вкуса крови. Молли откликается на имя бога, а меня все еще зовут Рейнеке Лис. Я самый смешной, самый рыжий и самый умный из ее спутников. Или она так каждому говорит? Я бегу с ней, прекрасно зная, что однажды она подставит меня. Откажется от меня. Оставит меня увязать в проклятом Черном Льду, которого с каждым погружением становится все больше. Иногда я смотрю в черные стекла ее глазных линз и не вижу в них ничего. Даже себя. Я проиграл заранее, хотя мы вряд ли когда-нибудь будем сражаться. Я смотрю на ее силуэт на фоне Льда, выписанный движущимися рядами цифр. Фруоресцентно-зелеными, как строки кода, темно-алыми, как венозная кровь, серебристо-серыми, как теплый бок пули и матово-черными, как ничего не выражающие стекла ее линз. Мне хотелось бы, чтобы она улыбалась, но я доподлинно знаю, что это не так — она никогда не улыбается в Сети, она никогда не улыбается на Льду. Она слушает голоса тех, кто отдает ей приказы. И я знаю, что однажды ей прикажут что-то вроде: «Убей своего спутника. Убей этого чертового Рейнеке Лиса». И она сделает это без малейшей жалости. Женщины, которых ты находишь в Сети, они всегда намного опаснее тех, кого можно выиграть в карты. 12.12.2013