Во всех мирах

Все смешалось в Анк-Морпорке. Каждый из всех его честных и благородных, нечестных и подлых, грязных и вонючих, беленьких и благоухающих, каменных и коротких, пьяных и до неприличия трезвых граждан запомнил, как небо вдруг перевернулось да попыталось упасть на землю. На землю-то оно упало, но не очень удивило народ. Да и вовсе первое изумление прошло, когда мгновение спустя послышались крики Себя-Режу: – Кусок упавшего неба! Кусок упавшего неба, с пылу, с жару, почти за бесценок, клянусь, без ножа себя режу! Граждане лишь хмыкнули, когда увидели, как Падающее Небо брезгливо повисело над рекою Анк, упрямо запустило туда пару щупалец разреженного кислорода и на всей протяженности упругой речушки благоразумно замерло в трех локтях над водой. Длилось это пару минут, и люди начали ощущать беспокойство, когда сообразили, что глаза их пытаются выпрыгнуть, тела полопаться, как переспелые груши, а подметки сапог – спеть песню, что подметкам вообще-то делать не полагается, если их придумал не Чертов-Тупица-Мать-Его-Джонсон. Дышать становилось труднее, и некоторым даже показалось, что они слышали странную фразу, произнесенную Внушительным (да-да, с большой буквы!) голосом: – НЕ ЛЮБЛЮ ФОРС-МАЖОРЫ. ПОСЛЕ НИХ ВСЕГДА БАРДАК. – ПИСК. Но это было лишь мгновение, после которого все вернулось на круги своя, а над главной башней Незримого университета в последний раз полыхнуло нечто фиолетовое. Инспектор Кормик, мужчина не то чтобы солидный, но… всегда поступающий правильно, а оттого живущий с гордо расправленными плечами и не чувствующий за собою вины ни за что, неловко покачнулся и огляделся. Он стоял у парапета на вершине огромной башни, а перед ним расстилался город. Не его город. Улицы совершенно незнакомые. Видеть Невервинтер с высоты птичьего полета ему не приходилось, но он столько хаживал по его улицам, столько раз смотрел на карту, что… да и не было в Невервинтере таких башен! Что-то скрежетнуло сзади. Муаров пес! Кормик сжал рукоять меча, но его руку перехватила тяжелая ладонь, не дав извлечь оружие. Перед ним стоял… крайне странный дворф. Доспех его покрывали устрашающие шипы, да так, что и подойти боишься! Шлем венчал крепкий, изогнутый рог. Кормик покосился на шип, располагающийся на нагруднике дворфа, очень неудачно при этом смотрящий на тайное хозяйство Инспектора стражи, и счел за благо отойти. Но этого короткого прикосновения, вида обоих, самого воздуха и чего-то такого, что они едва могли объяснить… этого хватило, чтобы понять два факта: они не дома, но они должны быть вместе. Может быть, они даже не в родном мире. Скорее всего – не в родном мире. Так ощущалось. Но сами – родственные души. Кормик представился первым: – Инспектор Кормик, стража Невервинтера. – Тиблдорф Пуэнт! Предводитель Веселых мясников! Телохранитель Бренора, короля Мифрил-Холла! Мужчины пожали друг другу руки и уставились на город. Декан Незримого университета почесал набалдашником лоб, глядя на странное изобретение студентов факультета Естественных наук. Вечно… вечно что-то не так! Он всегда говорил: прежде чем что-то делать – поешь! Глядишь, и фривольные мыслишки о том, что ты можешь изменить мир, покинут твою голову. Мимо прошествовали угрожающего вида человек с мечом и дворф в ужасающем костюме. Варвары! Казначей указал в их сторону трясущейся рукой. Что может быть хуже для волшебника, чем трясущиеся руки?! Декан устало пробасил: – Эй, кто-нибудь! Дайте казначею успокоительного! Казначей понуро опустил руку, провожая взглядами двух мужчин. Не он один смотрел им вслед: библиотекарь цыкнул сквозь зубы и вышел в окно. Кормик поглядывал по сторонам, нервно стискивая рукоять меча. Сейчас Невервинтер с его Тенями, бойцами Муар, лусканскими выродками, нищетой и тотальной несправедливостью казался раем всех богов сразу. В этом городе все было так же, как дома, и одновременно не так. Все, что он думал плохого о Невервинтере, здесь было усилено во сто крат, да так бодро и с таким размахом, что становилось просто… эпичным? Верно говорят бывалые солдаты: убей человека – и ты убийца, убей роту – и ты герой! И это правило касалось не только войны – жизни! Здесь все соответствовало этому правилу, и город выходил… героическим. Они забрели в квартал, полный дворфов. Косились здесь на них так, будто народ этот ничего не знал о благородстве и прикидывал, как бы побыстрее да потише разделать их на множество маленьких частей. Пуэнта, который был немного выше них, провожали откровенно любопытными, но и злобными взглядами. А Мясник шел себе и смотрел по сторонам так, будто попал в рай. Перед ними замаячила небольшая тележка, около которой зазывал дворф с неожиданно писклявым голосом: – Крысы на палочке! Крысы на палочке! Пуэнт остановился напротив и выудил не пойми откуда серебрушку: – Сойдет? Улица замерла. Все вокруг, как загипнотизированные, смотрели на крупный кругляшок с выгравированной эмблемой Мифрил-Холла. Дворф-продавец потянулся за ней, протягивая Пуэнту три палочки с насаженными на них тушками крыс. Кормик приметил топорик, вполне себе боевого и бывалого вида, заткнутый за фартук в цветочек. Странно, но дворф раскраснелся, глядя на Пуэнта так… очень похоже на то, как женщины порой, крайне редко – в молодости, смотрели на самого Кормика. Женщины… На груди продавца угадывались округлости такой формы, которые трудно спутать с обвисшей от жира мужской грудью. Это была женщина. Чертовски грозного вида, с чертовски… бородатой бородой. Кормик отвернулся, пытаясь сделать вид – ради самого себя! – что он ничего не видел. И не мог отогнать мысль о том, что их безбородые дворфийки кажутся немного менее странными. Пуэнт с хрустом жевал чуть подгоревшую тушку, смачно рыгая и радостно вопя: – Да тут знают толк в еде! В настоящей! Рай всех богов разом! Да я же тут останусь! Кормик неуютно поежился. Ему чудилось, как из каждой щели самые разномастные жадные глазки провожают взглядом то место на теле Пуэнта, откуда Мясник извлек монету. Инспектору казалось, что его ладонь вросла в рукоять намертво. И тут навстречу вырулил… Пуэнт. Нет. Очень похожий дворф. Брат-близнец! Один в один такой же: косматый, вонючий, с бешеным взглядом и натруженными ручищами. Только пониже, да борода подлиннее. Дворфы замерли друг напротив друга, изумленно и хмуро изучая свои же лица и бороды. Обоим явно не понравилось увиденное. И если дворфы их мира отличались взрывным характером, то эти, похоже, еще и недюжинной злобностью. Не было произнесено ни слова, но… да: насмотревшись, двойники решили, что иметь такую физиономию они могут только единолично, и надо непременно испортить лицо «врагу» раз и навсегда. Раздался вопль дворфов. Что, конечно, послужило сигналом к атаке тем, кто желал нажиться… со всех сторон. Кормик выхватил меч. Он не мог допустить, чтобы единственного представителя его мира убили тут из жадности. Как и раньше, его долг – оборонять улицы города от разбойников всех мастей. И вовремя! С той толпой, что повалила отовсюду, Пуэнт в одиночку не справился бы. Сэм Ваймс, ощущая непростительную, оскорбительную, иссушающую и недостойную трезвость, бежал за библиотекарем. Каждый раз, когда он пытался поддаться мольбам своего тела, дать передохнуть захолонувшему сердцу, легким, что породили от возмущения кисловатый запах дыхания, отдающий дешевыми ваймсовыми сигарами, коленям, протестующе трясущимся и скрипящим – его подгоняло грозное: «Уук!». И не то чтобы в Ваймсе не хватало достоинства гордо выпрямиться и поставить библиотекаря на место, напомнив, кто тут капитан, но он… трудно поддаваться позывам гордости, когда на тебя надвигается огромный орангутан. Поэтому Ваймс покорно переставлял ноги снова. Гномий квартал разрывался от воплей, воя и рева. Ваймс вздохнул и пробежался глазами по закуткам и переулкам. Где-то там должны изображать «прорывную тактическую засаду» Фред Коллон и Шнобби. Разнимать дворфов не хотелось – хотелось засесть в засаде с Фредом. И перекурить. Библиотекарь ткнул громадным пальцем в самую гущу свалки. Там возвышался, рыча и рубя мечом… Сэм Ваймс! Разве что помоложе, да волосы аккуратнее. Явно форменный доспех – рванье, щетина олицетворяет собой время, когда Ваймс не расставался с бутылкой милого Пивомеса. Капитан ностальгически изогнул брови, глядя на эту несчастную его копию, и пошевелил большим пальцем ноги – он не удивился бы, если бы узнал, что башмаки того, другого Ваймса прохудившиеся, как жизнь их обоих. Сэм подумал, что видеть собственную смерть в лице знакомого незнакомца будет как-то… нелепо. Переглянувшись с библиотекарем, он понял, что план прост. Во взгляде орангутана читалось понимание простейшего выхода. Ваймс дозволительно кивнул, оперся спиной о стену и закурил. …Пискнул от неожиданности капрал Шнобби Шнобс, когда его схватило что-то огромное и рыжее да и понесло с обезьяньим визгом прямо в толпу. Шнобби заорал, зажмурился. Шнобби не был героем, но Шнобби… умел выживать. Именно это было тем, чем нужно. Все знали Шнобби. А Шнобби знал своего капитана, к которому и прижался в пылу драки, извлекая один из своих устрашающих ножей. Кормик почувствовал, как его что-то обхватило за ногу. Скосив глаза, он увидел, как к нему прижимается странный чело… нет… кобольд? Нет. Человекообразное существо, обвешанное кинжалами и ножами всех мастей, и сжимающий самый страшный из них в кулаке. Взгляд был таким знакомым. Сотни раз он видел эти глаза испуганных новобранцев. И слышал этот испуганный шепот: – Капитан… капитан… Кормик зарычал, и удвоил усилия. Пуэнт шагал молча. Странно тут все было. Убить никого толком не дали. Это раз. Он шел за властным орангутаном. Это два. От этого факта он задумывался о том, что пора бросать пить. Это чертово три! И его доспех то и дело трогало странное существо, смотрящееся так же нелепо, как бородатый хер у бабы. Это сраное четыре. Существо извлекло из-за уха замусоленный бычок, раскурило и, хмуро и как-то действительно страшно глядя исподлобья, деловито уточнило: – То есть вас аж четырнадцать рыл? И вы все вот так вот… значит… обнимаетесь. И дрыгаетесь. И доспех сам рвет врага. С каждым словом он становился задумчивей и серьезней. А Пуэнт почему-то подумал, что это создание вряд ли когда-то обнималось… и дрыгалось в чьих-то объятьях. Дворф усмехнулся: кажется, он оставит в этом мире частичку собственного наследия! Уж явно было видно, что его тактика запала в душу этому… капралу. Кормик поглядывал на своего двойника и думал о том, что уже через пяток лет будет выглядеть так же. Выпивка и стража… стоит ли ему задуматься о том, чтобы вернуться в Западную Гавань и начать выращивать картошку? Местный начальник стражи вдруг проговорил: – Какие у тебя ботинки? – Чего? – не понял так и не пришедший в себя с самой башни Кормик. – Ботинки. Какие они у тебя? – Старые. – Прохудились? – Да еще в прошлом году. Капитан как-то повеселел и снова предположил: – Небось, подошва тоньше бумаги? Кормику стало на секунду стыдно, а потом… потом он понял, что во всем свете… нет! – во всех возможных мирах нет человека ближе и душевней. Он с чувством ответил: – Каждый булыжник Невервинтера знает, каковы на ощупь мои мозоли, а мои мозоли по выпуклостям мостовой могут узнать, на какой улице я нахожусь. Стражник поглядел на него, как на родного брата, и улыбнулся. Декан похмыкал под неуютным взглядом капитана Ночной стражи. Не то чтобы он боялся. Вряд ли сыщется кто-то, кто может напугать волшебника. Но… но перед ним было целых два неуютно глядящих капитана, и два еще более страшных создания: дворф, со всем безумием мира в глазах, и… и… капрал, увешанный оружием, посасывающий бычок и блаженно разглядывающий мощнейшие магические артефакты. В его глазах декан видел, как тот бросает один из этих своих ножиков в Удивительный расширитель трансмутационных устройств, и тот разрывает башню, капрала и самого декана на… очень большое и мелкое количество кусочков. А ведь у декана была возможность избавиться как минимум от двоих из них. Так ему и подсказывали все эти красноречивые взгляды. Кормик пошатнулся и от неожиданности сверзился с собственного стула. Приснилось?.. Спустя месяц. Пуэнт развернул письмо под гогот своих ребят и их же предположения о том, что за красотуля пишет их начальнику. «Здравствуй, добрый дворф… если ты вообще существуешь. Если существуешь, уж сжалься над сходящим с ума человеком и черкни строчку. Может, я и поверю, что все было на самом деле. Инспектор Кормик, Стража Невервинтера». Спустя еще один месяц: «Было, парень. И не просто было, а моя шкура благодаря тебе цела. Этот долг я не забуду. В свертке истинно дворфийские сапоги – до старости не сносишь. Коли не подойдут – толковый мастер их тебе по ноге подгонит. Уж что-то, а хорошая обувка быть у воина должна. Ты пиши еще – я теперь завсегда пришлю помощь. Мясник».