Winterlich

- Слепи какое-нибудь животное, - предложил Пауль новоявленному скульптору Флаке. - Это просто, лучше слепить что-нибудь другое, - ответил тот, крутя в своих руках пачку с какой-то редкой глиной, которую достал через какого-то знакомого, чей брат вместе со своими друзьями ездил в Западную Германию за фирменными деталями для японского мотоцикла. – Например, известных политических деятелей, как Екатерина II или Вильгельм I. - О, слепи бюст Бисмарка, который в шкафу у Алёши стоит, - сказал Хайко, показывая в сторону старого потёртого шкафа, видавшего, кажется, времена того самого Бисмарка. - Ага, ещё предложи мне слепить Старого Фрица*, - усмехнулся Флаке, продолжая изучать синюю пачку с большой белой надписью «Weißer Ton für die Bildhauerei». Так начинался уже второй день в жизни Хайко, ведь его друг Флаке решил стать скульптором и теперь каждый день выносил «оленю» мозг поиском модели. Но это не самое страшное. Самое страшное было это его рассказы о создании скульптур. Лоренц мог часами рассказывать, что нужно взять для лепки, какая глина нужна, сколько её нужно, как лепить, что лепить, чем лепить и т.п. Иногда Хирше казалось, что в голове у его друга целая энциклопедия Брокгауз*. Хайко знал, что все увлечения друга длятся месяц, если не неделю, но это его утешало слабо. И вот опять Кристиан начал свои «интереснейший» рассказ об истории создания скульптур и об обработке глины для лепки. Опять отвлекает его от изучения какой-то детали недавно разобранной машины. «Вот сидишь ты на окне, ну смотри себе молча в него, вон какая красота: снег падает, деревья в изморози и на улице никого,» - подумал Хирше, буквально прожигая взглядом своего коллегу насквозь. Но Флаке, будто этого не замечая или просто не зная, продолжал увлечённо рассказывать некоторые хитрости, используемые при создании скульптур, пока пачка редкой глины, доставшейся недоскульптору через знакомых, мирно лежала рядом. - Слушай, Флак, слепи простой горшок и успокойся. - Не, это я слепил ещё вчера вместе с собакой и кошкой, - ответил Лоренц и продолжил свою лекцию. Глубоко вздохнув и смирившись со своей участью, Ландерс продолжил своё изучение замысловатой детали производства автопрома ГДР, сидя у противоположной стены на свежем номере «Новой Германии»*, рассказывавшей о достижениях народа и партии, чтобы не испачкать недавно купленный и постеленный линолеум. А Лоренц всё говорил и говорил, пока на улице начиналась пурга. Вскоре она разошлась не на шутку, стучась в окна и свища через плохо заделанные щели между рамами, тем самым пугая добропорядочных немцев. Не замечали её лишь два панка в небольшой комнате с одним большим окном и с тёмно-бирюзовыми обоями. В ней были только шкаф, стулья, стол и кресло, которое казалось ровесником Фридриха II, остальное же пространство занимали барабанная установка, синтезатор, гитары и разная аппаратура. На стене тикали часы, передвигавшие обтрёпанные стрелки по потёртому циферблату, показывая, что уже шесть, а хозяина всё нет. Но парни этого не замечали, увлечённые своими делами. В комнате была лишь слышна тихая речь Лоренца, говорящего что-то себе под нос, и шёпот Хайко, напевавшего что-то. - Хайко, а тебе не кажется, что Алёша должен был уже вернуться? – спросил Флаке, отвлекаясь от изучения до сих пор неразвёрнутой пачки глины для лепки. - Die Fischerin vom Bodensee Ist eine schöne Maid, juchhe!* - напевал Хайко, не услышав вопроса. Флаке удивился песне, которую его друг напевал. - Хайко! – крикнул клавишник, отвлекая друга от изучения шестерёнок. - Что? – рассеяно спросил парень, кладя механизм на газету рядом с собой. - Как думаешь, где сейчас Алёша? - Я не знаю. Может где-то задержался. Не мешай, – ответил Хирше, возвращаясь к изучению металлической штуковины, обмазанной машинным маслом. Флаке вздохнул и вернулся к изучению пачки. Вдохновение покинуло его, пусть он и пытался искать его в природе, в людях, в предметах, но оно ускользнуло в одну из щелей в окне. Покрутив кусок глины в руках ещё немного, Лоренц стал смотреть в окно. А на улице уже во всю гуляла метель, смахивая с веток деревьев и машин снежные шапки и обнося их снегом вновь, кружа снежные хлопья в причудливом танце. На улице стемнело, а на горизонте не было никого видно. И от одиночества ночная гостя стучалась в окна к отдыхающим людям. Все в квартире затихло, даже Хайко умудрялся бесшумно перебирать механизм. Вдруг раздался шум со стороны коридора – это щёлкнул замок входной двери. Кто-то вошёл, тяжело вздыхая и впуская морозную свежесть в тёплую квартиру. Гитарист, до этого времени внимательно перебиравший механизм, заметно оживился. Отложив предмет изучений, он сорвался с места и, вытирая руки грубой тканью, валявшейся рядом, побежал помогать гостю. Гостем оказался Алёша, принёсший какие-то пакеты. И Хирше, зная это, побежал помогать ему занести их на кухню, на что Ромпе лишь рассмеялся и потрепал его за волосы. Кристиан, оставив своё развлечение, пошёл на кухню, чтобы посмотреть, что принёс Алёша. Придя на кухню, Флаке наблюдал следующую картину: Хайко с интересом разбирал пакеты с дефицитными продуктами, периодически спрашивая у Александра о причине такого щедрого поступка. Ромпе лишь отвечал «Имею право» или «Имею средства и повод». - Герр Ромпе, сдайте свои источники доходов. Нет, реально, Алёш, откуда деньги? – с удивлением спрашивал Хайко, продолжая разбирать пакеты. - Малыш, я же отвечал, что имеются средства так жить, - с усмешкой ответил Ромпе, поворачиваясь к Флаке. – О, ещё один. Привет. - Привет. Алёша, ты банк ограбил или у нас праздник народного масштаба? – спросил Флаке, заглядывая через плечо на стол, который Хирше заставлял всякими вкусными вещами. - Ребята, повторяю, имеем деньги. При этих словах Хайко улыбнулся еврейской хитрой улыбкой и, оставив разбор пакетов, направился к щедрому солисту с надеждой сэкономить деньги на новеньких гитарных струнах. - Эй, папик, может и струны мне тогда новые купишь, а то скоро оторвутся к чертям собачьим? - Хайко, что мы с тобой говорили? – напомнил Алёша, отодвигая прилипшего к нему еврейского бедного мальчика. - Для своей гитары покупаешь всё сам, - проговорил разочарованно парень, возвращаясь к копанию в продуктах. - Именно. Ну ладно, малышня, я отдыхать, а вы разбирайтесь тут пока, - сказал Алёша, стремительно уходя из кухни и снимая по дороге своё старое потёртое пальто. Парни, вздохнув, принялись разбирать сумки с едой. Но только Лоренц и Ландерс стали ставить банки с консервами на стол, как вдруг раздался крик Алёши из репетиционной: - Хайко, мать твою за левую ногу, какого чёрта ты разобрал мой «Трабант»*?! Вдруг глаза Хайко округлились и он задрожал. Из комнаты раздались тяжёлые шаги. Через минуту на кухне стоял злой Ромпе с ремнём в руках и взъерошенными на голове волосам. Его глаза зло блестели, а брови были сведены к переносице. - Ах, ты мелкий! А ну, иди сюда! – приказал солист, тряся тяжёлым кожаным ремнём буквально перед носом напуганного до смерти Хирше. Тот крикнул что-то и оттолкнул Ромпе обратно в коридор. - Флак, спаси, он ж меня прибьёт! – взмолился Пауль, кидаясь на худощавого Флаке. - Почему я? – спросил Флаке и принялся успокаивать Алёшу. И так прошёл весь вечер: Хайко плакал и молил о пощаде, Ромпе кричал и грозно тряс ремнём, а Флаке всех успокаивал, педалируя своим высшим образованием. А о пачке глины и детали из «Трабанта» Алёши так никто и не вспомнил.