Привычка выживать

Я продолжаю просыпаться от кошмаров. Это случается не так часто, как раньше, но иногда все же случается. Кошмары наполнены огнем, кошмары дышат на меня сладкими запахами разложения, лица мертвых людей заслоняют свет, чьи-то холодные пальцы прикасаются к моей коже, вызывая дрожь омерзения. Я просыпаюсь, со вскриком или без, сажусь в постели, пытаюсь унять бешено колотящееся сердце, но унять его одними только мыслями невозможно, поэтому я просто сижу, вытирая вспотевшие ладони о простыни, и дышу как можно тише, боясь разбудить в очередной раз Пита. Но Пит всегда просыпается, как бы я не пыталась унять дрожь; какая-то часть меня, эгоистичная и самовлюбленная, бесконечно рада этому факту. - Если я спрошу тебя, - говорю я шепотом, - сошла ли я с ума или нет, что ты ответишь? Пит поворачивается ко мне лицом, нащупывает пальцами мою руку и чуть сжимает ее. - Я скажу, что всегда буду рядом с тобой, сошла ты с ума или нет. Мне не станет легче. Это не должно происходить каждый раз после приснившегося среди ночи кошмара. Но я отвечу на его пожатие, я устроюсь рядом с ним, в темноте только угадывая черты его лица, и улыбнусь, зная, что он не увидит, но почувствует мою улыбку. - Завтра важный-преважный день, - скажу я ему. - Поэтому нам нужно хорошо выспаться, - ответит Пит, вздыхая. – Спрятать все спиртное в доме от Хеймитча, убрать с глаз долой все колюще-режущие предметы от Эффи, достать ту жуткую скатерть, которую она подарила нам на первую годовщину… - И ту ужасную вазу, которую она подарила на вторую, - поддакиваю я, - хотя не могу вспомнить, куда мы ее спрятали. - Вообще-то мы ее разбили, едва только Эффи уехала, - усмехается Пит. – Если бы этого не сделали мы, это сделал бы Хеймитч. Он всегда так делает с вещами, которые ему не нравятся и которые подарила ему Эффи. - О, - я фыркаю, - мне бы очень хотелось увидеть его в той ярко-розовой рубашке, которую он случайно порвал, доставая из подарочной упаковки. - Выведенного по новой методике Капитолия гуся с темно-розовым оперением он тоже зажарил в первую очередь, - соглашается Пит. – Хотя к тому моменту гусь был еще слишком маленьким. - Интересно, что привезет Эффи в этот раз? – интересуюсь я и действительно начинаю перебирать в уме варианты, но сдаюсь. Эффи всегда удивляет нас выбором своих подарков. К тому же, зная, что в этот раз Бряк приедет в Двенадцатый дистрикт с Каролиной, я могу загадать живого слона, но все равно промахнусь. Нам всем показался странным сложившийся из Эффи и Каролины тандем, но их, очевидно, все устраивает. Каролина пересказывала Эффи прочитанные в детстве сказки, Бряк заплетала волосы Каролины, а затем подбирала ей наряды, учила манерам поведения, которым кого-кого, а Каролину уж точно не нужно было учить. Когда мы уезжали из Капитолия, Каролина вполне привязалась к своей напарнице, а саму напарницу одобрила Президент Пэйлор. И мы смирились, узнав, что в результате тесного общения Каролина влияет на Эффи так же сильно, как и Эффи влияет на Каролину. До розовых платьев с перьями дело не доходит, конечно же. Важная-преважная дата, в которую в Двенадцатом Дистрикте собираются все наши знакомые, приурочена к рождению наших с Питом детей. Мальчик родился первым, девочка – спустя несколько минут, но близнецами при всем при этом они не были. С течением времени, а прошло уже немного-немало три года, разница в их внешности только усугубилась разницей в характере. Мальчик, темноволосый и голубоглазый, всегда чрезмерно собран и необщителен, а девочка, светленькая и сероглазая, всегда в центре компании, которую сама же и организовала. Я не могу нарадоваться на своих детей, хотя любимец у меня сын, а дочка беспрекословно подчиняется только отцу. Пит касается моей щеки. - Обычно в ночь перед их днем рождения ты всегда плачешь. Или смеешься, тут уж как повезет. Что будет сегодня? Я только пожимаю плечами. В ночь перед днем рождения детей я всегда просыпаюсь от кошмаров, а беспокойство становится с каждым годом все мучительнее. Конечно, Пит знает обо всех моих тревогах, потому что Пит знает меня. Поэтому он отвлекает меня разговорами, шутит и щекочет, чтобы я забылась хоть на мгновение. Чаще всего у него получается. Но почему-то не сегодня. - Энни обещала приехать, - говорю я, когда молчание становится невыносимым. Мама приедет вместе с Энни, но мама и без Энни приезжает довольно часто. Однажды мы выбрались вместе с ней в Капитолий, чтобы навестить могилу Прим. Тот день я вряд ли когда-нибудь смогу считать хоть вполовину хорошим, но именно в тот день ко мне вернулась потерянная мама. В этом году мама приедет на день рождения внуков с самым замечательным подарком – с сыном Финника, который постепенно превращается в точную копию своего отца. Они все вместе уже посещали нас в прошлом году зимой, гостили почти месяц, за который дети сдружились так, что подняли скандал, едва только пришло время гостям отбывать обратно. Только Хеймитч радовался тому, что сорванцов опять станет только двое, и лишь одна из них будет доставать его нескончаемыми «почему» и «зачем». - И Джоанна, - добавляю я. – Она тоже обещала. - Когда-нибудь у нее закончатся отговорки, - Пит смотрит на меня внимательно, я соглашаюсь, хотя оба мы прекрасно знаем, что отговорки Джоанны Мейсон могут не заканчиваться целыми столетиями. Мы редко говорим о ней с Питом, и никогда – лежа в одной постели. Джоанна вовсе не стала запретной темой для нас, нет, просто сама Джоанна будто выстраивает удаленно от нас целые города из причин, по которым не может приехать и эта неразрешенная неловкость нет-нет, но отбрасывает на нас тень из прошлого. Уверена, что едва только Джоанна появится здесь, в Двенадцатом дистрикте, как всем полегчает. Уверена я, впрочем, и в том, что от ее колкостей и претензий мы оба быстро устанем и позовем ее обратно в гости не раньше, чем через пару жизней. - А Гейл? – спрашивает Пит, и имя Гейла звучит тоже не совсем уместно. О Гейле я всегда вспоминаю с досадой. Я больше не виню его в том, в чем был виноват он лишь косвенно, но простить его при всем при этом у меня не получается. Я знаю, что Гейл сильный человек, но еще я знаю о том, что демоны сильных людей в разы сильнее. Слыша о Гейле из уст Эффи или от Каролины, я почему-то думаю о том, что Гейл бежит, не останавливаясь, бежит от того, что рано или поздно нагонит его. Нагонит и, возможно, раздавит. Мне бы не хотелось узнать о том, что мои предположения сбылись. Мне бы хотелось узнать, что Гейл обрел мир хотя бы в самом себе и перестал искать войны в окружающем его мире. - Он поздравит меня по телефону, - отвечаю я. – Он всегда так делает. Мои дети знают о нем лишь по моим рассказам. Сам Гейл в Двенадцатый дистрикт не возвращался после того, как закончилось Шоу. Или же после того, как я вышла замуж за Пита? Уверена, для него между этими двумя событиями прошло совсем немного времени, хотя в действительности заняло оно без малого два года. Я вновь закрываю глаза. Пит прижимает меня к себе, накручивает прядь волос на палец и шепотом поет мне на самое ухо «Песнь Долины». У него нет ни слуха, ни голоса, и он прекрасно знает об этом, потому что я не раз и не два ему это говорила. Но он поет, обжигая меня своим дыханием, поет, рисуя на моих щеках забавные узоры из тех, которые продаются в Капитолии как горячие пирожки. Я представляю Луговину, всю скрывшуюся под ковром из пестрых цветов. Я представляю Луговину, и мысленно меня передергивает от воспоминаний о том, что хранит уже долгие годы земля, дающая жизнь таким красивым цветам. Я представляю себя, сидящей посреди этого зеленого моря. Представляю себя наблюдающей за играющими детьми – сероглазая девочка, голубоглазый мальчик и мальчик, так похожий на Финника. Я вижу рядом со мной сидящую маму и смеющуюся Энни. Я слышу, как ругаются Эффи с Хеймитчем по поводу спиртного или без повода. Я вижу, как Пит смешивает краски для рисующей Луговину Каролины. Я дышу. Я представляю их всех – нас всех – вместе для того, чтобы в который раз унять тревожное чувство, рождающееся в голове и не дающее спать ночами. Оно пропадет само, завтра, когда все близкие мне люди действительно соберутся здесь. Соберутся вместе со мной, чтобы доказать мне одну неоспоримую истину. Мы выжили. Мы привыкли выживать.