Последняя его сказка. Spiritus schizos.

      Хриплое дыхание срывалось клочьями. В глазах – разводы мира, растоптанного с костями до состояния каши, вывалянного в крови. Он практически бежал в каком-то бесноватом состоянии отчаяния и злобы, поскальзываясь и падая на занесенной грязью старой брусчатке. С угрюмым упорством шел напролом по палой листве, выламывая сухие ветви; через овраги с мутной водой, однажды стремглав скатившись по склону и чуть не свернув себе шею. Взобрался по вросшим в землю бетонным плитам и уперся в иссеченную ветрами бетонную громаду. Пустые проемы и незакрытые подвальные люки зияли чернотой, как высушенные жаждой глотки. Выгнившие зубы – торчали полуразрушенные обломки стен верхнего этажа. На смотровую площадку в пучках сухой травы вела проваленная лестница – мокрый пористый бетон в лунном свете словно засыпан серебристым зерном.       Чёрное небо, сложив пошрамленные, неправильно сросшиеся крылья, неуклюже опустилось на бетонные глыбы. Здание дрожало, выдавливая из пор холодный туман. Он запрокинул лицо в чёрное небо. Головы презрительно, вяло качнулись от плеча к плечу.       - Слушайте сюда! Я расскажу вам сказку. Я же говорил, что знаю много сказок. Я знаю, вы бы хотели утопить меня в серной кислоте, но чтобы сойти оттуда, вам нужны сапоги. Слушайте меня наконец-то! Я буду говорить, когда сдохну и покроюсь червями! Я буду говорить, когда мое тело превратится в вонючую жижу! А вы будете ждать, пока не распадутся мои последние клетки и из моих глазниц не прорастет ива! Ведь вы ждали много лет назад… Или вперед? Нет, по-моему, таки назад. Так вот, жил-был мальчик, который много шкодничал и часто делал кому-то больно. Может, он вытаптывал помидоры на клумбах – я же знаю, каково в пригороде растить три куста помидоров на клумбе, потому что в магазине продается нечто незрелое и тухлое. Или за ним пять раз на дню затыкали выбитые окна, чтобы ночью, когда будут драться местные, кирпич часом не влетел в телевизор. Может, он втихаря вычинял заживо кишки из соседской кошки, пока гордые родители рассказывают соседу, как хорошо он учится в школе. Или увольнял одногруппника эсэмэской, наплевав, блядь, что тот давно на учете у невропатолога. Или стоял около темного перехода и молча смотрел, как человеку ломают кости битой. Может, он пичкал бродячих собак колбасой со стеклом, а когда подрос – людей циклоном-Б. А еще он мог исследовать ускорение свободного падения, расстреливая этих людей над оврагами. Да что я рассказываю – нам ли не знать о наших маленьких человеческих удовольствиях?       Чёрное небо тупо молчало, разводя руками, не находя аргументов. Ощерился, скрежетнув зубами.       - Слушайте меня хотя бы раз, пока у вас из ушей не брызнет кровь! Он был нормальный сын нормальных родителей… Родители увещевали этого ребенка не вредить, но все – как в стену. Поэтому отец дал ему молоток и гвозди, и велел забивать по гвоздю в ограду за каждую пакость. И вот, когда из ограды торчало порядочно гвоздей, отец позвал сына и начал по одному доставать гвозди из досок. «Видишь, - сказал он, - поступки всегда неисправимы. Гвоздей в заборе больше нет, но дыры-то остались. Поэтому, чтобы после тебя не оставалось ран, в которые ты будешь проваливаться, которые будут тебе вечно смердеть – ты должен не грешить!» Какая прекрасная мораль, да?! Она как бы оставляет только один выход! Суть морали не в том, чтобы делать с ближним так, как бы ты хотел, чтобы он делал с тобой! А в том – чтобы заставить ближнего идти на уступки, на которые ты не собираешься идти! Но что, если самой этой ограды больше нету?! – заорал он в пустоту. – Если ограда разрушена?!       Он задохнулся в долгом кашле, затем вытер лицо рукавом и снова ненавидяще вскинул голову...       - Не ждали? Так ждите! Ждите и пейте с горя - когда-нибудь оно к вам придёт! Но, Дьявол, я не пойду вам за водкой, я вообще не пью, так меня дома приучили! А если я не пью, что же со мной было все эти годы? Да меня не было вовсе! Я не был безымянным алкоголиком - у меня есть имя, и это зафиксировано в документах! Паспорт выдан в Б. двенадцатого сентября девяносто пятого года, пол - бетонный, прописан в А., дата рождения девятое сентября семьдесят девятого, место рождения – вино-водочное отделение центрального мясного магазина, один экземпляр на руки, с горки не спускать! Я ничтожеством зовусь, подлым, никому не нужным ничтожеством, и я заткнусь, только когда распадутся мои последние клетки, и из моих глазниц прорастет ива! Но кто-то вырежет из ивы флейту, и вы будете слушать меня вечно! Выход всегда есть, нужен только напор, чтобы продолбить дыру! Какие на хрен гвозди и дыры?! Ограда разрушена! Я сам себе ограда!