Снежная Королева

      Проснулся от шагов по квартире. Еще вечер, половина восьмого, на улице непрерывно шел снег. Обвел сонным взглядом комнату. Понял, что зря волнуюсь – это всего лишь она. «Аметерезу», - отдаленно пронеслось в голове имя.       Я встал с помятой постели, натянул штаны, надел очки и вышел на кухню. Все как и думал – вместо того, чтобы прижиматься ко мне в постели, эта девушка стояла у окна и всматривалась в медленно падающие белые хлопья. Безуспешно пытаюсь вспомнить, в который раз она меняет цвет своих волос - при первой встрече они были синие, потом черные, зеленые, сиреневые; теперь же их цвет сменился на ослепительно белый, что все-таки несказанно ей идет, соответствует ее характеру. Мысли о недавнем мгновенно всплыли в голове – на ее теле не было ничего, кроме моей собственной рубашки.       Услышав мои шаги, она обернулась. Мгновение ее взгляд был мягким, но уже секунду спустя брови опасно нахмурились. Понял – снова она взялась за свое. Обнажив ровный ряд зубов в злобном оскале, она сверкнула апельсиновыми глазами, за два больших шага достигла своей цели, то есть меня, и резким движением сняла с меня очки.       – Как же я их ненавижу! Почему ты их носишь, назло мне, да? Мог бы давным-давно купить линзы, Урюу! – ругается, тряся зажатой оправой очков прямо перед моим носом.       – Ну, успокойся уже, Хига, снова закатила истерику на пустом месте. Ты же знаешь, я не стану покупать линзы, чтобы вредить глазам еще больше. Без них я себя чувствую как крот, и это ты тоже очень хорошо знаешь, - сказал я, мягко забирая очки у разъяренной Хиги. Та хмыкнула, надув губы в наигранной обиде, но видя, что на меня ее уловки не действуют, успокоилась и начала доставать с полки две кружки.       – Ты-то почему встал? – спросила она, словно минуту назад не было никакого всплеска эмоций. Я мысленно усмехнулся – поражаюсь, как часто меняется настроение у этой странной девушки.       – Не знаю. Услышал, как ты ходишь, вот решил проверить, все ли в порядке.       – Все отлично, просто немного нехорошо себя чувствую. Тебе чай с жасмином или обычный?       – Обычный. У тебя точно все хорошо? – тревожно посмотрел на Аме.       – Все отлично, я же сказала, - равнодушный, чуть раздраженный ответ дал понять, что дальнейшие расспросы могут только вновь нас поссорить.       После выпитого в тишине чая отправляюсь обратно в постель, на всякий случай, спрятав очки подальше. Чувствую уже через сон, как она прижимается, обнимаю за талию и улыбаюсь, снова засыпая. * * *       Я помню нашу первую встречу, как заученное домашнее задание. Тогда точно так же, как сейчас, шел снег, была середина зимы, и я возвращался из университета – школа давно была за плечами. Мысли погрязли в высшей математике, и только ее образ, возникший из пелены снега, заставил позабыть нудные лекции и все, что их касалось. Локоны цвета индиго. Невероятно рыжие, как волосы одного моего знакомого, глаза, их гордый взор, устремленный куда-то сквозь пространство и прохожих. В голове, словно выпущенные из клеток в зоопарке звери, метались слова, которыми я пытался ее описать; впервые я чувствовал себя так странно. В итоге я смог окрестить ее лишь так – Снежная Королева. В своей белоснежной шубе, белых сапогах со шнуровкой, с распущенными волосами она была ни на кого не похожа. Холодная гордость во взгляде, и одновременно легкость в каждом движении, кошачья грация. Сам того не заметив, я остановился и просто смотрел на нее, не в силах оторвать взгляда. Заметив это, она остановилась, в ее глазах мелькнули интерес и любопытство.       – Эй, ты чего замер? – улыбнувшись уголками губ, спросила она. Осознав, наконец, что я бесстыдно пялюсь на девушку, я упер взгляд в землю, щеки стремительно стали краснеть.       – Ничего такого, простите… - поток глупых бессмысленных слов, который я не мог остановить. Глядя, как я отчаянно извиняюсь, она внезапно громко рассмеялась. В один миг гордость и холод куда-то исчезли, она смеялась так заразительно, что даже пара прохожих, что находились тогда рядом, улыбнулись в ответ на ее звонкий смех. Глаза словно сыпали искорками, ультрамариновые волосы чуть тряслись, переливаясь блеском в свете фонарей, а я, точно громом пораженный, стоял и смотрел на нее, слушал, как она смеется, и глупо улыбался. Заметив мою улыбку, она засмеялась еще громче, заставляя краснеть еще сильнее.       После этого мы познакомились. Оказалось, что Аме старше меня на целых два года, но меня это не очень-то заботило. Впервые я отдавался так стремительно новому чувству – дружбе, симпатии, любви, наконец. И больше всего радовало, что она понимала меня, отвечала взаимностью. Аме заканчивала институт и одновременно подрабатывала в модельном агентстве, но, несмотря на занятость обоих, виделись мы довольно часто. Хига меняла образы, словно они совсем ничего не значили, она объясняла это поиском своей внутренней сущности, своего истинного "я". А я воспринимал это ее каждое новое «я» как должное, и с каждым разом она была ничуть не хуже себя предыдущей; и только глаза всегда оставались прежними.       Аметерезу меняла вместе с образами и свой характер. То она грубая и наглая, то нежная и трепетная, то серьезная и неприступная, а иногда все это сливалось в гремучую смесь. С каждым днем наши отношения то портились, то переходили на высший уровень. Я никогда не знал, как общаться с девушками, и понимание Аме стало для меня еще большей проблемой – девушка-то она необычная. Но, как ни странно, она-то знала меня и видела насквозь, будто с детства была всегда рядом. Часто обижалась, кричала, скандалила по пустякам, капризничала, но уже через какие-то минуты вновь была ласкова, чувствительна, любвеобильна. Каждая очередная ссора, как повелось с недавнего времени, заканчивалась примирением в постели. Чтобы выгнать из головы все те гнев и обиду, Аме отдавалась мне с такой страстью, что порою я невольно краснел, как малолетний мальчишка, впервые увидевший обнаженное тело.       Я считал и сейчас считаю, что вскоре она устанет от моего занудства, ей надоест скандалить со мной и выпускать пар через похоть, что она решит уйти. Признаться, этого я боюсь больше всего. Хига стала моим всем, меня не влечет уже вышивка и учеба в престижном месте, погонями за пустыми я больше не занимаюсь, так что за меня отдуваются Куросаки и другие шинигами. Для меня все это теряет смысл, едва в голове возникает ее гордый лик, тонущий в снежной бездне. * * *       Просыпаюсь, за окном уже позднее утро, солнце и белоснежные сугробы создают такой ослепляющий блеск, что даже смотреть больно. Поворачиваю голову – она все еще мирно спит, белые локоны разметались по подушке, слышится тихое сопение. Беззвучно забираю из ящика спрятанные вечером очки, аккуратно встаю с постели, чтобы невольно не разбудить – если испортить ее настроение с самого утра, жалеть о проступке придется до конца дня. На цыпочках ухожу в соседнюю комнату, сажусь на диван, стараясь окончательно проснуться, запрокидываю голову на спинку и закрываю глаза. Мысли о новом дне роятся, словно осы; надо навестить Иное – давно обещались прийти вместе с Аметерезу. Правда, она теперь не Иное, а Куросаки – месяц назад гуляли на их свадьбе. Даже повзрослев, этот рыжий недошинигами не перестает так же хмуриться. А Орихиме теперь настоящая красавица, даже не верится, что такая Ичиго досталась.       Из Сообщества душ давно не было никаких новостей. Рукия как сквозь землю провалилась, Ренджи, который теперь частенько ошивается в Каракуре, молчит, мол, сам не в курсе. Все так же живет в магазинчике Урохары в качестве нахлебника, а зачем ему здесь быть – одному Абараи известно.       Внезапно чувствую на своих губах теплые влажные губы Хиги. Я и не слышал, как она проснулась и пришла сюда – видимо, слишком сильно углубился в размышления. Легко провела языком по верхней губе, закрыв мои глаза мягкой ладонью, затем властно проникла в рот, настойчиво обводя нёбо и зубы самым кончиком языка. От непривычных ощущений такого поцелуя я оторопел, не зная, как лучше поступить, она заметила это, и я почувствовал, как Аме улыбается. Укусив напоследок верхнюю губу, Хига нехотя отрывается от покрасневшей плоти, как насытившаяся добычей львица с белой гривой. Наши глаза встречаются, по блеску ее апельсиновых очей становится ясно – сегодняшнее ее настроение гораздо выше, чем было всю последнюю неделю.       – Когда-нибудь я обязательно сорвусь и поломаю твои стекляшки, - без капли злости шепчет Аметерезу, бросив мимолетный взгляд на очки в моей руке. – Это преступление – прятать такие невообразимо красивые синие глаза за очками.       Ее слова заставили меня смутиться. Я ни разу не слышал комплиментов из ее уст, и меня это немало удивило.       – Поражаешь ты меня, Хига. Чем же тебе так мои глаза приглянулись? – скрываю смущение за усмешкой.       – Ты опять? Сколько же можно называть меня по фамилии, Урюу? Я чувствую себя какой-то чужой тебе, - в голосе слышится неподдельная обида, и глаза передо мной исчезают; звук отдаляющихся шагов в сторону кухни говорит о том, что их обладательница ушла готовить завтрак. Поняв, что испортил такую идиллию, иду за Аме следом.       – Не обижайся, пожалуйста. У меня создалось ощущение, что все мои слова и все мои действия – тебе не по нраву. И как ты терпишь меня, такого зануду? – вместо речей с извинениями горькая усмешка без намека на попытку угодить. Слышу короткий смешок в ответ.       – Это еще кто кого терпит надо посмотреть, - отвечает мне Хига, обычай долго дуться на меня куда-то постепенно исчезает. Осознав смысл ее слов, сдавленно смеюсь и слышу ее смех, вторящий моему.       После завтрака торопливо собираюсь на работу. Уже стоя у зеркала, поправляя галстук, ловлю в отражении ее взгляд, взволнованный и чем-то озадаченный.       – Что-то не так, Аме? – вспомнив о недавнем разговоре с фамилией, называю ее по имени. Этот факт словно придает ей уверенности, и Аметерезу, собравшись с силой воли, выпалила:       – Я беременна!       Голова тут же опустилась, глаза ее закрыла белоснежная челка, а плечи задрожали, словно она сейчас стояла не передо мной, а перед каким-нибудь монстром. От неожиданности я выронил из рук свой кожаный кейс, глаза поползли на лоб, а очки, напротив, съехали с переносицы вниз. Нет, конечно, в конце концов, это должно было случиться, но тот факт, что она сказала мне об этом в такой момент, выбил меня из колеи. В течение двух долгих минут не получается полностью осознать, что я скоро стану отцом. Когда же по истечению третьей минуты я понимаю это, душу переполняет теплое чувство того, что теперь Аметерезу точно не покинет меня, что нас скоро станет трое. Но почему в такой счастливый момент дрожат ее плечи? Не медля ни секунды больше, я кидаюсь к ней и крепко обнимаю, зарываясь носом в белые крашеные локоны. Несвойственно самой себе, она осторожно, с опаской обнимает меня, но плечи по-прежнему дрожат.       – Глупая, ты кого боишься? – заглядываю в ее глаза и вижу бисер крохотных слез, которые она отчаянно пытается удержать. – Почему ты так напугана? Да это же такая радость, тут слезы неуместны.       Апельсиновые глаза расширяются, с неподдельным шоком глядя на меня. Кажется, она впервые не знала, как я отреагирую на ее слова. Зато я понял все, все чувства и переживания. Аме боялась, что я не захочу этого ребенка, что я брошу ее. Она так же сильно боялась потерять меня, как боялся я, что она уйдет от меня. Эх, неужели я стал думать так же туго, как Куросаки? Чтобы понять глубину ее тщательно скрываемых чувств мне понадобилось несколько лет. Зато теперь я, наконец, начинаю понимать это беловолосое создание, превосходящее меня, однако, по уму и возрасту, и тут уже совсем не до работы. До меня доходят мысли, что резкие перемены в характере – последствия именно ее положения, а вчерашнее плохое самочувствие – не что иное, как токсикоз.       – Радость? – дрожащим от волнения голосом вопрошает будущая мама. – Так ты рад, честно? Ты меня не оставишь?       – Дурочка, как я тебя могу оставить! Я ж тебя больше жизни люблю! И малыша так же буду любить!       – Но я же потом потолстею, и грудь у меня отвиснет… - Хига рассуждает, как дитя, и ее слова смешны, но я не могу смеяться, видя еще не сошедшее с побледневшего лица смятение. Романтик из меня никакой, но вспомнив слова из какого-то фильма, я продолжаю пафосную речь.       – Аме, ну что ты городишь? Так ли важно, что станет с твоим телом после родов, когда я в твою душу влюблен? Да и я знаю тебя – ты полетишь в спортзал при первой возможности, и твоя фигура вернет прежнюю форму.       Не найдя больше слов, я припадаю к ее пересохшим губам, после чего снова заглядываю в глаза. Наконец-то, я вижу в них то, что так хотел увидеть – безграничное счастье, переливавшееся через оранжевое море зрачков прозрачными каплями не удержавшихся слез. Оказалось, что и моя Снежная Королева, скрывая нежные чувства за гордостью, умеет искренне плакать, но главное, чтобы эти слезы всегда были от счастья.