Философские сказки

Данная история биографична. Делясь клеймами опытов, попытался вытащить из себя нынешнюю затяжную латентную депрессию... Построена практически на чистых символах, что не трудно заметить. «У каждого существа свой запах и свое тепло» Я не вспомню человека, который высказал мне такую фразу. Возможно, я ее не услышал, а прочел из книг. Однако она звучала так естественно. Так аксиомно. Наверное, такое звучит глупо от человека, не переносившего любую математическую деятельность с ранних лет. Примерно в тоже время я увидел его. Мне было около шести, когда мы встретились впервые. Он показался мне таинственным высоким и важным. Я доверчиво заглядывал в его глаза без белка и зрачков, полные обволакивающего теплого мрака. Не знаю почему, я протянул к нему руку, сидя в том остром углу в обрывках своих волос. От него веяло чем-то бесконечно спокойным и умиротворяющим. Когда мне стукнуло девять, он рассыпал передо мной маски. Меня тогда занесло в жуткий запутанный лабиринт со слишком мифическим даже на словах выходом. Тонкие маски сухим горохом разлетелись по каменистой шершавой поверхности. - Что это? – я поднял одну из них, перевернул наружной стороной. Мне весело улыбалось белоснежное лицо. - Возьми. Они тебе пригодятся, – произнес он, исчезая за ближайшим поворотом. Я как мог быстро сгреб в охапку весь этот ворох тонкокожих белых лиц и последовал за ним. Но неудачно. Как всегда он появлялся неожиданно и уходил также внезапно. И слова его точно охранялись самыми ревностными блюстителями порядка, проникая в мои уши чуть чаще, чем никогда. После одиннадцати он стал приходить чаще и говорить чуть больше, чем редко. Может его речи дали амнистию? С каждым его возвращением моя коллекция масок росла. К тринадцати годам я придумал способ менять их, не снимая. - Смотри, как здорово! – кричал ему я, при очередной нашей встрече одевая на маску Радости лицо Гнева, далее Горя и недавно подаренной им Насмешки. – Ты что-нибудь принес мне сегодня? Какая маска на этот раз? – я подбежал к нему, с любопытством оглядывая его фигуру со всех сторон в поисках подарка. Он с кривоватой улыбкой из воздуха вытащил маску и без объяснений нацепил ее на мою и без того многослойную кожу. Изучая результат, наклонил голову на бок, так, что темные жирные полуслипшиеся грязные локоны до плеч резко мотнулись влево за хозяйской головой. После некоторого молчания он все-таки решил пояснить, вставив одиночное слово перед моим рвущимся наружу словесным потоком: - Зависть, – коротко выстрелившее существительное превратилось в пробку в моем горле. Мне оставалось только хлопать глазами в немом изумлении. От такого конфуза даже парочка масок неосторожно слетела с моего лица. Пришлось их спешно поднимать. Новая игрушка оказалась гораздо интереснее предыдущих. И больнее. Подобное происходило каждый раз при новых дарах от него. Через пару лет маски прекратились. Их заменили браслеты. Толстые и широкие они натирали кожу, в них было гораздо неудобней, чем в масках. Хотя последнее время начала жечь и лицевая часть. Всего браслетов оказалось четыре. Два на запястья и два на лодыжки. Несмотря на всю их неподъемность, они довольно заманчиво блестели на свету. Только люди неоднозначно странно покачивали головами, с грустными вздохами их рассматривая, но, не тормозя и проходя мимо. Все время. - Что с ними? – однажды осмелился задать вопрос я в его спину, скрытую черным дождевым плащом. Широкие плечи передернулись, будто им стало зябко. - Завидуют счастью, потому игнорируют. Ты же счастлив? – он обернулся, внимательно заглядывая в глубину моих хрусталиков. Я передернул плечами сам, точь-в-точь копируя его движение. Задумчиво пожевал губу. - Не знаю. Тут нечто среднее. Они конечно по-своему красивые, но… - Но? Я стушевался и промямлил совершенно невпопад: - Маски стали тяжелее. Он выпрямил вечно сгорбленную спину – почему-то в детстве упущенный мною факт – спрятал костлявость пальцев в широких рукавах: - Так и должно быть, - голос прозвучал в ушах во внезапно жестких тонах. В его и без того чернильных глазах мелькнула бездна потемнее, являя с собой беспросветность. Предпоследний подарок – тяжелый ошейник в том же стиле что и браслеты пришелся как раз под новый год. - Слушай, а может, хватит, а? Мне как-то совсем не по себе от всех твоих даров. Они конечно удивительные и до невозможности интересные. Но только очень уж неудобно в них. Моего слуха в тот же момент коснулся его первый и последний смех. Он был необычно промозглым как глухой беспросветный пасмурный день, от него морозило, разгоняя мурашки по всему телу. - Остался один. - Один?..Э-эй! Стой! – в тот же вечер произошла вторая неожиданная вещь: он обернулся перед уходом. – А потом что? В ответ мелькнула только кривоватая улыбка. В один из дней я, наткнувшись на зеркало своими воспалёнными глазницами, разглядывал в отражении осунувшуюся худую фигуру в совершенно пустой комнате. Кожу жгло неимоверно, но снять хотя бы одно из лиц было невыносимо больно, разве что с мясом оторвать. В кандалах ходить и двигать руками становилось все тяжелее. Еще этот обруч на шее периодически сдавливал вены, не давая дышать. Длинные пальцы прикрыли мои глаза. Я, прикрыл веки, немного расслабившись. - Твой визит как нельзя кстати, – я облизнул пересохшие потрескавшиеся губы с кровяными нитками трещин. – Что ты принес? - Не я принес. Оно уже с тобой, – я насторожился тихому голосу, пропитанному горечью и чем-то еще. Таким близким, но пока отчего-то непонятным. Я дернулся на звук, попытавшись открыть глаза. Однако неотступная ночь преследовала мои широко распахнутые глаза. Я их выпучил настолько, что еще немного, и они вполне могли вывалиться из орбит. - Что…что случилось?! Что это? - Паника накрыла меня. Я кричал, переходя на вой раненного зверя, спотыкался о точеные углы предметов, разбивая в кровь колени, костяшки, локти, царапая кожу. - Это самый дорогой подарок. Ты вырастил его сам, – отголосок эха терял нить в невидимой теперь мою дали. Что-то страшное проникло в меня через глаза и стремительно шло к сердцу, выгрызая путь. Я упал на пол, катаясь и хрипя. Через пару мгновений по телу раздался особенно громкий стук, точно сердце вышло за границы, и тут же сильно сжалось в чей-то худощавой, но от этого не менее жесткой, ледяной хватке. Конвульсии прекратились. Я затих, вслушиваясь в тишину. Вырастил сам? Холодно и темно. «У каждого существа свой запах и свое тепло» Я не вспомню человека, который высказал мне такую фразу. Возможно, я ее не услышал, а прочел из книг. Однако она звучала так естественно. Как теорема, так и не ставшая аксиомой. Губы растянулись в улыбке Радости, напрягая атрофированные мышцы. - Благодарю тебя. Одиночество.