На крючке

22.11.09       – Тебе было хорошо? – спросил Туомас, заметив, что женщина проснулась.       – Да, – ответила она, прижимаясь к нему. – А тебе?       – Мне тоже, – на автомате произнёс мужчина и пристально взглянул на партнёршу.       Её крашеные светлые волосы разметались по подушке, кончики прядей приятно щекотали левое плечо. Не слишком стройное, но красивое тело, только что дарившее ему наслаждение, мирно покоилось рядом, наполовину прикрытое голубым одеялом. Женщина, казалось, смотрела на противоположную стену, но мысли её сейчас находились в другом измерении. Клавишник продолжал изучать симпатичное лицо с крупными чертами и высоким лбом, тонкие губы, подбородок с ямочкой, тонкую шею, плечо с татуировкой в виде окружённого нотными знаками скрипичного ключа, словно видел её впервые. Неожиданно женщина очнулась от своих мыслей и, поймав на себе взгляд, смутилась.       – Не смотри на меня так, Туомас! – воскликнула она, прячась под одеяло с головой.       – Как «так»? – хитро спросил композитор, продолжая буравить взглядом торчащую светлую макушку.       – Как будто хочешь прожечь во мне дыру! – раздражённо донеслось из-под одеяла.       – Анетт, ты напряжена, – произнёс Холопайнен, залезая к ней. – Думаю, мне нужно снова помочь тебе расслабиться.       – Нет, – негромко, но уверенно произнесла шведка, так, что он понял: лучше действительно её не трогать. Анетт вдруг резко сдёрнула с головы одеяло и села на кровати.       – Туомас… – неуверенно обратилась она к музыканту.       – Да? – Мужчина вопросительно взглянул на неё. – Что-то не так?       – Нам нужно поговорить, – тихо произнесла вокалистка, и чуть увереннее добавила: – Серьёзно поговорить.       Холопайнен внутренне напрягся, но не подал виду, взглядом приглашая собеседницу продолжать.       – Туомас, так больше продолжаться не может. Всё это было очень здорово – все эти полгода с тобой, и я ни о чём не жалею, но… Я так больше не могу. И не хочу. – Ользон на несколько секунд опустила взгляд, а затем снова начала гипнотизировать невидимую точку на стене. – Йохан начал обо всём догадываться. Я слишком много внимания уделяю «группе»: постоянно срываюсь на какие-то «репетиции», которые продолжаются до утра, мне вечно звонит начальство, даже когда я в законном отпуске. А эти периодические букеты от «поклонников», которых у меня на самом деле меньше, чем струн в гитаре Марко. Я устала жить на две семьи, редко видеть сына и скрываться от жениха. У меня одна семья, и это точно не ты.       – То есть… Ты хочешь меня бросить? – помедлив, поинтересовался лидер группы.       – Точнее, я ухожу от тебя прямо сейчас, – не глядя на него, уверенно заявила шведка и уже более мягко добавила: – Я не отвергаю тебя и не делаю этого из-за того, что не люблю тебя, нет. Я просто устала. Очень сильно устала.       – Если бы любила, бросила бы ЕГО, а не меня! – с обидой в голосе бросил Холопайнен, резко встал и ушёл в душ. Оставшись одна, Анетт спрятала лицо в ладонях и беззвучно расплакалась.