Исключение

Пронизывающий холодный ветер разметал полы его пальто, как только Кабуто вышел из дверей лаборатории. Пришлось остановиться, чтобы застегнуться на все пуговицы и лишний раз обмотать вокруг шеи толстый вязаный шарф. Зима в Токио была немилосердной. Он неоднократно бывал на конференциях в других странах, в том числе и тех, которые по праву считаются более холодными, чем Япония, но по-настоящему мерз он только на родине. Ссутулив плечи под проникающим, казалось, в самую душу ветром, прижав покрепче перекинутую через плечо сумку и сунув вторую руку в карман, он пошел быстрым шагом к ближайшей станции метро. Его привычный маршрут пролегал по петляющим аллеям парка, мимо покрытого хрупкой коркой льда пруда. Якуши на секунду остановился, разглядывая мерцавшие всеми цветами радуги неоновые гирлянды, развешанные на деревьях, и неожиданно осознал, что, увлекшись своими исследованиями, совершенно потерял счет дням и не заметил, что 2013 год отсчитывает свои последние часы. Впрочем, он никогда не отмечал праздники: семьи у него не было, друзей тоже, а тратить драгоценное время на что-то, отличное от любимой работы, казалось ему совершенно бесполезным и, что самое важное, нисколько не интересным. Главными праздниками в его жизни были дни, когда удавалось сделать прорыв, доказать или опровергнуть сделанные ранее предположения или удачно выступить на конференции. К тому же он никогда не понимал тяги соотечественников отмечать все подряд праздники, не обращая внимания на их религиозную и национальную принадлежность. Особенно это было заметно осенью и зимой, когда еще не все успевали убрать из витрин и с порогов домов оранжевые тыквы и спрятать подальше на антресоли карнавальные костюмы, как город уже погружался в атмосферу рождественского праздника. Повсюду расставляли ёлки, щедро украшенные гирляндами и блестящими шарами, суетились в поисках подарков. Затем наступал черед встречи Нового года, а потом и китайского нового года, а там уж недалеко и до цветения сакуры. Хорошо, что хотя бы День благодарения и Православное Рождество оставались без внимания, впрочем, возможно, только потому, что пока недостаточное количество японцев знали об их существовании. Но сегодняшний день и для него был исключительно удачным, именно поэтому обычно отстраненный Якуши охотно улыбался встречным прохожим. Сегодня он зафиксировал успех, конечно, не финальный, но достигнутые результаты позволяли вывести исследования на новый уровень. У Кабуто появилась надежда добиться расположения руководителя лаборатории и исследовательского центра профессора Орочимару, а заручившись его поддержкой, можно было выдвинуться на очередной грант и даже получить право выступить с докладом на престижной международной конференции. Всю дорогу Кабуто мысленно репетировал свою речь на совещании у профессора на будущей неделе, которая должна была преподнести результаты его труда в наиболее выгодном свете, а главное - давала бы однозначно понять, какие преимущества для самого Орочимару принесет поддержка исследований Якуши. Круглые очки привычно запотели, когда он вошел сквозь стеклянные двери в главный холл станции Уэно, и стали абсолютно бесполезными. Хорошо, что он мог ориентироваться здесь и вслепую. Торопливо кивнув кондуктору возле турникетов, он спустился на свою платформу, быстро вошел в ожидавший отправления поезд и встал на излюбленном месте возле дверей, прислонившись к стене вагона плечом. В поезде было тепло, и замерзший кончик носа начал оттаивать. Якуши снял перчатки и сунул их в карманы, протер стекла очков носовым платком и водрузил их на законное место. Двери вагона уже начали закрываться, когда он заметил, как по лестнице бегом спускались молодой человек и девушка с твердым намерением успеть на уходящий поезд. Захотелось сделать доброе дело, и Кабуто заблокировал дверь носком ботинка, позволив парочке прошмыгнуть внутрь, весело хохоча, заговорщически переглядываясь и с разбегу пролетая до противоположной двери под недовольными взглядами пассажиров. Взгляд невольно зацепился за них, уж так не похожи они были на остальных. Девушка встала в такой же укромный уголок, что и Кабуто, только с другой стороны по ходу движения поезда. Среди темной и безликой верхней одежды, которую часто можно было встретить в метро, ее оливковое пальто, объемный шарф с оранжевыми и зелеными полосками, бежевые кожаные перчатки, высокие сапоги и выглядывавший из-под пальто подол шелкового платья казались чем-то потусторонним, удивительно ярким и в то же время элегантным. Ее волосы были собраны в небрежный узел на затылке, но непослушные локоны торчали во все стороны, обрамляя удивительно живое и подвижное лицо. Она что-то рассказывала своему спутнику, внимательно слушала его комментарии, улыбалась. Ее серо-зеленые глаза искрились, смеялись, взгляд был ласковым и теплым, временами ироничным, но неизменно лучистым, добрым. Она притягивала внимание, и Кабуто не мог оторвать глаз, хотя и понимал, что беззастенчиво разглядывает ее. Вполне закономерно, она почувствовала его взгляд и посмотрела на него поверх плеча своего спутника. В тот момент, когда их глаза встретились, Якуши замер, как пойманный на месте преступления школьник, не решаясь постыдно отвести взгляд, не чувствуя возможным смотреть ей в глаза как ни в чем не бывало и совершенно не понимая, как себя вести. Внутри зашевелилась смутная тревога, поднялось безотчетное беспричинное волнение, словно он находится на пороге важного открытия. Привычно слегка задрожали руки от ощущения шаткой неопределенности, жуткого сочетания желания и страха. Он был в крайней степени смятения, с каждым мгновением все больше терял почву под ногами, погружаясь в доселе незнакомые ему ощущения. Совершенно неожиданно она улыбнулась, легко и приветливо, подарила ему частичку тепла и внимания, которого он так жаждал, но на которое никак не мог рассчитывать. А потом был второй взгляд, принадлежавший ее спутнику: холодный, быстрый и резкий, расставляющий все по местам. Черные, чуть прищуренные глаза впились в темно-серые глаза Кабуто, просверливая его череп насквозь, явственно давая понять, что ее улыбки, ее взгляды, ее слова могут принадлежать только ему одному. Ныне и впредь. Этот взгляд даже мог бы польстить ученому, если бы не превратился в следующее мгновение в совершенно безразличный. Бегло осмотрев Якуши с головы до ног, парень, очевидно, не нашел в нем потенциальной угрозы и отвернулся, побуждаемый тонкой рукой, коснувшейся лацкана его темно-синего пальто, но все же сделал едва заметный шаг в сторону, скрыв ее от Кабуто полностью. Якуши вздохнул, автоматически скользнув взглядом по высокой худощавой фигуре молодого мужчины, и отвернулся, стараясь игнорировать все органы чувств, которые, словно оголенные нервы, реагировали на любое движение или звук, исходивший с той стороны, где они стояли, причиняя ему почти физическую боль. Сердце сжалось, бешено стуча, а разум лихорадочно метался в черепной коробке в попытке найти ответ на никогда ранее не посещавший его вопрос: неужели он все делает не так? Ему впервые захотелось для себя другой судьбы, захотелось, чтобы тонкие руки слегка поглаживали именно его предплечье, чтобы лучистые глаза смотрели только на него, чтобы это он мог метать взглядом громы и молнии, защищая ее, скрывая ото всех, как самую важную драгоценность, окружая кольцом сильных рук и не давая подступиться. Вдруг захотелось все бросить, перечеркнуть, начать сначала, сделать по-другому. Сделать наоборот. Он даже нетерпеливо переступил с ноги на ногу, готовый преодолеть собственное смущение и неуверенность, столкнуться с сопротивлением, но попытаться подойти, заговорить, дотянуться, чтобы только избавиться от сдавившего грудную клетку острого разочарования. Но… Они вышли на следующей станции, держась за руки и нежно переглядываясь, оставив Якуши смотреть им вслед затравленным, потерянным взглядом, сжимать побелевшие пальцы в кулаки и прерывисто дышать. Какое-то время он стоял, не моргая и смотря прямо перед собой, каких-то пару остановок, пассажиры обходили его, задевая локтями и бросая недоуменные взгляды. Затем вздохнул, машинально поправил очки и прислонился спиной к блестящему поручню, уставившись на собственное тусклое отражение в стекле. Поезд вышел на поверхность и теперь несся мимо сливавшихся в разноцветные светящиеся ленты огней большого города. Сердце успокаивалось, замедляя бег, сведенные мышцы расслаблялись, заставляя прилагать усилие, чтобы стоять ровно. Он прикрыл глаза, призывая на помощь разум, раскладывая по полочкам, восстанавливая точки отсчета, воскрешая так тщательно взлелеянную систему ценностей, являвшуюся долгое время предметом гордости молодого ученого. Он всегда будет помнить этот день, этот поезд, эти потрясающие глаза и улыбку, тронувшую ее губы. Он никогда не забудет эту встречу и те несколько минут, что она была в поле его зрения, заставив позабыть самого себя. Якуши болезненно усмехнулся и покачал головой. Он будет помнить ее всегда, а она никогда его не вспомнит. Он больше никогда ее не увидит. Он никогда не должен был ее увидеть. Это была не более чем случайность, выброс. Наблюдение, которое не следует принимать во внимание, чтобы не портить статистику. Редкое, почти невозможное событие. Исключение, подтверждающее правило. Она была исключением, а он, Кабуто, – статистикой.