Life-long struggle

-Существует ли вещь, которой бы тебе хотелось заниматься всю жизнь? -М? – Я перевернулась на спину, едва разлепив глаза. – Чего? -Ну, скоро же выбирать университет. Говорю: ты решила, чем бы хотела заниматься? -А, это, - со сна голос был сиплый и нетвердый. – Вечно заниматься я могу музыкой, - тяжелый выдох, будто это поможет. – Но все равно нужно выбрать что-то более реалистичное. Акира тактично пропустила эту реплику и постаралась сменить тему: -Мне вот экономикой придется заниматься и чем-то управленческим, - девушка смешно надула щеки и медленно выдохнула. – Не то, чтобы меня совсем это не привлекает, но как-то… Не фонтан. -Это лучше. -Думаешь? -Да. Величайшая страсть быстрее сгорает, - я потянулась до хруста в позвоночнике, - если же относишься спокойной, то и заниматься этим сможешь дольше и… «ровнее», так скажем. Глаза слипались. Усталость, казалось, мешала нормально дышать. Усталость. Усталость – все, что принесло это лето, эти годы, эта погоня за каким-то первенством. И теперь казалось, что я вот-вот задохнусь. Нужно было хвататься за лодку жизни, нужно было скрести пальцами по борту, пусть ломая ногти, пусть ломая сами пальцы, но… Но такая усталость. -Хикари, - кто-то аккуратно трогал за плечо. – Хикари, давай хоть покрывало снимем, потом ляжешь. Я тебя заговорила, наверное? Прости! Пару секунд я приходила в себя, и глаза совершенно отказывались концентрироваться. Легкое дрожание портило всю картинку. -Ты нормально? – тут же забеспокоилась сердобольная Акира. -Да нормально, нормально, -я закрыла глаза, чтобы дать организму время пройти в норму, а про себя лишь подумала: «Что за чертовщина? Меньше нужно головой об асфальт биться, придурочная. Заработала проблем…» Но сон исчез. Вылетел, как свободолюбивая птичка, выпущенная из рук. Легко волновалась тюль, голубая на вершинах складки и темная во впадинах. Воздух был чист, прозрачен и прохладен. Приходила осень. Говорят, в таких ситуациях самое важное – не сожалеть. А я сожалела. До горького, тошнотворного опьянения сожалела. Лучше ждать и верить, что он вернется. Лучше мучиться страхом, вдруг кого-то нашел. Лучше любить и искать встреч. Лучше вздыхать, глядя на парочки и представлять, как схвачу его за руку, стоит только увидеть. До хруста, с силой, неестественной для девушки-скрипачки. Лучше уж. Я слышу, как в саду падает первый желтый лист. Все опадет. Также и мои чувства. Облетят и сгниют, как осенние листья. Кто-то будет прыгать в них, смеяться, разбрасывая вокруг себя. Конец августа, а мне пахнет влагой и горечью настоящего октября. Если бы лето длилось бесконечно! А так… конец. Последний год учебы в старшей школе. Время наивысшей концентрации сил. Сдача экзаменов и поступление, возможно, решат всю будущую судьбу. А мне не хочется ничего. Чтобы не было никакой будущей судьбы. Да, апатия. У вечно сияющей улыбкой неугомонной Ханадзоно Хикари самая настоящая апатия. Вязкая такая. Не дающая дышать. Кто же знал, что спецкласс – такая важная и нерушимая, казалось, часть моего нормального существования. Это как семья. Когда что-то не в порядке, внутри так ноет, и тянет, и тошно, но никак не выразить словами, потому что возможностей языка для этого не хватит. Да и кроме того, теперь придется делать довольное личико насильно. Неужели, навсегда? Конечно, грусть проходит. Но это и не грусть. Это отсутствие грусти. Как и радости, впрочем. Отсутствие всего. Одна сплошная не-эмоция, одна новая не-я. Может, у каждого есть такая «запасная» часть его эго внутри. Если со всеми холоден, то там много нежности, если добр – много давней обиды или злости. А если эмоции на полную катушку все время, то там много ничего. Пустоты. Отсутствия. Вакуума. И стоит однажды повернуться к нему лицом, как он украдет твое прежнее лицо, подсунув маску. Украдет походку, манеру говорить, смеяться, пить, бежать, приветственно махать рукой. Тебе дадут замену, протезы и пластмассу. Все настоящее останется только в виде призрачных воспоминаний без возможности повтора. Струна неприятно свистнула под смычком, который не было сил прижать с должным усилием. Больше всего сейчас хотелось, чтобы кто-то сжал плечо цепким пальцами, даже до синяка сжал, встряхнул с чеканно произнес над ухом: -Эй, что скисла? Просыпайся! Просыпайся, Хикари. Просыпайся каждое утро и хотя бы не забывай дышать. Это был первый год, когда первого сентября хотелось сдохнуть. Во-первых, последний класс – только этого уже было достаточно, чтобы навеять какую-то грусть. Во-вторых, галерея спецкласса неизменно будет напоминать о прошедших событиях… Да и сплетни, сплетни. Хикари постоянно казалось, что все всё знают и будут осуждать. Или же наоборот – почти ничего не знают, и будут пускать ужасающие сплетни, шептаться за спиной… Только одно это отбивало желание куда-то идти. Плюс еще к ним должны привести какого-то новенького, ведь семерка лучших – обязательно условие для существования спецкласса. Но с какой-то стороны это было неразумно: для новенького будет вдвойне тяжелее и осваиваться с новым порядком обучения, и готовиться к выпускным экзаменам одновременно. Однако традиции есть традиции, и мама Тадасе решила твердо стоять на своем. Девушка тяжело вздохнула, глядя на идеально выглаженную и вычищенную форму. Что ж. Кто знает, что предстоит, но все равно переживет. Будет много боли, страха, может, вины и стыда, много желания погибнуть… Но все равно переживет. Что ж. В бой.