Rebirth

Настало обеденное время. Сэй особенно постаралась, ведь сегодня что-то вроде годовщины − уже полгода мы совместными усилиями восстанавливаем Дистрикт. Но уж как-то быстро они с Хеймитчем ретировались, сославшись на «тонну неотложных дел». Если женщину еще понять можно, то какие дела у ментора? Мы с Питом сидели за столом. Обед прошел в молчании, но оно не было напряженным. Мы оба постепенно приходим в норму. Как и советовал доктор, мы занимаемся бытовыми, обычными делами. Конечно, сначала было очень тяжело вылезти из костюма Сойки, сбросить оружие и оставить позади все ужасные воспоминания, которые и сейчас так и норовят постучаться в закрытую дверь. Теперь же Пит снова работает в пекарне, а я собираю ягоды и другое пропитание в лесу. Хотя прежней искры в некогда любимых занятиях как ни бывало. Лес никто не охраняет, но и особого желания туда идти нет. Обычно мои походы туда − прихоть Сэй, которая отчаянно, с гораздо бОльшим усердием, чем я, пытается вернуть мне любовь к лесу. Теперь я не могу спокойно подстрелить очередную индейку или, когда меньше повезет, белку. Хватит в моей жизни смертей. И я очень старательно пытаюсь обходить наше с Гейлом место. Он, кстати, звонил несколькими днями ранее. Но разговаривал с ним Хеймитч. А когда мне сказали об этом, я убежала к Питу и весь вечер смотрела как он рисует. Не хочу ворошить старые раны и вспоминать тех, кто равносильно погибшим, никогда ко мне больше не вернется. На улице было довольно морозно, и мы остались дома. Разведя камин, Пит устроился на диване, посадил меня рядом и начал читать мне книгу. К нам присоединился Лютик, этот старый рыжий кот. Со стороны мы наверняка были похожи на семейную пару. Я усмехнулась этим мыслям, а когда Пит поднял на меня вопросительный взгляд, лишь покачала головой. Он привык уже к таким моментам. К своему греху, я совершенно не слушала, о чем мне читают, а предалась воспоминаниям из прошлого. Очень долго я не могла привыкнуть к Питу, не могла привыкнуть к нему прежнему рядом со мной. Но полгода − большой срок, и время сделало свое дело. С каждым днем мы все ближе, и уже немыслим день, когда он не заглянет ко мне утром перед пекарней, а я не сделаю ему чай без сахара, как он любит. Невозможно, что в пятницу он придет без шоколадных пирожных, что уйдет к себе, а не останется со мной. И что нам вновь будут сниться кошмары, пока мы вместе. Молча опустив голову ему на плечо, взяла его за руку. Он не стал возражать, что я, например, отвлекла его от интересного момента в рассказе. Пит вообще редко возмущается на меня, ровно как и я на него. Со временем начинаешь осознавать, что мы − это все, что у нас есть. И потерять такое − равносильно снова оказаться в череде кошмаров, упорно преследовавших нас предыдущий год. «Все позади», − как мантру твердим мы изо дня в день, пытаясь подчинить реальность и свои мысли. Вечером, как и каждую пятницу, Пит остался у нас. Выпроводив пьяного Хеймитча за порог, мы поднялись ко мне. Молча легли на кровать и обнялись, как всегда. Тишину нарушало лишь шуршание волос о подушку и наше тихое дыхание. ─ Ты любишь меня, правда или ложь? Все что мне нужно, что бы жить, это весенний одуванчик, который будет дополнять меня. Который никогда меня не оставит. Одуванчик − символ новой жизни, а не разрушения. Точно так же, как Пит возродил из пепла наш дом, он возродил меня, нас обоих. Только он смог дать мне надежду, которая, казалось бы, ушла вместе с Прим, Финником, Цинной и остальными. Игры, революция и нынешняя жизнь показали, что мы не можем друг без друга. И, не колеблясь ни секунды, я отвечаю: ─ Правда.