Una Volta in Venezia

Лучия уже второй раз за последние несколько дней чувствовала, что день начинается даже слишком хорошо. И она уже знала, что это было совсем не к добру. Хотя у нее было самое что ни на есть лучшее настроение, она заставила себя выспаться, из окна на удивление подуло ветром, а не тем запахом с рынка, который иногда будил ее по утрам. Окно. Девушка прыгнула в другую сторону комнаты прямо с кровати, босиком и остановилась у окна. В голову молнией, грозой и громом ударили воспоминания о вечере предыдущего дня. О том, как она… Santa Maria, не могу поверить! Было несложно догадаться, чего от нее хочет Аудиторе. Невозможно было даже подумать, что она попадется на его удочку. Хотя Лучия признавала вину полностью за собой: кто гулял с ним по городу? Ах да, конечно, она хотела ему помочь ориентироваться и становиться человеком из толпы, конечно! А то, что он был высок, имел телосложение греческого атлета, обладал шоколадными глазами и самой лисьей ухмылкой, которая и La Volpe не снилась, был ассасином, и ему даже шел его шрам, пересекающий губу, это описание самого обычного флорентинца от 25 до 30 лет, конечно. Девушка присела на подоконник, рассматривая уже проснувшийся город. Лучия Да Винчи, первое место по самообману получаешь ты. 
 Она быстро переоделась в «белую форму» и взяла с туалетного столика свернутый листок бумаги. Нужно было бежать. Лишь бы не видеть его. Лишь бы не говорить с ним. Лишь бы не слышать его голос и его протяжно сладкое… — Bella mia, buongiorno! — она даже не сразу обратила внимания, как он взял ее за руку, подходя ближе, снял капюшон и поцеловал в щеку. — Как спалось? — спросил он не без двусмысленности. Леонардо чуть не подавился виноградом. А она испугалась. — Я ухожу, — она выдернула свою руку из его и помахала листком. — Это несложно, думаю, к обеду вернусь. Пока, Лео, — она натянула капюшон и выскочила из дома. — Эцио, amico, я что-то недопонял…, — начал Да Винчи. А Эцио продолжал смотреть на закрытую дверь, не меняя своей позы с тех пор, как сказал ей «Доброе утро». — Я сам ничего не понимаю. Что с ней? — Я бы тебе ответил, если бы ты рассказал мне, что было между вами вчера ночью, — спросил художник из-за своего мольберта. Эцио сел напротив него, развернув стул. — Я бы не сказал, что что-то особенное. Хотя…, — добавил он уже тише и с каким-то мечтательным выражением лица. У него такое было второй раз в жизни. Когда ты целуешь девушку, невольно закрываешь глаза и даже не так сильно расстраиваешься, когда она ограничивает тебя одним лишь этим поцелуем, заставляя тебя завоевывать ее и дальше, чтобы выиграть следующий. Хотя тогда, в 17 лет, еще во Флоренции, Кристина себя редко ограничивала. Мужчина усмехнулся своим мыслям. Каким же он тогда еще был юнцом. Хотя сейчас ситуация особо не изменилась. И он не мог отрицать, что не спал полночи из-за того чувства эйфории, которое нахлынуло, когда он только закрыл за собой дверь в комнату Лучии. Это была не Кристина. Это было что-то намного более пугающее. Ведь Аудиторе никогда не влюбляется, нет. — Судя по тому, какое у тебя счастливое лицо и как ты долго молчишь, могу предположить, что произошло как минимум что-то хорошее, а не ссора двух упрямых противоположностей, — Леонардо с веселой улыбкой выглянул из-за мольберта, а потом вновь вернулся к работе. Эцио даже не сразу понял, насколько долго и о чем он задумался, прежде чем он заставил себя забыть об этих ужасающих мыслях. Аудиторе никогда не влюбляется. — Молчал бы, эксперт. Что ты там рисуешь? — ассасин нагло подошел к мольберту. Это был портрет. Еще не законченный. И он был не похож на все те картины, что выходили из-под руки так называемого вольного художника. И девушка была такой… Нестандартной для Да Винчи. — Немного не твой стиль, но девушка симпатичная, — усмехнулся флорентинец. — Кто она? Ха, интересно, что же скрывается на конце этой цепочки? — мужчина провел в воздухе рукой по еще не очень четкой линии от шеи и до груди. А Леонардо покраснел как сицилийский помидор. — Эцио! Ты можешь ассоциировать с женщинами хоть что-то прекрасное и возвышенное, а не то, что ты с ними делаешь в постели? — как бы возмутился Да Винчи. — Дорогой мой друг, ты ошибаешься, — начал Аудиторе, склонившись над хозяином дома. — Как раз «то, что я с ними делаю в постели» это прекрасно, и они возвышаются над небесами, — он рассмеялся, хлопнув Лео по плечу. — Похоже, ты слишком увлечен работой. А я пока пойду поищу твою сестру — у меня нехорошее предчувствие. 
 Бежать бежать бежать. Опять бежать от него. Как в день их первой встречи. Лишь бы не нашел. Лишь бы не узнал. Лишь бы не догадался, зачем она это делает. О ней, как об ассасине, мало кто знал, да и ни к чему это было: она прибавляла славы Аудиторе, распространяя о нем слухи по всем закоулкам Венеции, исполняя все те легкие миссии, которые помогали отвлечься ей и которые напрягали его отсутствием всякой стратегии и случайностей. Она даже не доставала свой меч или кинжал. Легкий прыжок с крыши и цель убита. Стражников было немного, и она с ними она справилась так же быстро. Оставалось только уйти подальше, пока прохожие не заметили. Идти медленно. Чтобы не прийти так скоро домой. Чтобы опять его не видеть. Чтобы вообще никого не видеть, не слышать. Ей нужно было раствориться в этом шуме, чтобы найти свою тишину. Но она забыла, что иногда нужно смотреть вперед. Торговцев, идущих со своим товаром наперевес, никто не отменял. И их сварливость тоже. Она как раз столкнулась с одним из них, а он как будто нарочно выронил свой ящик, громко разбив его, а потом еще громче проорав все самые возможные и невозможные проклятия в ее адрес. Она уже собиралась кинуть несколько монет, чтобы он успокоился, но торговец пригляделся к ней и выкрикнул сакраментальное: «Ассасин!» И как назло рядом было семь хорошо вооруженных стражей порядка, которые обладали прекрасным слухом, и они погнали Лучию по городу. Она знала, что чем дальше она будет бежать, тем больше внимания она к себе привлечет. Ей нужно-то было всего лишь завести их в какое-нибудь более тихое место и всех там убить, но нет же. Она в этой погоне словно искала способ дольше не возвращаться домой. Ценой своей жизни, правда, но ей было больше по душе бежать по крышам (да, уже по крышам, собирая к себе в компанию ненавистных лучников), чем находиться в одном помещении с Эцио. Она хотела забыть. Полностью занять свои мысли этой погоней, а не воспоминанием о человеке, сидевшем на ее подоконнике. Каналы. Точно! Стражники не умели плавать. 
 Он даже не представлял, где ее искать. Вспоминая тот листок, которым она размахивала перед уходом, можно было предположить, что это было присланное письмо о миссии, на которую она согласилась. Вечно она носилась с мелкими поручениями. И не стоило потом ему спрашивать, почему все больше и больше плакатов появляется на улицах. Он шел вместе с толпой, уже как-то автоматически делая все то, чему она его учила. И не знал, куда идти. Главное, что никто не обращал на него особого внимания. И вдруг послышался вопль: — Смотрите! Это ассасин! Стража! Ловите его! Не дайте ему уйти! — Эцио резко остановился и огляделся. Ну что я уже успел такого сделать? Но вокруг него не было шумихи. Глаза людей были устремлены на крыши, с кромок которых периодически осыпалась черепица после приземления. О, я нашел Луку. А еще длинную вереницу стражников, которые чуть его самого не сбили. Он не понимал, что она творит. Явно же где-то подставилась, ее заметила небольшая кучка, которую можно было бы убить, но нет — она побежала, да еще и по улицам. Хорошо хоть догадалась перебраться наверх, хотя в Венеции и это не спасало. Не то что во Флоренции до ареста и казни отца Аудиторе и его братьев. Эцио понял, что ей наверняка понадобится помощь, поэтому устремился вслед за стражниками. 
 Их становилось все больше и больше. Мимо начинали все чаще свистеть стрелы. И ее успокаивало только то, что ближайший канал был уже совсем близко. Прыжок. Прохладная толща воды, которая позволяет скрыться. Лучия отплыла как можно дальше, насколько позволяло дыхание, чтобы не выныривать. Да и стража все равно в воду не сунется — они же все топорами ко дну шли. На удивление. Да Винчи понимала, что ей и Эцио это было бы не в плюс, но раз уж есть определенные стражники, которые бегают и лазают по стенам не хуже ассасинов, то пора бы появиться и тем, кто умеет плавать. Как обычно и происходит в таких ситуациях, стража и опасность исчезли, потеряв ассасина из виду. Можно было выплывать и идти спокойно. И, может быть, даже домой. 
 Аудиторе наблюдал за ними с крыши, пытаясь понять, что они собираются сделать. Они бросили погоню, что логично — в воде они ничто. Но и расходиться они не торопились. На сцене у пирса появились тамплиеры. Такие все расписанные, в крестах и ведущие операцию. Готовилась засада. Но их было слишком много и большинство было полностью закрыто доспехами, чтобы нападать одному и пытаться справиться. Поэтому Эцио ждал. Потому что он не знал, куда выплывет Лучия. А она должна была выплыть. И по воле случая он заметил пузырьки воздуха на поверхности воды как раз у того пирса, где ее ждали. Неожиданно один из стражников, стоявших у края, упал в воду, оставляя за собой тонкую красную дорожку крови. Та же участь настигла второго. И третьего. Наша с Леонардо школа. Ассасины — это один большой эффект неожиданности. Лучия выпрыгнула из канала, разбрызгивая воду, в прыжке убивая сразу двоих. И в этот момент из укрытия вышли те, кого не видел даже Эцио. Пора было начинать спасательную операцию. Самих себя, а не только ее. — Ты? Что ты здесь делаешь? — Надеешься, что я тебя оставлю одну теперь? Как бы не так! — Да забудь ты об этом! — Глупая девчонка. Никогда, — он быстро поцеловал ее, разворачивая и ставя блок тому умнику, решившему напасть сзади. Все-таки он прибежал за тем, чтобы поиграть в защитника. Но их было слишком много. И он не мог постоянно защищать ее. Их было настолько много, что она не успевала отражать удары и убивать. Сначала она почувствовала холодную сталь в правом боку, а потом жжение. Она с разворота перерезала горло тому, кто рискнул ее ранить и чуть не потеряла равновесие. Но нужно было держаться. Нужно было стоять. Нужно было держать крепко свой меч. И даже одной рукой. Выброса адреналина от ранения хватило только на двух стражников. Потом Лучия упала, не в силах больше встать. И ей не хватило смелости звать его на помощь. Кажется, вот и близок конец, тамплиер стоит над ней. Она не видит его лица из-за ярких лучей солнца, которые решает принять за свет в конце своего недлинного тоннеля. А потом она успевает заметить тень. 
 Он успел как раз вовремя. Когда Лучия упала, он это даже почувствовал, расслышал падение ее меча среди грохота железа убитых тамплиеров. — LUCA! — от этого крика некоторые даже остановились, подставляясь под удар его меча и метательных ножей. Но он бежал к ней, и ему уже было плевать, сколько жизней он оборвет, прокладывая путь. И он успел как раз тогда, когда один из тех разодетых тамплиеров занес над ней меч. Тамплиеры были неплохими противниками. Вот этот, к примеру, успел развернуться и отразить удар. Так Аудиторе удивлялся второй раз в жизни. Но если девушка-ассасин еще как-то укладывалась в его голове, то девушка-тамплиер — это было уже слишком. — Не грязная ли работенка для такой особы? — успевает спросить он, когда она ставит блок. — Зависит от того, с какой стороны посмотреть! — кричит она, делая замах. Но нельзя отрицать, что этот ассасин сильнее ее. Эцио не убил ее, лишь сильно оттолкнул. Он был уверен, что еще успеет перерезать ей глотку хотя бы просто потому, что она в скором времени придет в дом Леонардо Да Винчи, чтобы он закончил ее портрет. Аудиторе впервые мог заверить, что его сердце действительно остановилось, когда он увидел Лучию, истекающую кровью. 
 — Держись, bella mia, до Антонио и гильдии недалеко, тамплиеры отступили, мы успеем помочь тебе, — он уже нес ее на руках в поисках наиболее короткого пути. А Лука вцепилась в него, насколько хватало сил. — Неси меня к Леонардо, — тяжело и хрипло сказала она. — Он мне поможет лучше любого. К Леонардо, неси меня к Леонардо, — она словно молила своего спасителя. До их дома было бежать намного дольше, а стражники все еще были настороже. У Эцио оставалась маленькая надежда на то, что ассасин, несущий раненого ассасина, не привлечет внимание городской общественности. Он нашел какую-то заброшенную палатку, куда успел ее спрятать как раз тогда, когда за ними чуть не погнались. Но для нее это было бы слишком тяжело — она стремительно теряла кровь, пусть и в предыдущем укрытии в переулке за стогом сена Аудиторе попытался сделать перевязку из ее одежды. — Ну вот, из-за тебя все новое покупать, — попыталась пошутить она. — Успеется, не волнуйся. Ты только держись. Осталось немного, — Эцио не знал, что нужно говорить, чтобы оставить ее в сознании, чтобы она была здесь, еще с ним. Потому что понимал, что если Лучия закроет глаза, то он принесет Леонардо еще один объект для исследований. И он мысленно пообещал себе, что не оставит в живых ни одного тамплиера, если это случится. 
 Дверь в мастерскую с грохотом открылась с легкой подачи ноги Аудиторе. — Леонардо! Живо сюда! — Что? Что случилось? О, Святая Дева Мария, Лучия! Так, подожди, — художник трясущимися руками убирал вещи со своего стола, чтобы расчистить место, — клади ее сюда. — Лучия, немного осталось, сейчас Леонардо… — О, ты назвал меня по имени, — усмехнулась она. — Как так получилось? — Да Винчи был бледен похлеще любого из его мертвецов. — Там была погоня. Она хотела скрыться в каналах, но ей устроили засаду. Я пытался помочь, но их было слишком много. Стоп, что ты делаешь? — а хозяин дома нервно строчил записку. Чтобы девушка, которая должна была прийти тем вечером ради портрета, не увидела этой сцены. И только тогда он понял, что даже не знает ее фамилии и не знает, где она живет. И он почему-то решил, что сможет что-то придумать. — Леонардо, где ты там?! — это было важнее. 
 Началась суета. Да Винчи пытался остановить кровь, Аудиторе подносил полотенца и пытался хоть как-то разговорить девушку, чтобы она осталась в этом мире. А потом был стук в дверь. Нет, ему показалось, это был ее крик, когда ее брат прижигал рану. — Messer da Vinci? — ему не показалось. А Леонардо уже открывал дверь. — Франческа, я хотел вас предупредить, у меня произошло несчастье, а я даже не знал, куда вам отправить курьера с запиской… — но Леонардо не успел полностью оправдать себя, потому что Эцио бросился на гостью, прижимая ее к полу и угрожая лезвием у горла. Он ходил по дому без капюшона, что полностью открывало его личность, а не только то, что он еще был ассасином и не просто первым в списке разыскиваемых из Флоренции. — А вот и ты! — Я… О чем вы, messer? — Эцио, прекрати! — Только не говори, что это еще одна твоя сестра! — Нет, она моя натурщица и… — художник запнулся, долго думая, чем бы заменить то, что он хотел сказать, — и только. — Я уже обратил на это внимание. А знаешь когда? Когда она занесла над Лукой свой меч! Она — одна из тех, кто виновен в том, что случилось! — Франческа, вы… Тамплиер? — не веря сказанному, спросил Леонардо. — Заодно и узнаем тайну цепочки, — тихо проговорил Аудиторе, срывая украшение с ее шеи. — Кажется, я был прав, — он бросил на стол другу кулон в форме тамплиерского креста. — А ты… Ты уже не выйдешь отсюда живой. 
 — Эцио… — послышалось тихое за его спиной. По телу прошла дрожь. Она звала его по имени. Леонардо положил руку ему на плечо, отводя лезвие от горла нежданной гостьи. — Иди к ней, я тут разберусь, — ассасин нехотя встал, бросив презрительный взгляд на девушку-тамплиера и поспешил к Луке. — Все хорошо, я здесь. Ты только держись, — он не знал, надо это делать или нет, но он взял ее за руки, пытаясь согреть в своих. — Если я еще хоть раз услышу от тебя это «держись», честное слово, получишь в челюсть, — и это заставило его рассмеяться. — Слышу нотки ассасина в твоем голосе. — Да какой из меня ассасин… Так подставиться с этой погоней, так открыться для удара. Гр, che cazzo! — и это она еще не знала, что в их доме находится один из тех тамплиеров, которые устроили засаду. — О, слышу свою Лучию. — Не зарывайся, Аудиторе. Это было… — Тише. Завтра обсудим, что это было. Тебе отдохнуть надо, — Эцио аккуратно взял ее на руки, чтобы отнести наверх. Девушка выдохнула и постепенно начала засыпать, уткнувшись ему в грудь. Это был тяжелый день. — В следующий раз придумай более безопасный способ, чтобы сбежать от меня, — тихо прошептал он ей, надеясь, что это подействует как гипноз. Аудиторе не влюбляется, нет. Но он не хотел отдавать ее никому.