***
И так шли дни за днями, недели за неделями... пока в какой-то момент я не оставил себя на мысли, что двигаться становится легче, постоянное забытьё начинает расходиться, из-за чего я стал больше времени проводить в сознании, а усталость потихоньку сходит на нет. Самочувствие приходит в норму, я становлюсь самим собой. Каждый раз, когда Оля приходила поить меня этим маслом (к которому я, между прочим, уже привык и вкус перестал казаться таким противным, как в первый раз), она рассказывала что-то новое. О жизни. О подругах, семье, Настьке, Сашке... И тогда поднималось настроение. Кажется, она смирилась. Тогда я почувствовал себя ещё лучше. Когда я, как мне показалось, выздоровел окончательно (но для профилактики пить это "лекарство" всё равно приходилось), в гости наведался Лёша, который, как оказалось, держался в курсе новостей, и Саша, который, по сути дела, и вовсе не знал, что случилось. Как так совпало, что решили зайти они вместе, — я так и не понял. Но это-то и было не главное. В общем-то, узнал о их приходе я, лежа в одной из комнат, по веселому и радостному восклику младшей Горшенёвой, которая, казалось, всегда была рада любым гостям. Лениво открыв глаза, я аж до хруста костей потянулся и отправился в коридор. — Дядя Саша! Дядя Лёша! Я лишь широко зевнул и уселся в тени, наблюдая за пришедшими.***
— Сань, а как там Астра? Точно! У нас же не было связи и новостей об Анфисе. — Астра?.. — растерялся барабанщик. — Астра — это твоя кошка. Чёрная такая, с зелёными глазами. Вредная — жуть, — напомнила Щиголеву Настя, сложив руки на груди и откидываясь на спинку дивана. Я отвёл взгляд от неё, поглядев на брата, который, заметив мой взгляд, лишь пожал плечами и недоумённо повернулся к Поручику. Я повёл ухом и внимательно стал разглядывать друга. — Я знаю, знаю, — кивнул он. — Просто ситуация такая... Она, ну... Умерла... Повисла тишина. Я тоже застыл на месте, найдя в себе силы повернуть голову и глянуть на Лёшу, который тоже переглянулся со мной. Не сказать, что мы сдружились за это время, но она мне помогала. И, если бы не она, я бы вообще ничего не добился. Ничего не смог бы. А тут... Единственный человек, который почти мгновенно отреагировал, была Сашка. Она, сидя рядом с Пором, быстро поднялась на ноги и скрылась в глуби квартиры. — Оу, Саш, мне жаль, — посочувствовала Ольга. — Н-да... Какой бы питомец ни был, а терять его всегда тяжело, — вышла из оцепенения Настя, теребя что-то в руках. — А что случилось? — спросил Ягода. И, наверное, сейчас я больше был заинтересован его вопросом, ежели сочувствиями остальных. — Я не знаю! — выдохнул Щиголев, разводя руками. Я недоумевал, как, видимо, и остальные. — Всё было нормально, а одна ночь — и на следующее утро она не дышит. Я еле разбирал чувства Сашки в тот момент. Он животных любит очень, мало ли как отреагирует?.. Но в этот момент обстановку разрядила вернувшаяся Горшенёва. Все посмотрели на неё, стоящую с коробкой в руках, и лишь я усмехнулся в усы. — Дяде Саше грустно — ему нужны конфеты! — пояснила она, приближаясь к Поручику. Все натянули улыбку, но шире всех улыбался растрогавшийся музыкант. Я взмахнул хвостом и, недолго думая, бросился в гостиную. Была идея...***
Когда входная дверь отворилась, я быстро выбрался в подъезд и понеся вниз, сильнее стиснув клыки. — Да боже ж ты мой! Шутик! — крикнула вслед перепугавшаяся, что мне взбредёт в голову, Ольга и уже собиралась за мной вдогонку. — Оставь его, — остановил её Лёша, ухватив за руку. — Но как же... Выбежав на улицу (дверь из подъезда вовремя открыл незнакомец), я старался как можно быстрее передвигать лапами. Заютившись на месте, я забежал за угол дома и принялся рыть. Заставляя шерсть неприятно шевелиться из стороны в сторону, холодный ветер обдавал, пробираясь под кожу. Далеко не радужная погодка, правда? Когда я изрядно запыхался, а лапы не то горели огнём, не то дрожали от холода. Закрыв глаза, я пару секунд рисовал какие-то фразы в голове, но из этого ничего путного не вышло. Шум улицы заглушало бешено стучащее сердце. Слова путались, смысл терялся. Я резко раскрыл глаза, открыл пасть и позволил клубку, который мне дала ещё давно Сашка, упасть в вырытую ямку. Вздохнув, я справился с кружащейся головой и зарыл всё обратно. — Спасибо, — выдохнул. — И прости... Я огляделся вокруг, сначала немного растерявшись, и бросился обратно к подъезду.***
А я... я сидела высоко, далеко оттуда. Глеб говорил, что это ещё не конец, и он оказался прав. Знаете, жизнь — как кино. Длинный фильм, со всеми, что ни на есть на свете, жанрами. А мы — актёры, режиссёры, сценаристы. Каждый сам выбирает, кем ему стать. Но есть те, кто и авторы идеи, и сами себе сценаристы, и успевают актёрствовать. Раньше я никогда об этом не думала, но сейчас поняла одно — Миша из тех людей, кто берут на себя все роли. Проклятье это иль дар — судить не мне. Там, где-то далеко, высоко, для кого-то в раю, для кого-то в Космосе, я взялась за историю Горшенёва. И будь моя воля — я бы вычеркнула из его жизни себя. Оказавшись препятствием, одним из самых трудных моментов в жизни, этого нельзя было так просто исправить. Но я была рада побыть частью чего-то нового и определенно необычного. Иногда, любовь к чему-то сильнее, чем судьба. Как любовь Миши к семье. Как моя любовь к нему. И я ставлю жирную точку на этой истории. Мой долг — поведать об этом вам. И я его выполнила. Я хочу лишь сказать...Я — всего лишь вертящаяся вокруг частица этого круговорота. Я — человек, потерявшийся в этом океане. Я потерялась в себе. В этом мире. Я хочу сказать, — спасибо. Я хочу сказать, — прощаю. Я хочу сказать... Удачи.
Анфиса.