Проклятие или благословение...

      Проснулась я, когда Арагорн будил полуросликов. Пиппин постанывал во сне и поджимал ноги. Фродо уже сидел, будто и не сомкнул глаз. Сэм ворчал. Мэрри спорил с гномом о том, кто дальше прыгнет если ущипнуть, за какое именно место я не расслышала. Помятый Боромир удивленно уставился на меня.       Мгновение я было думала, что мстительный эльф чем-то измазал мне лицо, но оказалось все дело в волосах.       - В них будто луч солнца зарылся, - сказал у меня за спиной аранен.       Я вздрогнула, но не обернулась.       Арагорн улыбнулся, но укоризненно покачал головой.       - Не стоило так рисковать, Эйриэн.       Я смущенно погладила мягко заплетенную косу. Волосы блестели и светились золотыми искорками. Зря я что ли шепталась с Нимродэль?       Я огляделась. Около меня лежал мешочек Гимли.       Что же я натворила?! Мысль неотступно следовала за мной по пятам. Какой пьяный орк вселился в мою голову! Нашла способ доказать, что не ребенок! Не иначе Нимродэль озорничала! О, у меня к ней много претензий! Романтические ночи! Ну надо же!       Как же я в глаза аранену буду смотреть?! Правда, он тоже хорош, нашел время девчонок тискать… Так распалился, что вряд ли заметил бы орков, марширующих мимо и дающих советы.       Утешало только одно - мы вступали в Лориэн, и через несколько дней Братство уйдет дальше, а я останусь. Впрочем, эта мысль была не такой уж радостной. Путь, который им предстоял, был в один конец.       Вокруг меня поднимались деревья. Их стройные стволы уносились ввысь, где трепетали на ветру и нежились в утреннем теплом солнце золотые листья. Светлый лес, добрый лес… Я касалась их коры руками, и песня наполняла мою душу.       Я любила Лориэн. Мне хотелось лечь где-нибудь на поляне, раскидав свои волосы, смешав их с душистыми травами леса, и бесконечно смотреть, как тянутся к небу эти великаны, как облака плывут над ними и звезды узорчатым полотном накрывают весь мир.       Но боль воспоминаний все еще жила во мне, хотя прошло уже много лет, как умерла моя мать. И поэтому я старалась не появляться в Лориэне, хотя здесь меня всегда ждал радушный прием. Местные эльфы относились ко мне весьма благосклонно, а некоторых я могла смело назвать своими друзьями. Хоть я и полукровка, для них я была маргариткой - веселым, дерзким цветком, самовольно выраставшим в садах Галадриэль. Так меня и назвали. Эйриэн.*       - Драгоценная моя, - идущий рядом гном обернулся на аранена, отрешенно шагающего где-то позади, - ты случайно не стянула у остроухого какую-нибудь заколку?       Я возмутилась:       - Что за вопрос! Ты же одолжил мне целый набор!       Гимли почесал нос и снова покосился на эльфа, который подозрительно на нас посматривал.       - Он по-настоящему на тебя зол! Такую дыру в тебе насверлил взглядом! Так не будешь распаляться, если на ногу наступят!       Я грустно улыбнулась. Да уж! Причина у него посущественнее…       Не ответив, я похлопала по плечу недоумевающего гнома и догнала Арагорна. Подстраиваясь под его широкий шаг, я вдыхала знакомый пряный запах опавшей листвы.       Где-то позади Гимли и Боромир неожиданно нашли общий язык, на почве страшных историй про лориэнскую колдунью. Я слышала много таких басен и была не удивлена. Но все равно было неприятно.       - Как думаешь, когда они все же перестанут следить за нами и выйдут? – спросила я Арагорна.       Дунадан понимающе улыбнулся.       Но ответить он не успел. Один взмах ресниц, и прямо в лицо мне ткнулась лориэнская стрела. Как я не люблю это! Повылетали из-за каждого листа и тычут стрелами.       Гном засопел, так как эльфы Лориэна без всякого почтения заявили, что он пыхтит на весь лес. Как это типично!       Гимли обиделся и надулся. Я не стала объяснять ему, что эльфы всех лесов одинаковы и заявляют чужаку, что он как медведь в кроличьей норе, все топчет и сопением оглушает обитателей.       - Здравствуй, мой цветочек! – услышала я знакомый голос. И, не обращая внимания на неопускающуюся стрелу, бросилась навстречу высокому светловолосому эльфу.       - Халдир!       Слезы навернулись на мои глаза, и я приникла к его широкой груди. Руки лориэнца мягко обняли меня за плечи.       Подняв голову, я улыбнулась. Ласково кивнув мне, старший страж выпустил меня из объятий и снова посерьезнел.       Арагорн, улыбаясь, подошел к нам и поприветствовал Халдира коротким поклоном.       Пока Арагорн объяснялся с Халдиром о Братстве и, в частности, о гноме, эльфы, состоящие в страже границ, радостно приветствовали меня. Я чувствовала, что аранен не сводит с меня глаз с того момента, как появились лориэнцы. И я не могла забыть об этом ни на мгновение, так меня обжигал его внимательный взгляд.       Прислушавшись к слишком затянувшемуся разговору Халдира и Арагорна, я расстроилась.       Дело в том, что дунадану не удалось уговорить главного стража беспрепятственно пропустить гнома в Карас Галадон. Я, конечно, понимала, что у эльфов с гномами натянутые отношения. Но мне казалось, Братство — это настолько необычная компания, что для нее должно быть исключение.       Мне было обидно за гнома. Он заслужил другого обращения.       В итоге пришли к компромиссному решению. Завязали глаза всем. Я подошла к Гимли и протянула руку.       - Дай мне руку, друг, я поведу тебя.       - Ты же сама ничего не видишь, крошка моя мраморная, - вздохнул гном, но вложил свои загрубевшие пальцы в мою ладонь.       - Просто поверь мне, - сказала я и тут же навернулась, споткнувшись о корень, утянув за собой Гимли.       Позор на мою голову!       - Уж лучше ты держись за меня, - проворчал гном под смех лориэнских эльфов.       На подходах к городу повязки сняли.       Очарованные, мои спутники застыли, разглядывая открывающуюся красоту. Арагорн счастливо улыбался. Леголас, судя по всему, тоже бывал в Карас Галадоне, что не удивительно. Он с мечтательной улыбкой устремил свой взгляд на красоту освещенных флэтов, взлетающих по спирали вокруг стволов огромных мэллирн**.       Вскоре, миновав плавно взлетающие вверх лестницы, мы предстали перед четой владык Лотлориэна.       Келеборн и Галадриэль.       Владыка приветствовал моих спутников.       - Из Ривенделла вышло девять хранителей…       О, Гэндальф.       Глаза Галадриэль расширились, и госпожа еле заметно вздрогнула. Я могла лишь догадываться насколько сильна была потеря для нее. Но все же она нашла несколько слов для каждого из нас.       Ее слова были вежливы, так притягательно просты и величественны.       Я смотрела, как меняются лица моих друзей, как уходит боль и усталость одних, и мука появляется на других.       Арагорн был светел и величественен. Я в который раз удивлялась этой перемене. Исчезал Странник, появлялся будущий Король.       Леголас был прекрасен. Истинно королевское достоинство. Не было ни гордыни, ни высокомерия. От него веяло такой чистотой, нежностью и любовью, что я невольно вспомнила вчерашнюю ночь и отвела глаза.       Боромир. Вот кто испытал страх. Его глаза, казалось, не могли укрыться от владычицы Галадриэль. Она заглянула ему в душу, и он сам испугался увиденному в ней.       Фродо испытывал неимоверное облегчение. В его глазах была не только мука, но и надежда… Мне было больно смотреть на него.       Сэм был Сэмом. Он вряд ли может быть лучше, чем есть.       Пиппин и Мэрри выглядели как озорники, пойманные на очередной проказе. Но владычица улыбнулась им, и лица их посветлели.       Гимли. Мой бедный друг Гимли был сражен Владычицей галадримов. Сражен наповал ее красотой и величием… Не возьмусь описать, что творилось с его лицом. Он, конечно, потом категорически отрицал, что прослезился.       И вот пришла моя очередь.       Галадриэль коснулась моего лица длинными прохладными пальцами и одобрительно улыбнулась. Во взгляде ее была светлая грусть и улыбка.       - Твоя судьба еще не решена, - шептали ее глаза, - но, наконец, я вижу ее!       Братство определили на ночлег в сады Галадриэль. В корнях величественных мэллирн, на пышном мху, мои друзья разложили постели.       Я нерешительно стояла, глядя на их суету. Где-то высоко раздавалась песня. Она рвала меня на куски. Так же прекрасен был плач по моей матери.       Гимли, обустроившись, сказал:       - Драгоценная моя, я тут для тебя уютный уголок отвоевал.       Я покачала головой.       - Спасибо, мой друг. Здесь мой дом. Он ждет меня.       Гном печально на меня посмотрел, но не смог задать вопрос, на который боялся услышать ответ.       Хоббиты тоже стали прислушиваться к песне, что доносилась сверху. Их озорные лица как будто осунулись, и воспоминание, отпустившее их от внезапного ощущения безопасности, снова нахлынуло на них.       - Это песнь о Гэндальфе, - с болью сказал аранен. И хрипло добавил: - Не могу пересказать, как она прекрасна, потеря слишком свежа.       Не прощаясь, я тихо ушла, пока мои друзья скорбно прислушивались.       Ушла туда, где меня никто не ждал…       Неторопливо я брела тропинками Лориэна, которые вели меня домой.       Я не называла это место так уже много лет.       Мне было восемь, когда умерла моя мать. Увяла, как цветы, что забывают поливать. Тихо и неотвратимо жизнь ушла из нее. Боль утраты до сих пор была настолько остра, что возвращаясь в Лориэн, я приходила в наш маленький флэт с ощущением, что это место навсегда останется для меня чужим.       Но сейчас ноги несли меня домой. Домой, где я могла вволю наплакаться. Где не надо сдерживать боль сердца и можно оплакать потерю, к которой я не была готова.       Меня встретила тишина.       Ажурная вязь стрельчатых окон, сквозь которые струится свет затихающего дня. Шероховатая гладкость стен, украшенная изумительным орнаментом, переплетающимся с искусно вырезанными ветвистыми рогами величественного лося, что так печально смотрел на меня. Пол, который я так любила, когда была ребенком, был как прежде - в прожилках, будто огромный лист маллорна. Я воображала себя птичкой или бабочкой, играя на нем.       Всюду царило запустение.       В канделябре недогоревшие запыленные свечи, как символ потери и прощания. Сухие листья забились в угол, да обнаглевший шелкопряд сплел паутину на окне. Мелодия плача звучала, перекатываясь из угла в угол, по пустому флэту, и ныло в груди...       Сняв все оружие, я опустилась на пол. Пальцы мои гладили прожилки, а из глаз катились слезы.       Прощайте…