Недотрога
27 декабря 2013 г. в 22:48
…
Она ходит босиком – босые ступни и распущенные светлые волосы. Она неохотно улыбается, уголками губ, словно бы просто, чтобы от нее отвязались. Она скрытная и неразговорчивая, и всегда держится в тени Тани, в стороне от остальных, незнакомых.
Она ему интересна. Он наблюдает за ней, издалека. Отмечает какие-то мелкие, незначительные детали – лак для ногтей цвета жженого сахара, выбеленную прядь в волосах и легкую, невольную улыбку на губах, когда она использует свою способность.
Я не садистка, твердит она. И он, в общем-то, верит ей, верит, что она искренне так считает, но эта ее слабая улыбка выдает ее истинные чувства. Он думает, что она болью расплачивается за боль.
…
Девочки Денали почти всегда вместе, как настоящие сестры. А, может быть, они действительно сестры, он этого не знает.
Он разговаривает с Таней, она же больше отмалчивается. Он шутит про то, что от вегетарианской диеты они совсем отощали, и что глаза у них голодные, и ловит ее взгляд – она смотрит на его глаза, и ему кажется, что в глазах у нее боль.
– Поспоришь, Кейт? – отшучивается он.
Она молча качает головой.
…
Она играет с огнем – раз за разом прикасается к Эдварду, и тот отшатывается, шипит от боли, а в глазах его Беллы вспыхивает жажда крови. Он держится поблизости – просто на всякий случай, вдруг Белла не сдержится, вдруг не сможет совладать с собой. Делает вид, что ему просто любопытно, любопытно, как работает дар Беллы, даже не ее дар. Но ему хочется прикоснуться к ней.
Эдвард вдруг улыбается, и он вспоминает, что Каллен умеет читать мысли.
– Лучше не надо, Гаррет, - говорит.
Он отмахивается. Любопытство? Пусть будет любопытство.
Она смотрит на него чуть дольше, чем обычно, потом протягивает ему раскрытую ладонь.
Он прикасается, осторожно… и, черт, это больно.
…
Недотрога, дразнит ее он.
Она отвечает своей обычной, неохотной улыбкой; он же ухмыляется в ответ, широко, открыто – словно бы за двоих.
…
Она любит долго гулять одна, босиком по лесу, и ему кажется удивительным, что ни один из случайных туристов, наткнувшись на нее в окрестностях Форкса, не распустил еще слухов о светловолосой ведьме.
А она похожа на ведьму.
…
Он увязывается вслед за ней, потому что время поджимает, скоро придут Вольтури, и все закончится, в любом случае закончится, и он не хочет жалеть, что не воспользовался случаем.
Она оборачивается на него, но не возражает.
Он расспрашивает ее о том, насколько кровь животных может удовлетворить жажду, и чем она отличается от человеческой.
Она пожимает плечами и предлагает:
– Попробуй сам.
И он, в общем-то, готов.
…
– Кажется, в клане Денали скоро будет пополнение, - фыркает Эммет.
В этом перенаселенном доме трудно что-то скрыть.
Она поднимает голову при этих словах, смотрит на него и пожимает плечами.
Она предпочитает не замечать очевидного.
И его это почти раздражает.
…
– Попробуй еще раз, - предлагает он. – Тот раз был случайностью.
Протягивает руку, чтобы коснуться ее, но замирает, так и не дотронувшись.
Она улыбается:
– Тебе что, разрешение нужно?
Тогда он касается ее запястья, гладкой, ровной кожи, и не чувствует боли.
Смотрит на нее.
– Ты же недотрога?
– Я умею контролировать себя, - отвечает она. – Теперь.
И в этом ее теперь много потаенной боли.
…
Человеческие воспоминания тускнеют и выцветают, теряют яркость, краски. Его выцвели уже давно, остались в прошлом, которого но почти не помнит. Старая память сменилась новой, четкой, удобной памятью, и старые воспоминания заменили новые – новые места, новые ощущения.
Он не жалеет, что перестал быть человеком. Что можно узнать за какие-то шестьдесят лет?
Но ему кажется, что она помнит и жалеет.
…
Он пытается расспросить Таню, но та молчит.
Тогда он спрашивает ее, Кейт:
– У тебя и раньше был этот дар?
Спрашивает не так, как хотел бы спросить, и опять замечает в ее глазах ту же потаенную боль.
Он не хочет, чтобы ей было больно. Бессмертные – они на то и бессмертные, чтобы не чувствовать боли.
Она качает головой. Потом кивает.
– Был, но… ничего хорошего он мне не принес.
Они сидят у озера, и туман стекает в низину, стелется по ровной глади зеленоватой воды. Окрестности Форкса похожи на декорации к какой-то мрачной сказке, и они оба здесь – сказочные создания.
Он дотрагивается до ее щеки, и думает, что она сейчас ударит его током, но она только сжимает зубы, и тогда он слегка поглаживает ее кожу пальцами.
Она закрывает глаза.
– Мой дар помогал мне отталкивать тех, кто хотел стать мне ближе, - говорит она. – И тех, к кому я хотела быть ближе. Но он не защитил меня от тех, от кого меня надо было бы защитить.
Он обнимает ее за плечи – молча, потому что знает, что ей не нужно слов.
Она открывает глаза и смотрит на него; желтые глаза, глаза ведьмы. Она должна казаться более цивилизованной, потому что вампиры-вегетерианцы считаются более цивилизованными, но она, наоборот, кажется более дикой. Одичавшей. И одинокой.
Или даже замерзшей.
– Я не всегда могу контролировать себя, - тихо предупреждает она.
Он наклоняется к ее лицу.
– Я не боюсь боли.
Экспериментатор, хочет фыркнуть она, но он целует ее, и поцелуй заглушает ее слова.
…
Это не дикая страсть.
Они не ломают мебель и не разрывают подушек.
Это почти по-человечески, так, как могло бы быть у нее тогда, раньше, если бы ей довелось это испытать. Он необычно нежен, словно бы она не бессмертна и не неуязвима, а так же ранима и хрупка, какой она осталась внутри.
Потом она улыбается и шутит, что он, видимо, просто испугался ее дара.
– Да, ты же можешь поджарить меня и не заметить, - соглашается он.
…
Когда все вокруг начинают прощаться, он наклоняется и шепчет ей:
– Если мы переживем это, я буду следовать за тобой, куда бы ты ни пошла, женщина.
Она улыбается и бормочет куда-то в сторону:
– И теперь он мне это говорит.
Он дотрагивается до ее руки, но не целует ее; он верит, что сможет сделать это потом.
И не раз.
…