Моби Дик мертв

Волны, вспененные бьющейся белоснежной громадой, взрытые в кровавую пену, медленно оседают, открывая его глазам гибкие акульи тени, уже стремящиеся на пиршество. Море медленно уносит то, что теперь принадлежит ему: остатки оборванных линей, раскрошенные кедровые щепки, в которые превратились вельботы под сокрушающими ударами могучих искривленных челюстей, ошметки окровавленного мяса, еще недавно бывшего наполненными охотничьего живого азарта китобоями. Ахав уже не может рассмотреть, как погружается в скалящуюся опаловыми акульими зубами темно-зеленую глубь черный остов "Пекода", чьи гнущиеся под напором воды мачты все еще облеплены людьми. Но капитан едва ли помнит о гибели своего корабля. Море взяло дорогую цену, но то, что забрал Ахав взамен, было несравненно выше. Он забрал жизнь белоснежного морского титана. Да, это его выгнувшееся тысячефутовое тело, изрезанное глубокими складками, неподвижно колышется на багровой хляби, выпирая блестящим на солнце куполом своего горба. Изжелта-белый бок, кренящийся в сторону, глубоко пронзен гарпуном, застрявшим между ребрами колосса, а из дышла фонтана все еще стекает в воду алая темнеющая струя. На мощной бугристой спине, держась единственной оставшейся рукой за обнаженные морем кости верного Федаллы, все еще связанного линем со своим уже мертвым убийцей, распластавшись, лежит обессиленный капитан, и его кровь смешивается с кровью Моби Дика. Он поразил Левиафана в его огромное звериное сердце, уже сброшенный с разлетающегося в куски под ударом белого хвоста вельбота, уже во второй, судьбоносный раз увидев горящие яростью матово-черные, вдавленные глаза кашалота, и, когда тот забился в агонии, то погружаясь в упругие, сумрачные глубины океана, то бешено вырываясь на поверхность, безумный капитан ни разу не разжал пальцы. Вскарабкавшись на скользкий белый горб, он еще долго прислушивался, пытаясь уловить последний удар сердца Моби Дика или последний его стон, но зверь уже был мертв. Убедившись в этом, Ахав перевернулся на спину, и, глядя в сияющее в зените жаркое экваториальное солнце, рассмеялся. - Идите же, друзья! - прокричал он кружащим чайкам. - Пожирайте врага моего, презренные птицы! И вы, морские гиены, присоединяйтесь к этому пиру! Крови хватит на всех! Моби Дик мертв! Старый капитан убил владыку китов! Воздух, напитавшийся йодом и тяжелым кровавым духом, дурманил его. Ахав прикрыл веки, словно не чувствуя терзающей тело боли, и повторил: - Старый капитан убил владыку морей… Так что же ты теперь, Моби Дик?! Где твоя ярость, где хитрый и коварный нрав?! Где ты, морской демон, проклявший всю мою жизнь?! Ты теперь ни больше ни меньше кусок тлеющего китового жира, Моби Дик… И тебя я преследовал?! С этим стынущим мешком потрохов я искал битвы, отрекшись от всех богов?! Он замолк, задумчиво глядя на разрывающих белое складчатое брюхо акул, чьи спинные плавники то и дело проскальзывали по поверхности, как серебряные ножи. - Нет, больше ты не властелин… Так, стало быть, старый Ахав и в самом деле убил Моби Дика?! Так он отомстил, он не зря бросил на алтарь сатаны столько жизней?! Капитан мучительным усилием приподнялся, чтобы полностью видеть своего уничтоженного врага, и прокричал: - Ахав победил! Слетевшиеся чайки отозвались ему шумным клекотом. Подняв к глазам почти по локоть оборванный, измочаленный кровавый рукав, он окинул горизонт взглядом, словно несомое волнами тело Левиафана было его кораблем, а крутая спина - капитанским мостиком. Вдали на развернутых парусах шло широкое, приземистое китобойное судно - наверное, "Рахиль" все еще искала погибших сыновей своих. Ахав победил. Теперь он мог вернуться домой, чтобы уже навсегда остаться на берегу, пусть калекой, но жить, жить с мыслью, что отомстил, что добился собственной справедливости. Стоит только крикнуть, когда шхуна подойдет ближе. Да только единственным желанием в жизни Ахава была месть, только его безумное стремление уничтожить проклятого белого великана было последним стержнем, на которое опиралась его истерзанная душа, заставляя держаться и выживать изувеченное тело. Теперь его цели больше нет: вот она, колышущаяся на волнах бездыханная туша, которую с треском рвут зубы морских падальщиков. Теперь, когда мертв Моби Дик, Ахав тоже мертв. Только теперь он смог разорвать цепи проклятия, которыми навсегда сковал его белый кашалот. Только теперь его неприкаянная, измученная душа обретет наконец покой. Он снова опускается на белоснежную спину, рука об руку с утопленником, чью кожу покрывают какие-то морские улитки, и снова смеется: - Ты обещал быть моим лоцманом и сдержал обещание… Старый капитан убил Моби Дика, и умер наконец, упокой Бог его грешную душу… Ахав некоторое время следит, как по жесткой белой шкуре кита сползает в бурлящую воду широкая алая полоса человеческой крови, и прикрывает глаза. Огромный, как штормовой пенистый вал, медленно плывет его покоренный корабль куда-то на Юг, наверное, прямиком в Страну Мертвых, куда можно дойти и без мачт, и без парусов, и без компаса, когда приходит время, и откуда дорогу уже не укажет ни одна самая верная карта. Белоснежной круговертью вьются над желтоватой палубой из мертвой плоти чайки, и, как мощная кильватерная струя, движется следом свинцовый косяк акул.