Мечтательница

Солнце садилось, окрашивая зеленовато-янтарные волны теплого моря в ярко-алый цвет.  — Как будто банку с киноварью в воду опрокинули, — поморщился Он.  — А мне нравится, — задорно возразила Она. — Красиво.  — Ну, решила уже куда направишься после практики? — Поинтересовался Он, пересыпая горстями золотистый, нагретый жарким солнцем Фомальгаута, песок.  — Ага, — энергично кивнула Она. — Я же доучиться должна, а потом на стажировку… — Она мечтательно прикрыла глаза и добавила, предвосхищая Его вопрос, — На Изумрудный.  — Глушь, — фыркнул Он. — Забытый богом остров.  — И вовсе не забытый, — Она тряхнула головой и мокрые волосы рассыпались по Её плечам. — Там мой друг живет! Через пару лет на Изумрудном как раз нужны будут космозоологи — он мне сам говорил. И заявку он в институт подаст, а там уже мне направление выпишут…  — Чушь, — резко произнес Он и снисходительно взглянул на Неё. — А даже если и так? Ты там уже через месяц взвоешь от скуки и запросишься обратно в столицу.  — Чтобы стать кабинетной крысой? Сидеть за столом, перебирать отчеты, подписывать приказы, в то время как другие совершают подвиги, делают открытия…  — Кстати, об открытиях, — перебил Он — Не боишься, что их у тебя другие перехватят, а? Она бросила на Него непонимающий взгляд.  — Перехватят?  — Ну да. Присвоят себе твою славу.  — Ах, вот оно что? — рассмеялась Она — Не боюсь. Я же открытия для кого делать буду? Для людей! Вот пусть люди ими и пользуются, — поймав Его недовольный взгляд Она умолкла, а потом тихо спросила. — Разве это плохо? Он только покачал головой, и запрокинув голову, посмотрел вверх, на темнеющее небо. Что Он пытается Ей доказать? Придет время — сама увидит, что Он был прав.  — Мой дядя говорит, что я неисправимая оптимистка, — вдруг весело сказала Она.  — Ты неисправимая пустомечтательница, — раздраженно заметил Он, садясь поудобнее, и вдруг неожиданно вскрикнул. Она взволнованно бросилась к Нему.  — Что? Что такое?  — Да вот, — поморщился Он, посасывая поцарапанный палец. — Раковина. Пустая. Он поднял шипастую раковину, зло, с силой сжал её в кулаке, размахнулся…но Она перехватила Его руку  — Стой, стой! Не надо!  — Почему?  — Она красивая. Да и вообще она же не виновата в том, что ты такой невнимательный, — Она взяла у Него аметистовую раковину, поблескивающую, словно маленькая звездочка, и положила себе на ладонь.  — Смеркается просто. Не увидел, — пробормотал Он. Некоторое время они молчали.  — Ну-с, вернемся к прерванной беседе, — внезапно произнес Он.  — Вернемся, — кивнула Она. — Ты сказал что я, — Она забавно наморщила нос и произнесла четко, по слогам, — Пус-то-меч-та-тель-ни-ца. И только лишь потому, что я, в отличие от некоторых, не собираюсь складывать свои работы в папку, перевязывать папку веревкой и усаживаться сверху.  — Я не усаживался, — заметил Он. — Ты вечно всё утрируешь.  — Это была аллегория, — пояснила Она. — Как в басне, знаешь?  — Ах значит так? Знаешь, что я тебе скажу, космобиолог?  — Космозоолог, — тихонько поправила Она, но Он не услышал.  — Так вот, плохо ты, девочка, учила биопсихологию.  — Это ещё почему? — воинственно вскинулась Она.  — А потому, — Он наслаждался чувством собственного превосходства над этой малявкой. — Рождаясь, ребенок делит весь мир на «моё» и «чужое». Понимаешь? Вот что изначально заложено в нашем сознании самой природой. — Видя, что Она растерянно потупилась, Он фыркнул и смерив её уничижительным взглядом, добавил. — Ну, и где твоё «наше», а? Она немножко подумала и лукаво улыбнувшись выпалила  — Атавизм, — и засмеялась, радуясь своей сообразительности.  — Что, атавизм? — не понял Он.  — «Моё» и «чужое», — пояснила Она.  — Ну знаешь ли… — от подобного ответа у Него перехватило дыхание и Он издал череду невнятных звуков.  — Ты шипишь как гусь, — заметила Она. — А я и правда так думаю.  — Атавизм значит, да?  — Ага. Как хвост у человека, — Она подбросила раковину в воздух и ловко поймала её.  — Хвостов у людей давно уже нет, а вот «моё» и «твоё» сохранилось, — едко бросил Он, втайне надеясь уязвить Её.  — Но ведь были хвосты? Были. И исчезали они тысячелетиями. А ведь это физеологический атавизм. Психологическому нужно куда больше времени, чтобы окончательно атрофироваться.  — Не смеши, — Он резко поднялся. — До тех пор, покуда будет существовать человечество будет «твоё» и «моё», ясно? Он уже жалел, что начал этот бессмысленный спор.  — Ясно, — покорно кивнула Она внимательно глядя на него. — Пережитки прошлого борются со светлым будущим. И, между прочим, блистательно проигрывают.  — Ну всё! — сердито нахмурился Он. — С меня хватит! На сегодня я уже достаточно наслушался твоего детского лепета обо «всем для всех». Этого не будет, слышишь? Никогда.  — Но ведь попытки были… — робко начала Она.  — И чем все они заканчивались? — желчно осведомился Он и сам же себе и ответил — Провалом! Люди не умеют извлекать уроки из собственных ошибок. Бросив мимолетный взгляд на Неё, Он заметил как дрожат Её губы. «Мда-а-а, похоже я маленько перестарался» — с легким сожалением подумал Он — «Но уж пусть лучше я здесь и сейчас преподам ей урок, чем кто-то чужой где-то.»  — А всё равно всё для всех будет! Всё равно! — Она вскочила на ноги и гордо вскинув голову смотрела Ему в глаза — Мы все живем в одной Вселенной, все живые, все равные. Он смотрел ей вслед, пока Она, горько плача от детской обиды, бежала по берегу в сторону поселка.  — Пустомечтательница, — негромко пробормотал Он. Шипящий прибой окатил его босые ноги и Он улыбнулся морю и закату.  — Нет, — поправился Он глядя на забытую ею на песке раковину. — Просто Мечтательница. Удачи тебе, Мечтательница. Ведь мечты, порою, сбываются. Он подобрал раковину и неспешно двинулся к человеческому поселению, а море, вечное море, шептало песчаному пляжу сказку о смелой девушке и её осторожном друге, о светлом будущем, которое они будут строить все вместе. Вместе.