Когда оставят сорок зим свой след...

When forty winters shall beseige thy brow, And dig deep trenches in thy beauty's field, Thy youth's proud livery, so gazed on now, Will be a tatter'd weed, of small worth held: * Ты тихо смотришь на часы, стараясь не поддаться отчаянию. Зачем? Зачем тебе спешить, мечтая завершить начатое до того, как существо твое превратится в пыль, стирая всякую память о тебе. Ты все равно умрешь ведь, тогда к чему теперь суеты? К чему тогда весь бег? Замри, остановись, прерви цепочку. Какой же в этом толк? Пустое все. Зачем тебе трудиться — пусть все падет, как только ты умрешь. Иль не о том мечтаешь ты? Тогда о чем же? Право, поведай эту тайну, друг. Then being ask'd where all thy beauty lies, Where all the treasure of thy lusty days, To say, within thine own deep-sunken eyes, Were an all-eating shame and thriftless praise. * Ужель ты вечерами долгими, качаясь в кресле, отдавался думам, размышлял о жизни «после»? Каков же твой итог? Решил ли ты, мой милый друг, что станется с душой твоей, когда закроешь очи навсегда, когда напишут дату смерти под именем твоим? Неутешительны ли мысли? Или, быть может, ты понял, что, точно, бег напрасен, к чему спешить, стараясь обуздать судьбу и подарить живому существу хоть толику мгновений-воспоминаний о себе? И что ж тогда? О, право, сколько же вопросов я задаю. Я каюсь. Однако все же верю, что, даже если не озвучив мне, ты сможешь отыскать ответ, хотя бы для себя. How much more praise deserved thy beauty's use, If thou couldst answer "This fair child of mine Shall sum my count and make my old excuse," Proving his beauty by succession thine! * Скажи, нашел ли ты ответ? Иль все же то тайна для тебя, сокрытая во мраке? Не знаю, право, но отчего-то кажется мне, что хоть вопрос и вечен, ответ же очень даже ясен, хоть также он не нов. Друг, не находишь? Однако, ты ответь, прошу, уж если ты согласен с мыслями моими, скажи, готов ли душу ты отдать на поприще отцовском, готов ли ты вложить себя в сознанье чада своего? Нет, нет, ты не пойми меня превратно! Рисуя образ ангельской души ребенка своего, не переусердствуй! Ох, страшен тот, кто насилует дитя своей моралью, своими целями и взглядами. Уж разве то не пытка? Прошу, ни разу не посмей огонь стремления души ты погасить в ребенке. Прошу, мой друг, всегда об этом помнить. This were to be new made when thou art old, And see thy blood warm when thou feel'st it cold. * Пожалуй, то и будет вечной жизнью, вечной благодатью. И то есть рай, то цвет сознанья твоего и то бессмертие души твоей. Удачи в поисках, мой милый друг. * Сонет 2 (Перевод А. Кузнецова) Когда оставят сорок зим свой след, Исполосуют борозды чело, Красой твоей не восхитится свет, И ты поймешь, что время истекло, Тогда в ответ на то - А где сейчас Богатства, красота минувших дней? Ответишь - Там, на дне запавших глаз, - Но кто тебе поверит из людей? Насколько б лучше прозвучал ответ - Взгляните на моих детей - у них Хранится прелесть, прежней славы цвет, В них оправданье немощей моих. Так пусть и кровь, и свет твоих очей В наследниках пылают горячей.