диссонанс

Юри верит в то, что Чонин всё знает: как неистерпимо болит, как она скучает, как хочет прижаться щекой в его теплым мужским рукам. Как хочет стать зависимой от него полностью, во всём, слепо следовать за ним и не разбирая слов, верить всему, что слетит с его распахнутых губ. Она пишет красивые стихи: о первой любви, как и у всех, неудавшейся; о других, которые бессердечно и грубо разбили лагерь где-то под кожей, накопили столько обид на весь белый свет, что теперь совсем никому не верится. Любовь, как жестокая окалина, оставила след на душе, метку, вечно пульсирующую от постоянной памяти. Юри пишет стихи, но совсем не похожа на всех остальных: у неё нет светлой веры в силу любви, только страдания и на все сто процентов отборная доза боли, которая вводится внутривенно, выжигает клетки подкожные и плавится на глазах, скапывая на пол гостиной. А Чонин - редактор журнала, где она публикует свои стихи, он говорит, что она талант, а Юри ему не верит. Не совсем, конечно, где-то внутри, она хочет верить во всё, что он говорит, но каждый вечер видит, как Чонин уходит с очередной наивной дурочкой, которой тоже, наверное, нет, скорее всего, говорит он тоже самое, что и ей. Всё совсем просто: у Юри маленькая квартирка напротив окон редакции, и она часто скучает в унынии оконных рам, на теплом подоконнике, в объятиях маминого пледа. А мама говорит: - Дочь, слезай оттуда. Кого ты там выглядываешь? - интересуется она и заглядывает через плечо на полупустую улицу, где в тенях машинных фар теряется силуэт Чонина и его новой девочки. Юри отвечает: - Мам, мне здесь хорошо, - улыбается и прячет нос в теплой шерсти пледа, чтобы не заплакать при маме. Она не хочет расстраивать её по таким пустякам. А потом Юри напишет стих, в котором расскажет маме, как сильно влюбилась, какой он невероятный, и имя у него очень красивое, что он смотрит на неё по-другому. Только не скажет, что не её приглашает каждый вечер к себе, не ей шепчет сладкие слова, не правдивые совсем, но от этого не хуже. Юри разливает себя, раздаривает всю по крупицам, по строчкам и четверостишьям, которые потом отдает Чонину. Он кивает головой и улыбается. У него никогда нет слов для Юри. От того обида плескается внутри сильнее, больнее, разъедая наивные надежды. И в конце концов их просто не остается. Юри думает, что дело совсем не в красоте, не в тонком девчачьем стане, не в худеньких ручках или накрашенных ресницах, которые хлопают без устали, словно крылья птички. Дело в потрескавшихся губах, искусанных до крови, разодранных руках и в том, что снег пошел на улице. Зима на улице, и Юри прячет шею в связанный мамой шарф и по привычке ходит на пары. Она ведь не хочет огорчить маму. Подруги спрашивают: - Влюбилась что ли? В кого? Скажи? - и трясут за тонкие плечи, хватаются, кажется, за самую душу и хотят вытряхнуть все признания на свет белый. Юри молчит. Подруги тоже. Холодные руки Юри прячет в перчатки, а шарф поднимает повыше, что только глаза и видно. Снег падает на неприкрытую голову, тает на черных волосах так быстро. - Простудишься, - говорит кто-то сзади. Юри оборачивается и видит Чонина, опускает шарф и улыбается. - Привет, - и в голове что-то меняется. Звучит без надлома, без страданий и затаившихся упреков. Сильно звучит. Прямо, как голос из её стихов. - Почему не заходишь? Стихи не пишутся? - говорит Чонин и смахивает снежинки с неприкрытой головы, руку не отдергивает и касается щеки. Обжигается-то как, думает Юри. - Не знаю. Просто учеба, конец года и экзамены. - Понимаю. Заходи хоть иногда. Хорошо? - Чонин улыбается снова и снова, убирает снежинки и снимает свой шарф, чтобы накрыть красивые черные волосы Юри. - Не хочу, чтобы ты простудилась, - и снова улыбается. А дома мама не узнает свою дочь: Юри улыбается и прячет лицо на мамином плече, обнимая. Мама говорит, что так она ей нравится больше, потому что больше не грустит. У Юри много стихов написанных, и все они Чонину, только он этого не знает. Юри сдает все зачеты и экзамены на "отлично", и решает отнести стихи Чонину. Снова. Чонин устало поднимает голову на Юри и улыбается. - Ты пришла. Я рад. - Я принесла стихи. - Умница. Как раз сдаём номер завтра. - Ты плохо выглядишь, - говорит Чонину, не пытаясь скрыть тревогу в голосе. - Работы много. А как там твои экзамены? - Хорошо всё. Ну, я тогда пойду. Не буду мешать. Где-то в глубине души она верит, что Чонин попросит остаться, ведь на дне её сумки его шарф, ещё с прошлого раза. Юри так и не смогла отдать. - Подожди. Юри замирает возле двери и, кажется, совсем не дышит. - Ты ведь мне их так часто писала? - Чонин не подходит ближе, стоит за спиной. - Тебе. Но это неважно, - улыбается она и стирает с лица упрямые соленые слезы. - Почему тогда плачешь? - он подходит ближе и обнимает, прижимает к себе, совсем так, как Юри и мечтала. - Просто в глаз что-то попало, - оправдывается Юри. - Я знаю. Холодное утро декабря начинается с поцелуев Чонина в губы и черных волн волос Юри, которые рассыпались по подушке.