Тень золотого венца

Князь Аннаэль не собирался знакомиться с нолдор, прибывшими из-за моря. С того времени, как ожила мрачная крепость, казалось бы навсегда похороненная в недрах Трехглавой горы, жизнь синдар Митрима наполнилась тревогой. А Аннаэль тревожиться не любил - покой и воля вождю митримских синдар были дороже всего. Именно поэтому он не прижился в Дориате - покоя там было в достатке, а вот воли... Аннаэль считал, что ради воли можно пожертвовать малой толикой спокойствия. Но новоприбывшие, поселившиеся на берегу Митрима, менее всего заботились о тихой жизни Лебединой Стаи Аннаэля. Вождь синдар, ясное дело, знал о том, что на берегу Митрима вырос военный лагерь. Он вежливо принял посланца от новоприбывших - высокого темноволосого эльда, красивого настолько, что девы-лебеди говорили о нем еще долгое время после его отъезда. Нолдо звали Куруфином - Аннаэль так и не смог выговорить его имя с тем странным придыханием, характерным для заморских родичей. Посланник довольно бегло говорил на древнем телерине, и предлагал дружбу и союз от имени своего Arana, которое тоже заканчивалось на "вэ". Аннаэль принял гостя по княжески и сказал,что подумает. Но леденящий взгляд Куруфина, когда тот понял, что учтивые слова были только вежливым отказом, испугал синда. Аннаэль никогда не думал, что эльф может быть опасен - а ernil Куруфин был именно из таких. А потому предводитель решил держаться подальше от того берега озера, где расположились эльдрим с Запада к великому разочарованию его любопытных подданных. Но решения, как известно, для того и принимаются, чтобы их нарушать. Орки до Митрима не добирались еще ни разу, даже во время Войны, о которой Аннаэль вспоминал с омерзением. Сейчас он приказал усилить бдительность - особенно с появлением новых светил на небе. Светила были красивы,особенно ночное, но Аннаэль был приверженцем старой доброй жизни под звездами, и знал,что перемены всегда только к худшему. И он не ошибся. Орки напали на его ловчих внезапно - и Аннаэль, возглавлявший княжескую охоту, еле успел собрать своих синдар тревожными звуками рога. Какое-то время они успешно отстреливались, укрывшись за природным завалом из рухнувших стволов, но стрелы скоро закончились, и князь вырвал из ножен длинный охотничий кинжал дориатской работы, прекрасно понимая, что его эльфам-охотникам не устоять против вооруженных мечами тварей. Конница появилась внезапно, соткавшись из туманных прядей, повисших над Митримом. Вороные кони с белыми гривами летели над высокими травами лесной поляны, словно не касаясь земли. Впереди, оторвавшись от своих воинов, мчал предводитель, одетый в черное. Он словно слился со своим скакуном. Меч странной изогнутой формы блеснул, как серп Итиля, обрушившись на ближайшего орка. Брызнула черная кровь, и обезглавленное тело повалилось в траву. Аннаэль смотрел на схватку как завороженный. Страшная, смертоносная красота была в движениях воина в черном, он убивал, словно пел - в каком-то безумном ритме, и в ушах синда действительно зазвучала мелодия, то ли почудившаяся, то ли подхваченная по осанвэ. Клинок кружил вокруг всадника будто живое существо, рассекая нити жизни искаженных Бауглиром созданий, и Аннаэль впервые понял, что слова "краса битвы" - не метафора, сочиненная великим Даэроном и озвученная им же в балладе о холме Амон Эреб. Орков скосили словно траву - бой длился недолго, но Аннаэлю показалось, что минули столетия. Воин в черном соскочил с коня. Его заплетенные в косу волосы украшал лишь простенький обруч серебряного плетения, и Аннаэль, выбравшись из-за завала, учтиво обратился к предводителю: - Благодарю вас, ernil. Вы нам очень помогли. Я - Аннаэль, князь синдар Митрима. - Канафинвэ, - ответил эльда коротко, - я рад нашей встрече под звездами. - Аran Канафин? - спросил синда немного удивленно, вспомнив свою беседу с посланником. - Теперь да, - сказал воин в черном, и странным холодом повеяло от этого "теперь", - я приглашаю вас в наш лагерь, ernil Аннаэль. Он недалеко - эти орки как раз вынюхивали его окрестности. Там вы отдохнете, а вашим раненым будет оказана помощь Князь был любопытен, как и все синдар. А потому, раз уж судьба дала ему возможность удовлетворить любопытство, не нарушая открыто самому себе данного слова, Аннаэль согласился и ему подвели белогривого коня, тем самым оказывая честь, как предводителю. Павших и раненых поместили на носилки, сделанные из плащей. Синда подсчитал потери и вздохнул - восемь его ловчих поплатились жизнями. А ведь если бы не неожиданная помощь... "А ведь если бы эльдар с Запада не пришли сюда, то и орки тут не шастали бы" Аннаэль смутился от своей злой мысли и искоса глянул на короля нолдор. Канафин был очень похож на Куруфина - может брат или родственник - но глаза у него были совсем другими, спокойными и сияющими. Он больше напоминал барда, чем воина - у Даэрона, с которым Аннаэль был близко знаком, тоже был вот такой взгляд, словно видящий что-то недоступное глазу. Но князь не представлял себе Даэрона, который одним ударом меча снес бы голову орку. Лагерь нолдор был хорошо укреплен - Аннаэль, вся жизнь которого, кроме тех лет, когда он гостил в Дориате, или у фалатрим, прошла в постоянном движении, как то принято у блуждающих авари, сразу отметил и наличие ловушек, и частокол, и крепкие деревянные ворота. Насколько он знал, нолдор у себя дома не передвигались с места на место - посланник Куруфин рассказывал о каменном граде на вершине холма, о мраморных дворцах и лестницах из хрусталя. Но незаметно было, чтобы здесь строились постоянные жилища - синда показалось, что странные соседи не собираются оставаться подле Митрима надолго. Аran провел Аннаэля в свой шатер, уверив князя в том, что его ловчим будет оказано все необходимое внимание, а погибших девы-нолдэ подготовят к погребению. Канафин говорил сочувственные слова - и Аннаэль еле удержался от слез, настолько печальной и трогательной была эта певучая речь. Оруженосцы, прислуживавшие королю, принесли поесть, и немного горьковатого напитка из ягод рябины. Князь ел, отпивал из кубка и незаметно - по крайней мере он так думал - осматривал шатер, состоявший из двух половин. За завесой виднелись два разборных деревянных ложа, сделанных, видимо, уже тут. Из пород местного дерева были и стол со стульями, и деревянные ларцы-укладки. А вот шкатулка, стоявшая на высоком круглом столике, показалась Аннаэлю шедевром ювелирного искусства. Она напоминала цветок из золота и драгоценных каменьев, лепестки которого очевидно приводил в действие особый механизм. Сейчас шкатулка была открыта - и в ней на выстеленном бархатом ложе покоился золотой королевский венец. Это была очень древняя работа - без особых изысков, просто обруч с зубцами, напоминавшими башенки. В обруч были вправлены рубины, сверкавшие ярко и яростно. Аннаэль почему-то подумал, что венец этот хорошо бы смотрелся на боевом шлеме. Может быть Аran Канафин и надевал его только лишь в битве - кто знает, что у этих нолдор за обычаи. Внимание Аннаэля привлекла небольшая арфа, стоявшая у подножия столика. Струны на ней блестели серебром. - Я вижу, вы грустите о павших, ernil. - спросил король тихо, - это целебная грусть, она подобна утешению. - Почему подобна? - спросил Аннаэль удивленно. - Потому что не утешает, - ответил нолдо, - но расскажите же мне о своем народе. О нас вам уже рассказывал мой брат Куруфинвэ. Значит все-таки брат... Так похожи - и такие разные. От Канафина словно веяло - не покоем, милым сердцу Аннаэля, - но спокойной твердостью и душевным теплом. Князь как-то сразу расслабился, отпил еще горьковатой настойки и начал рассказывать. Он говорил долго, об обычаях, о песнях, о искусстве охоты, восхвалял своих погибших ловчих и при этом все-таки обронил слезу. Канафин тем временем взял в руки арфу и сопровождал рассказ тихой музыкой, похожей на шорох речных струй. - Как в Лебединой Стае вспоминают об ушедших в Чертоги? - спросил король, когда Аннаэль закончил рассказ на этой грустной ноте. - О них поют, - ответил Аннаэль, - как и везде. - А если синда... пропал без вести? Его не видели мертвым, но... - Такое бывает редко, -ответил Аннаэль, - мы ведь чувствуем, когда фэа родича отправляется в дальний путь. Как и вы, наверное. Мы не можем чувствовать только тех, кто по несчастью попал в лапы слуг Бауглира и был отведен в Черную крепость. Но мы оплакиваем пленников как погибших - ведь даже если они и возвращаются, то или... орками, или... другими. Для нас они мертвы. Князь запнулся, увидев лицо короля. - Да, - молвил Канафин после долгого молчания, - они мертвы. Вы хорошо сказали. А ответьте мне, князь Аннаэль, случалось ли вам принять решение, верное и правильное, сберегшее ваших подданных от излишних бед, но при этом чувствовать себя подлецом? Аннаэль вздрогнул. Арфа в руках Канафина зазвенела, и мелодия оборвалась на нестерпимой ноте. - Случалось, - сказал князь, - я не пошел на Войну, решив сберечь свой народ. Я не пошел, а мой друг Денетор пошел - и погиб вместе со своими нандор. Я принял решение верное и правильное, но всю жизнь буду чувствовать себя подлецом. Он поднял глаза и снова опустил их, увидев слезу на щеке короля нолдор. *** Больше Аннаэль не видел короля Канафина. Прибыли еще переселенцы, и вскоре князь узнал, что королем нолдор ныне зовется другой эльда, чье имя тоже заканчивалось на труднопроизносимое "вэ". Эти нолдор стали обживать и Митрим, и окрестности, а потому Аннаэль решил, что дружить с ними все таки надо - учитывая опасные времена под Солнцем и Луной. Аннаэль представился новому королю, чье имя он выговоривал как Финголфин, познакомился, а потом и подружился с его сыном Фингоном и часто охотился вместе с последним в митримских лесах. Нолдор любили поговорить, но на некоторые вопросы просто не отвечали. Однако, Аннаэль узнал от своего нового друга всю историю с пленением старшего брата Канафина, понял, почему тогдашний король нолдор не носил свой венец, и догадался о его решении. Канафин, которого синдар называли Маглором, как обычно исказив его второе имя, жил теперь где-то далеко на востоке, вместе со своими братьями. Наверное, он давно уже забыл и о самом существовании Аннаэля. Однако, Аннаэль не забыл того разговора под звуки серебряных струн. И когда его друг Фингон, ставший королем нолдор после гибели отца, обьявил о новой войне, Аннаэль присоединился к нему с большим отрядом лучников. Из всех митримских синдар, ушедших на Пятую Битву, уцелеть удалось только ему одному. После многих мытарств и бед Аннаэль с остатками своего народа все таки добрался до острова Балар, и поселился у Кирдана Корабела, обретя наконец желанный покой. А однажды, уже после того, как отгремела Война Гнева, Аннаэль прогуливался после шторма по песчаной косе Балара, и увидел на ней тело, принесенное морем. Князь сразу узнал Канафина-Маглора, несмотря на сотни лет, минувшие с их последней встречи. Да,теперь Аннаэлю было ведомо многое - в том числе и про кровавый след, который оставили за собой сыновья Феанора, скованные безумной Клятвой. Но в сердце синда не было других чувств кроме сожаления и боли, когда он приказал своим приближенным обрядить погибшего для похорон. Аннаэль сам прикрыл Маглора серым плащом, спрятав от любопытных глаз изуродованную страшным ожогом руку погибшего,и вздохнул. На мгновение ему почудилась тень золотого венца, запутавшаяся в черных влажных прядях волос, и блеск рубинов, яростный, словно последняя атака гибнущего воинства.