Научи меня быть счастливым

17 Вечер томно опустился на город. Смягчил серость дня. Подсветил тротуары свежим снегом, прекрасным даже в Москве с ее грязью, толчеей. Утомленные днем пешеходы невольно замедляли шаг, желая дольше наслаждаться приятным похрустыванием ломких снежинок. Снег неохотно опускался вниз, летал, подбрасываемый легким ветром. И так хотелось успокоения, умиротворения, которые несла природа, призывая остановиться, вдохнуть полной грудью. И выдохнуть теплый пар, отдать частичку себя холодному воздуху. Но нет! Все кончено… Все кончено… Шаги отбивали два зловещих слова. Зло выкрикивали сигналы машин на проспекте. И даже в звонких чистых восторженных криках детей, оккупировавших горку, слышалось это – все кончено. Так нелепо. Так глупо. Так ожидаемо. Так непредсказуемо. Так… Да, вот так, Женя. Ничего не изменить. Не вернуть. Не посмотреть в глаза. Не спросить – за что?! Она подошла к дому Карпова. «Инфинити» на месте не было. Евгения «срисовала» машину в свой первый и последний визит сюда, к этому человеку. Такому странному. Опасному. Притягательному. Она помнила, что окна выходят во двор. Темно. Женщина опустилась прямо на крыльцо. Пуховик теплый, можно. Пусть так, на морозе. Может быть, остынет. Домой? Нет. только не домой. К подруге? Какие подруги?! О чем вы! С такой работой, большой семьей… Работа – вот лучшая подруга. Единственная. Не предаст. Не обманет. Но убить может. Сразить, когда и так задыхаешься от отчаяния и никому не видимой борьбы – верность мертвому против тяги к живому. Как все быстро! Ужасно и нелепо. Но еще ужаснее встать и уйти. Он имеет право знать. Только где он? Женя не стряхивала снег, покрывший ажурной накидкой темное пальто и окаймивший мех капюшона. Ей казалось, что он, напротив, согревает. Баюкает… Как в детстве. Тепло. Хорошо. Почему никто не ходит мимо? Да потому что поздно. Зачем этот яркий свет в глаза? Погас. Хорошо. Снег… – Женя… – встревожено. Испугано. Она подняла тяжелые заиндевевшие ресницы. – Женя, что с вами? – Стас, я не могу больше… – Домой, домой. Все дома, Женя, – надежные сильные руки легко подняли со ступеньки. Обхватили талию. Осыпалась призрачная кружевная накидка. Если бы так же легко сбросить кошмар сегодняшнего дня! В лифте Евгения доверчиво свернулась в кольце рук, прижалась стянутым морозом лицом к слегка влажной куртке, вкусно пахнущей дубленой кожей и свежим одеколоном. Стас не выпускал ее из объятий, пока открывал дверь. Сам раздел и разул. Осторожно, боясь неловкостью доставить неудобство. Кресло. Плед. Янтарная выпивка на дне стакана. С привкусом меда. Лета. Солнца. Тепла. – Женя, вы чуть не замерзли. Нельзя так… – его голос звучит озабоченно, чуть укоризненно. – Стас… ты не знаешь, что произошло. Сколько можно играть в эти «вы»! – Знаю. – Откуда? – Женя чуть приподнялась. – Я был там… – Где там? Ты о чем? – В отделе был, – Карпов подошел близко, плеснул еще. Она благодарно кивнула. – Есть будешь? – Не хочу… Позже. Ты все это время гонялся не за тем. Этот… угонщик… Он не убийца. – Я знаю. – Откуда? – она повторила вопрос. – Потом. Рассказывай. – А что рассказывать? Мы работали по предотвращению заказухи. Невестка решила вальнуть свекровь. Обратилась к знакомому – тот рецидивист, сидел за убийство. Знакомый пошел в полицию по месту жительства – в Костроме… …Рассказ увлек Полевую. Она будто увидела последние дни глазами постороннего человека. И говорила так, будто не она придумала схему. Будто не держала хватко ниточки, тянущиеся из разных концов Москвы. Будто не было неотданного приказа. Беззвучного выстрела с высоты. Ожившей покойницы и разбегающейся воющей толпы. Она даже рассмеялась, пытаясь показать, как это было. – А потом пришли результаты баллистики, Стас, – Женя сделала глоток. Помолчала. И дальше выталкивала каждое слово. – Кирилла убил он. Этот мент. Из Костромы. И кто-то убил его. Я не узнаю, никогда ничего не узнаю… Кто его заказал? Исполнитель мертв. Угонщик наверняка работал втемную… Слезы. Наконец-то. Пусть текут. Пусть он смотрит. Ей все равно. – Ты не права, – Карпов отстранился от торшера. Его лицо, странно напряженное, ушло в полумрак. Лишь выделялись блестящие от алкоголя глаза. А взгляд будто обнимал. – Ты все узнаешь. – Когда? – Здесь и сейчас, – Карпов приблизился к Евгении. – Только подумай – хочешь ли знать правду? Иногда лучше оставить, как есть. – Я не хочу так… Расскажи, пожалуйста, – прозвучало как-то по-детски, жалобно. Маленькая растерянная девочка. Так она себя чувствовала впервые за… лет за двадцать, наверное. Женя шмыгнула носом. Стас улыбнулся одними глазами. Подал салфетку. Встал, ушел в тень. Чтобы не видеть ее лица. – Твоего мужа заказал тот самый угонщик, – каждое слово падало, как капли воды из сломанного крана. Слушать тяжело, и деться некуда… – Он встречался с секретарем, Ольгой. А она закрутила с Кириллом. У них была связь. Об этом узнал жених – они были помолвлены. Рыбаков сделал заказ. Как вышел на этого мусора? Скорее всего, через знакомых по зоне. Да и неважно сейчас. Кирилла из ресторана выманила Ольга. Это случайность, что она позвонила в это время. – Но что она сказала такого… – Она сказала, – Жене показалось, что Карпова вообще нет в комнате. Есть только его голос. – Она сказала, что только вернулась из женской консультации. И у них родится сын. – Сын? Какой сын… – она не узнала своего голоса. Какой-то стон. И больно. Как же больно… – Общий. Так она твердит. Кирилл сорвался. Судя по всему, он услышал об этой беременности в первый раз… Смех. Да. Смех. Ее смех. Давно забытый. Грудной. Безудержный. Переходящий в хохот. Остановиться невозможно. Она трясется. И не может сказать. Не может сказать… Ха-ха-ха… Ха-ха-ха… Ха-ха-ха… Пощечина. Отрезвляющая. Приводящая в чувство. Ее глаза. Безумные. Его глаза. Пронизывающие. Евгения тяжело отдышалась. Где-то под сердцем давило. Губы никак не могли собраться, хватали воздух. Евгения прикрыла рот ладонью. Остановила рыбье немое шлепанье. – Извини, я ничего не знала… – слезы вновь нашли выход. Вместе со слезами пришли слова. – Но это не может быть ребенок Кирилла. Вот почему он сорвался. – Как? – кажется, Карпов начинает что-то понимать. – Кирилл бесплоден. У него не могло быть детей ни при каких обстоятельствах. Лиза – моя дочь от первого брака. Игоря мы усыновили десять лет назад. Двойняшки с нами два года. Он всегда хотел большую семью. И вот… – Женя откинула плед, встала с кресла. Подошла к окну. Сквозь скользящий поток хлопьев, сыплющихся ровно, будто нанизанных на нитку, размыто проступали пятна немногочисленных освещенных окон. – Это так смешно, Стас. И так нелепо. Он ведь из девяностых. Столько прошел по лезвию бритвы… Знаешь, как мы познакомились? Против него дело пытались шить по заказу конкурентов. Я отбила. Почти, как тебя. Сама тогда чуть не вылетела. А потом мы поженились… И вот – какой-то ревнивый ублюдок… Десять тысяч долларов. Это то, что Кирилл зарабатывал за неделю… Стас неслышно подошел, крепко обнял за плечи. Сделал то, чего так хотелось еще с той, первой встречи. Когда она ничего не знала. Женя обернулась к Карпову. Он бережно смахнул слезинку с ее щеки. Она полуслучайно коснулась губами его ладони. Руки сами потянулись к коротко стриженному затылку. И не вспомнить, чьи губы были первыми… …За окном тихо сыпал снег. Покрывал саваном забвения прошлое. Отбеливал черные мысли. Баюкал огромный сияющий город, похожий на сердце. Вечно бьющееся сердце. Одинокое. Холодное. Теряющееся в бесконечности Вселенной. Но равнодушный ритм мегаполиса этой ночью нарушился. Потому что два горячих, исстрадавшихся, разуверившихся сердца бились рядом. Слышали друг друга. Чувствовали. Ускорялись. Замирали на миг, чтобы вновь запуститься и услышать то, для чего не нужны слова…