"Фуга в красном", эпилог.

      Я смотрел на него. Я смотрел ему в лицо. Широкие, аккуратные линии, кровью вырисованные на белой стене, создавали образ моего самого страшного, самого пугающего кошмара. Какая ирония, ведь это было улыбающееся лицо. Улыбка, которую я никогда не желал бы видеть, которую всем сердцем хотел бы забыть…       Но забыл же. Блаженное забвение, в котором я провёл последние пару дней – словно божья милость для меня. Но воздушные замки рухнули. В очередной раз я убедился в том, что никакой высшей справедливости нет. Бога нет. И их нет.       И я снова смотрел в кровавые глаза, закрытые в победном блаженстве. Я смотрел на него и видел всё, и все самые темные чувства, кроющиеся в потаённых уголках моей души, вырвались наружу и объяли меня. А он, в свою очередь, смотрел на меня. Сквозь меня. Он видел всё: гнев, печаль и страх. Ненависть, которую он с таким упоением во мне выхаживал на протяжении долгих лет. На тот миг мне казалось, будто весь мир перестал существовать: не было ни Лисбон, стоявшей позади, ни дома, в котором я находился. Только я и он, смотрящие друг другу в глаза.       Я и Кровавый Джон.       Безжалостный убийца, выгравировавший этот смайлик у меня на памяти. Оставивший нескрываемый шрам на моей душе. Да. Так просто мне от него не избавиться. О чём я думал?       Образы того дня волной накрыли меня, отрезвляя беспамятный рассудок и в то же время ещё больше опьяняя его, принося нестерпимую боль. Не физическую, нет, гораздо хуже. Их образы вновь явились мне: моя замечательная жена и прекрасная дочка. Две самые дорогие девушки в этом мире. Я видел их ангельские улыбки, их чистые глаза… блестящие от слёз, пустые глаза. Безжизненные тела двух любимейших на всём белом свете людей. Пожалуй, единственных таковых. Они были тем солнцем, что освещало мою жизнь. И в тот день солнце затухло. Я оказался в кромешной тьме, которой нет конца.       Я закрыл глаза, пытаясь прогнать злые мысли. Но закрыв, я увидел то же, что и раньше. Что всегда видел с того самого момента. Тьму.       Почему он не выбрал меня? Разумеется, я уже знаю ответ. Он одарил меня невыносимым грузом, заставляя тащить его на уставших плечах. Каждый шаг дается мне с мучительной болью, и каждый раз я хочу сбросить его, так хочу, хочу присесть и отдохнуть, хоть немножко… Но я не могу. Ведь если остановлюсь, если упаду, мне не хватит сил встать. Я так боюсь. И он знает это. Кровавый Джон. Он ждёт меня, я уверен. Он продолжает улыбаться, наблюдая за мной, продолжает насмехаться над каждым моим поступком. Он всегда впереди… всегда был… и есть.       Я едва не потерял цель всей своей жизни. Причину, по которой я продолжаю идти. Я чуть было не позволил ему победить.       Чем бы я был тогда, если бы позволил ему это?       - Мне жаль… - тихо сказала Лисбон, но её слова растворились в воздухе, так и не дойдя до меня.       Я боялся. Боялся вновь посмотреть на него. Вновь увидеть Джона, смеющегося надо мной. А Лисбон всё стояла рядом и наблюдала…       И с ней мне было спокойнее. Я не хотел, чтобы она видела мою слабость, но остаться в беспросветной мгле одному, опять… я просто не выдержал бы. Она была рядом. Рядом. Стояла и смотрела на меня, как на беспомощного ребёнка. Но им я и был. Я был ничтожен перед Кровавым Джоном.       Ноги отказывались удерживать вес этой бессменной боли, отвращения; все эти переживания и размышления, они так вымотали меня. Я машинально оперся о стену, медленно сползая по ней… всё ниже, и ниже… и ниже… В пропасть отчаяния… беспамятства… Вниз.       Я сидел на холодном полу заброшенного дома. Смотря перед собой и не видя ничего, кроме той комнаты в тот жуткий день.       Слёзы предательски скатились по щекам… Да, я плакал, будто потерянный ребёнок, захлебываясь горькими слезами. Я рыдал, громко, безутешно, долго, ожидая, что кто-нибудь подойдет, похлопает по плечу, успокаивая, и мне сразу станет лучше. Я ждал и продолжал плакать. Но никто не приходил.       А Лисбон?.. Я вспомнил. Она сказала, что будет ждать в машине… и ушла.       И я вновь остался один. В холодной, жестокой тьме… Один лишь я, во всём огромном мире. Одинокий и покинутый.       И лишь кроваво-красный смайл любовался мной, улыбаясь.