Завтра

Давай? Давай вернем нашу нормальную жизнь, папа, – говорила я. Говорила еще вчера, позавчера, на прошлой неделе или в прошлом месяце. А, может быть, даже сегодня. Даже сегодня, пару часов назад. Давай, - говорила я. Говорила, потому что верила, потому что мне казалось, что я знаю – стоит только найти настоящего убийцу, стоит только найти его, и все вернется на свои места. Все станет так, как прежде. Я стану Вероникой Марс. Опять. Это “давай” было чем-то вроде соломинки, последней ниточки, оставшейся от прошлой жизни. Оставшейся от той счастливой Вероники. Той Вероники, которая считала, что счастлива. И пока я говорила – давай – я могла еще верить, что совсем скоро все встанет на свои места. А завтра “давай” уже не будет. “Давай” навсегда останется в прошлом, в сегодня, которое станет вчера. И это хорошо. Это хорошо. Это заставляет меня улыбаться. Заставляет меня хотеть улыбнуться, только вот от усталости губы не слушаются. И я улыбаюсь не улыбаясь. Хотя и знаю, что вместе с “давай” завтра не будет и еще кое-чего. Кое-кого. Лили. Мы были подругами. Ты была моей лучшей подругой. Лучшей подругой для той Вероники Марс, которой еще нужны были подруги. Я сказала “была”? Да, потому что действительно была. Завтра ты станешь лишь воспоминанием. Светлым воспоминанием. Завтра ты ускользнешь из моей жизни, тихо, незаметно. Завтра я посмотрю на твою фотографию и улыбнусь. Потому что боль ушла и осталась только грусть. Светлая грусть. Была бы ты моей подругой сейчас? Спустя полтора года, спустя полтора года боли, ненависти, отторжения, одиночества, презрения, воспоминаний и поиска. Поиска ответов. Поиска убийцы. Полтора года в ожидании того дня, когда воспоминания о тебе перестанут причинять боль. Я стала другой. Любила бы ты меня сейчас, Лили? Я не знаю. И не буду знать завтра. И послезавтра. И потом. Я буду помнить тебя, Лили. Ты помогла мне пройти через все эти полтора года. Думая о тебе, я пережила эти полтора года. Я выдержала – ради тебя. А завтра уже не ты будешь поддерживать меня. Уже не ты. А кто-то другой. Папа. Во всем этом мире только ты мог сделать то, что сделал. Только ты мог спасти меня. Только ты мог – когда я бежала, когда я кричала, когда я молила о помощи – только ты мог прийти ко мне. Только ты, и я не удивилась. Нет, папа, правда, я не удивилась. Я люблю тебя. И завтра мы с тобой начнем строить все заново. Все заново, потому что прошлое не вернулось и никогда не вернется, и ничего не станет нормальным, пока мы не перестанем за него хвататься. Впрочем, это я хваталась. Цеплялась. Жила им. Пока не поняла – завтра прошлому уже не будет места. И поняла, что не хочу, чтобы ты очнулся в палате один. И поняла, что позвонить-то могу только одному человеку. Не из прошлого – из того самого завтра. Завтра мы снова начнем жить. Завтра я смогу, наконец, ответить на вопрос – кто твой папа? Смогу, и я счастлива. Потому что во всем мире ты единственный, кого я люблю. Правда? А, может быть, не только… Логан. Сегодня я думаю о том, что будет завтра. Думаю о том, что я скажу тебе. Думаю о том, что сделаю, как извинюсь, на что пойду. Как исправлю то, что сейчас кажется непоправимым. Но ведь нет ничего непоправимого, правда? Скажи, что нет. Завтра я извинюсь. И если это не поможет, мне останется только оставить прошлое в прошлом. Оставить без сожаления, оставить и не вспоминать, оставить и не пытать его вернуть. Не пытаться вернуть прошлое, а просто жить настоящим. И не повторять своих ошибок. Завтра я извинюсь. Но перед этим все-таки засуну голову в микроволновку.