Последняя ночь

Кто мы, незнакомцы из разных миров Или, может, мы - случайные жертвы Стихийных порывов?.. Flёur «Русская рулетка»

Ночь – это часы, составленные из минут; минуты – это секунды, в каждой секунде есть множество бесконечно малых долей… Это всё, что Лира знает об отпущенном им времени, да большего и не нужно. Ночь пахнет солёной свежестью моря, ощущается на коже теплом шального песка дюн, тишиной обнимает за плечи. Целая ночь, когда и беспроглядно огромное небо, и мелодичный плеск волн - всё принадлежит им и только им, и сами они принадлежат лишь друг другу, а не своему долгу перед плеядой миров. «Целая ночь – это много или мало?» - спрашивает Лира у себя, закрыв глаза и прижавшись к Уиллу. Все слёзы уже выплаканы, дикий и гневный крик больше не рвёт грудь, а в сердце теснится только спокойная, бесконечно печальная ясность. Верно, нечто подобное должны испытывать люди, жаждущие встречи и запертые по разные стороны тонкой, но неизмеримо крепкой стеклянной стены – рядом, но не близко, и руки изломаны, но боли больше нет, есть только смирение и принятие сурового рока, который не знает жалости. Они цеплялись за последнюю возможность остаться вместе, лихорадочно вспоминали и придумывали – дети, максималисты, верящие в то, что могут найти лазейку, которая смогла бы помочь им преодолеть жестокие законы мироздания… Уже не дети? Значит ли это, что они уже повзрослели? -Мы должны жить в своих мирах… - говорит Уилл хрипло и тихо, гладя Лиру по русым волосам, вдыхая её запах, запоминая его навсегда. Это полная тоски констатация истины, которую они уже успели познать, и вкус этой истины совсем не похож на вкус плода, которым Белаква угощала его под сенью золотисто-серебряных деревьев; он горький как хина. -Я знаю, но это так больно… Почему мы, Уилл? – спрашивает Лира, открыв глаза и смотря на возлюбленного. Но ответа нет ни у кого – ни у неё, ни у него, ни у Пана и Кирджавы, ненадолго поднявшихся вслед за Ксафанией в бархатную синь небес. -Я не верю, что завтра всё закончится, - продолжает она, когда молчание становится невыносимым, и дрожит – но не от холода, потому что ночь на удивление тепла. Это короткое, ёмкое слово, «завтра», поделит жизнь на прошлое и будущее – на два мира, которые никогда не пересекутся, между которыми не будет дороги, между которыми нельзя будет прорезать окно чудесным ножом, потому что и самого ножа уже больше не будет, - Я хочу быть с тобой всегда, целовать тебя, засыпать и просыпаться вместе с тобой, но всё, что мне остаётся – лишь вспоминать, и ничего больше… -Да, вспоминать – это слишком мало, - вторит Лире Уилл, - Мне нужна ты настоящая… И зарывается ладонями в её волосы, а потом обнимает крепко-крепко и что-то бессвязно шепчет ей на ухо о том, что будет всегда любить её, а она отвечает ему, что будет всегда искать его. Сердце щемит мучительно тяжко, а времени осталось совсем немного – так нужно ли тратить эту драгоценность на слова, если всё самое важное всё равно останется невысказанным? Судорожно вздохнув, Лира затихает в руках Уилла, и он молчит вместе с ней, слушая плеск моря и убаюкивая горечь и страх, которые теперь вновь жгут сердце. Тихий шорох мягких лап нарушает их выстраданный покой – это возвращаются Кирджава и Пан, почти светясь в лунном свете. Уже не птицы - два красивых пушистых зверя, изящных и грациозных, чем-то похожих, но больше разнящихся – точно так же, как и их хозяева. -Пан, - шепчет Лира сухими губами, когда её деймон-куница сворачивается у неё на коленях, - Ты уже больше не будешь сильно меняться, Пан? -Нет, - отвечает он. От близости деймонов становится спокойно, и гнетущий вихрь пустоты, поднявшийся в их душах незадолго до этого, успокаивается, уступая место светлой надежде и предчувствию чего-то необъяснимо тёплого. Звезды и луна на небосклоне медленно, но верно бледнеют – скоро заплещется полоска розовой зари, и времени, их времени, не останется совсем. Поддавшись шальной мысли, пальцы Уилла зарываются в золотистый мех Пана, а Лира поглаживает пятнистую, шелковистую спину Кирджавы, и это необъяснимое чувство усиливается, захватывает – чувство трепета, волнения и удовольствия. Дети – уже не дети – обмениваются понимающими взглядами: после прикосновения руки возлюбленного деймоны приняли свой окончательный вид. -Так вот, значит, каково это – стать взрослым, - говорит Лира, и сердце её отчаянно бьётся, а на губах замирает слабая маленькая улыбка.