Памятник

«Я совершал много ошибок в прошлом. Слишком много. Ты – лишь одна из этих ошибок. Самая чудовищная. На данный момент, по крайней мере. В городе ангелов всегда была скверна. И этой скверной всегда был я. Ты спустилась ко мне сверху, с самых небес, искусно скрывая тросы, на которых были подвязаны твои крылья...» В этом ангельском взгляде, он был готов тонуть часами, днями, вечность. Ежесекундно погружаясь в их чистую голубизну, мнить себя нашедшим нирвану. Место, которое он не должен покидать, вечно слушая ласковый шепот, слова о том, что правильно, что хорошо, что действительно важно для него. Для неё. Для них. Он не мог её угадывать, сколько бы не пытался. Она всегда оставалась для него тем, кто знает всё вокруг. А если не знает – ведь есть он, он научит, обязательно. Она воистину великолепна. Она – всё. Для Гакупо это было именно так. «...Я захотел заразить тебя, захотел забрать себе. Но ты… Ты меня вылечила. Ты излечила скверну, не оставив и следа. Я выбрался из тьмы. Благодаря тебе...» А ведь Кайто говорил другу: не надо её трогать, не стоит. Марионеточник навис над Лукой огромной тенью, со злобным смехом готовя инструменты. А Лука, беззащитная на вид, хрупкая, словно снежинка, лишь грустно улыбнулась. Кайто отдёргивал друга, чуть ли не умолял этого не делать, но он… - Ты станешь моей. Хочешь ты того или нет. Грубый, приказной голос отдался эхом по пустой арене цирка, донёсся до её ушей стони раз, пытаясь вселить страх, заставить бегать от него, поиграться в кошки-мышки. А Она… Она покорно кивнула. Кукловод замер приоткрыв рот, роняя на пол тонкие, прочные лески. Камуи стиснул зубы, крепко сжал кулаки. - Ты что, не понимаешь? Беги от меня, я монстр! Я же сделаю из тебя свою марионетку… Я опасен! - Тогда почему ты медлишь? - Я… Ох, как же это было давно… «...Я раскаялся, ради тебя. Я стал другим, с твоей помощью. Но твоё лечение – фикция, подделка. Понимаешь? Панацея оказалась обычной аскорбинкой. Бесполезной, не приносящей никакого излечения. Визуальный обман, идеальная иллюзия, которой ты дурила меня. И я верил тебе...» «Гакупо, брат, что с тобой?» раз за разом удивлялся Кайто, с округлившимися глазами рассматривая избитого до полусмерти друга с улыбкой идиота. Он еле стоял, но улыбался. И где тот великий и ужасный Камуи? Где ухмылка живодёра на его беспристрастном лице? Куда делась маска, скрывающая его истинный лик от толпы? Что это за измученный, еле живой парень? Почему он смиренно говорит, что всё в порядке, умиротворённо улыбаясь, смотря на друга потухшим взглядом. А рядом – она. Милое, невинное божество. Рядом с кукловодом – миниатюрная, скромная, безобидная… Крепко сжимающая в руках цепь, которую он сам на себя повесил. Лука скромно улыбалась, прикасаясь к фиолетововласому невинными, невесомыми прикосновениями. А он тут же оживал. Смотрит на неё глазами верного пса и вновь и вновь тихо произносит «Что я могу для тебя сделать? Только скажи». В ответ она мотает головой отрицательно, а потом указывает пальцем на Мейко, случайно бросившую в сторону Его божества, косой взгляд. - Убей её. Ты можешь сделать это для меня? Скромно вопрошает, а он в ответ уже скалится, словно безумец, лишь просьбой во взгляде молит спустить его с цепи. Тонкие, прохладные пальчики проходятся по щеке Гакупо, Лука внимательно вглядывается в его глаза, а затем… роняет цепь, будто случайно. А Камуи, подобно огромному чудовищу, с лёту вгрызается зубами в глотку несчастной, не успевающей даже ойкнуть перед тем, как почувствовала сильную вспышку боли, заставившую Сакине онеметь, дергаться в агонии, пытаться сбежать. Гакупо лишь сильнее вгрызается зубами в девичью шею, ломая её, перекусывая сонную артерию острейшими клыками, разрывает её на куски хищными когтями, швыряя в стороны ошмётки свежего мяса вперемешку с окровавленной тканью. Измывается над умирающей, а затем над трупом, долго и воистину по-зверски. Смеётся, словно ненормальный, весь перепачканный липкой кровью, наслаждается разрушением. И так до тех пор, пока она не скажет «Хватит». «…Верил до тех пор, пока ты не убрала ладонь с моих глаз, пока я не осмотрелся. Ты не излечила меня, а лишь показала, насколько можно быть глупым. Знаешь, я ошибся. Я не скверна. Скверна – это ты. Ты заразила меня чертовым вирусом, разъедающим саму душу, заставляющим лишаться воли.» А ведь Камуи требовал уважения к Ней, затыкая уши, как только Шион вновь заводил свою песню о том, что Гакупо слепой и ничего не замечает. Кайто не был с ней знаком лично, никогда не был. Не хотел, да и не было нужды у него, знакомиться лично с Лукой. Ведь сам видел эту картину такой, какая она есть. Рин и Лен всегда широко улыбались, с умилением наблюдая за прогуливающейся парочкой, всегда твердили Кайто, что так даже лучше, что Лука сильная, Лука перевоспитала злодея, посадила на такую тонкую цепь настоящего монстра, а тот и сорваться не смеет. «Дураки» - лишь так мог ответить им Шион, который видел всю картину целиком. «...И теперь, я вновь излечён и мню себя Скверной. Но я не хочу тебя забывать. Нет, дело не в том, что ты – особенная. Просто я использую тебя. Отныне, я нарекаю тебя живым памятником. Живым памятником моей чудовищной ошибки.» Покажи мне смерть, брат. Вспышки боли разрядами проходят по телу, он освобождается от сладкого плена, поражаясь самому себе. Поражаясь тому, как он опустился, кем он стал?.. На руках – синяки от долго затянутых верёвок, в спине – сотня ножей. «Так правильно. Потерпи немного» говорила она. «Боль утихнет» Раз за разом шептала она на ухо, втыкая очередной. И он кусал губы до крови, терпел, улыбался через силу, послушно кивал, позволяя ей делать больно кукловоду. Из пересохшей глотки вырывается громкий крик. Гакупо кричит, рвёт на себе все цепи, ошалевшим взглядом ищет свою запылившуюся маску, которую сам же, когда-то, выкинул. Тяжело дышит, дрожащими пальцами надевая её на себя, скрывая глаза, наполненные слезами, вновь зверски скалясь. - Ты… Ты!.. Громом разносится по пустой арене. Кукол больше нет, все куклы разбежались, Гакупо сам дал им волю. Потому что Она так захотела. Демон, суккуб, ведьма… Кто угодно, но явно не человек. Камуи вновь зверствует, с глухим рыком наклоняясь к девушке, смотря ей прямо в глаза. А в них – пустота. - Уходи. – Тихо рычит ей в лицо злой кукловод, протискивая это слово сквозь зубы. - Ты же не хочешь этого. – Она не была удивлена или расстроена. У неё чуть ли не на лбу было написано, что ей безразлично всё, что происходит. - Я сказал – уходи. – вновь прорычал марионеточник. - Нет. Хочешь от меня избавиться – убей. – улыбается девушка, закрывая глаза, ожидая своего вердикта. А Гакупо… Просто развернулся и пошел прочь, тихонько засмеявшись. - Я не убью тебя. Я хочу тебя видеть. Видеть и помнить, каким я был слабаком. И он ушел как можно дальше, сжигая за собой все мосты, прорываясь через глушь, пока не выбился из сил. И только опомнившись, кукловод взял в руки ручку и принялся писать. «...Но ты не получишь этого письма, моя милая Лука. Я оставлю его себе и буду всегда помнить о том, что где-то там, по одной со мной земле, дыша одним со мной воздухом, ходит моя слабость, ныне названная мною живым памятником.»