Нужен

Вы когда-нибудь чувствовали холод внутри? Чувствовали, как он расползается по венам, мешаясь с кровью? Как реже бьется сердце, как замедляется дыхание? Как при тридцати градусной жаре немеют кончики пальцев? Маэва чувствовала. И понимала, что ни чай, ни теплая кофта ее не согреют. Куда там, если зубы безнадежно стучат о край бокала. Да и дело было вовсе не в температуре. И даже не в простуде или гриппе. Просто Маэве безумно был нужен один человек. А она ему - вряд ли. Они с Нуно уже не были вместе четыре месяца, двадцать один день и, кажется, минут семь. Четыре месяца, двадцать один день и, кажется, семь минут она не слышала его звонкого смеха. Четыре месяца, двадцать один день и, кажется, семь минут никто не видел ее светлой и чистой улыбки. Впрочем, Маэва знала, что однажды так и случится: она слишком симпатизировала Микеле, он был слишком ревнив. Или глуп. Или она - глупа. За окном медленно темнело. Маэва весь день провела в постели. А на подушке рядом, только руку протяни, лежал телефон. И очень хотелось набрать знакомый номер и слушать, слушать, слушать гудки где-то далеко. А вот услышать любимый голос она боялась. Наверное, поэтому так и не двинулась с места. За окном медленно падал снег. Тихо ворчал старенький магнитофон, выплевывая баллады с маминой кассеты. Это было похоже на маленькую идиллию, но на щеках Маэвы почему-то блестели слезы. Want to vanish inside your kiss…* Маэва вздрогнула, когда экран телефона загорелся. И как ей захотелось запустить бездушную железяку в стену, когда она увидела выученный до последней циферки номер. Но она не могла не взять трубку. - С Валентином, котенок. Сердце вдруг сорвалось и упало вниз. Маэва могла поклясться, что чувствует, как оно катится по коже изнутри. А это были всего лишь три слова. Маэва ужасно хотела быть сильной. Хотела взять и сказать сейчас: «Я ненавижу тебя!». Может быть, бросить трубку. А вместо этого зарыдала в голос. - Я люблю тебя… *** Вы когда-нибудь чувствовали, как фальшивая улыбка прирастает к лицу? Как маска становится кожей? Как воет душа, пока губы небрежно кривятся? Нуно чувствовал. И это было противно для него, но иначе - никак. К сожалению, - может быть, к счастью, - общество не поймет его. Не поймет, насколько он скучает по той, что о нем вовсе не думает. Они с Маэвой уже не были вместе четыре месяца, двадцать один день и, кажется, минут семь. Четыре месяца, двадцать один день и, кажется, семь минут он не вдыхал миндальный запах ее волос. Четыре месяца, двадцать один день и, кажется, семь минут никто не слышал, как он шутит. Впрочем, разве он не понимал с самого начала, что однажды этой доброй талантливой девочке надоест старый ворчун? За окном медленно темнело. Нуно вернулся домой полчаса назад, успев собрать за день целых пять признаний в любви. Жаль, что ни одно из них не было подписано буквой М. За окном медленно падал снег. А Нуно сжимал в руках телефон. Еще один вздох, и он нажмет на кнопку вызова. И будет долго-долго слушать гудки на том конце провода. Пока совсем не состарится. Il y avait 'y a longtemps Que s'aimaient deux amants... ** Где-то там, далеко, шептал о любви магнитофон. Рваное дыхание ввинчивалось в трубку. - С Валентином, котенок. - Он не мог ее не поздравить. Он не мог чуть-чуть не съязвить. Сердце больно ударилось о ребра, когда Нуно услышал слабый всхлип. И почему-то отчаянно захотелось разреветься самому. - Я люблю тебя… - Я знаю, - не тот ответ, что нужен, наверное, но Нуно никогда не отличался деликатностью. Из динамика вырывались тихие рыдания вперемешку с полубезумным смехом. Сердце сжималось. Не зря он всегда говорил ей: «Твоя боль - моя». - Эви, солнце… - Ты мне нужен.