Страх.

Подвезти? Всего одно слово, а здорово бьет по затылку. Души не спасти, и колется совесть точеной иголкой. И он ее подвозил, смиренно теряясь в слепых закоулках. Утешить хотел, но от слов, как известно, так мало толку. На кофе зайдешь? Мечтал побывать у нее, в ее лисьей норе. У него только грусть и печаль, на сильном черном крыле. Ему плохо, как ей, болезненно очень, внутри и извне. На кухне две чашки. Ему захотелось забрать ее муки себе. И прямо сейчас растопить эти хладные, скользкие цепи. Но не так уж легко, и высокие стены души окрепли. Не подпустит сейчас, и будет гореть, как еловые ветви. Из крайности в крайность, и солнце больше не светит. А ему бы ее, здесь и сейчас на темном дубовом столе. Чтоб стоны и крики внутри, и нельзя выпускать наружу. Он не будет ее заставлять полюбить холодную стужу, нет. Просто он уже заболел, ее голосом тихим простужен. И он не жесток, ему хочется просто помочь ей забыться. Но, кто он такой? Ему должно бы вовремя остановиться. Она - не его, ее целовать будет кто-то другой совсем. Ласково перебирать ее локоны, в зимней ночной дремоте. Палачей больше нет, врагов, которых они вычисляли, едва ли. Совсем не забыли той осени, но поддавались инстинктам слепо, Время прошло, оставляя на них только зла отпечатки, боли. Снова боролись с монстрами, превращаясь в них незаметно. Она не заплачет, не будет рыдать. Просто не видит смысла. Сейчас ни к чему, да и, кажется, у нее даже нету слез. А он бы не прочь психануть, он хочет, чтоб просто исчезла. Того темного года весна, когда к черту любые из грез. Никогда им не жить спокойно. Надежды рухнули сразу. До смерти ходить со стволом, и снова терпеть параною. Неосторожно под кожу себе занесли гробовую заразу. - Вадим, я боюсь. - Не бойся, тебя закрою собою. Уходил он под утро, они говорили о том, как болит душа. - А если б она передумала завтра, ты бы ее простила? Не сразу она поняла. И только в ответ посмеялась сполна. - Знаешь, Вадим, что скажу тебе? Страх - очень мощная сила. - Она ведь еще дитя, Ирина, пусти ее, пусть уходит. - Слишком поздно, Вадим, она уже сделала тот последний шаг. И всех нас на дорогу раскрытия прямо под пули выводит. - И ты сделаешь это? Не легче отдать ее стае собак? - Замолчи, убери насмешки, ты знаешь, все очень серьезно. Не кори, не смотри же ты так, мне сейчас и без этого сложно. Я скажу тебе только одно - за смерть кто-то будет в ответе. Не ты и не стая, а сделаю я, потому что так надо. Я буду в ответе. - Нет, Ирина. Я не позволю тебе. И прямо скажу, забудь. И так очень много смертей. Мы можем решить по-другому. Ты завтра не смей на работу прийти, а дома побудь. Я сам все улажу, придумаю сам, как все провернуть. Она мягко кивнула, а он у нее видел странный навязчивый блеск. Он струился в глазах, трескучей пляской играл в глубине зрачков. То была не решимость, а трепетный страх. Ее жизнь не имеет вес. Той, что спит где-то там, под теплом одеяла, совсем не видя снов. И он взял на заметку, убавил шаг, у машины курил и смотрел. Светилось желтым слепым огоньком, окно все никак не гасло. Он увидел ее силуэт за стеклом, она впрямь не ложилась спать. Вот так взять, и оставить, еще и одну, а ведь вправду опасно. Он вернулся, просто хотел уберечь. Все, за что так боролись упорно. Теперь наплевать, что там будет, и как, это вовсе другая история. Не даст ей упасть, не может позволить ей так поступить, хладнокровно. Греховный сценарий порвал, просто страхами сбита их траектория. Перед нею стоит, она словно дрожит. Он ворон, в светлом подобии. Он боялся не стать, его страх не успеть, и другие мерзкие фобии. Он влюбился в нее, и наверно, давно, ведь она его воскресила. Пневмония его, он потом вспоминал. "Страх - очень мощная сила". И годы прошли, а они оставались одни из былой команды. Кто-то дальше пошел, кто-то просто исчез, и не нужно слов. Он ее целовал, и снова вдыхал ненавистный запах лаванды. Уберег и ее, и себя. А с плеч не летело больше голов.