Не забудь меня

Глава 15 Джейн делает глоток чая и смотрит через диван на ссутулившегося на своем месте Лероя (он выглядит так, будто мечтает, чтобы в его кружке вместо чая было что-то другое). Они опустили светскую беседу, потому что Лерой ненавидит подобные разговоры, а она находит утомительными (если только собеседник не Румп). Вместо этого они непринуждённо обсуждают банановый хлеб, который она испекла в три часа утра; и только когда их тарелки наполовину опустели, ей кажется безопасным заговорить о главном. - Думаешь, ещё слишком рано? – наконец спрашивает она, помешивая чай в чашке и наблюдая за водоворотом жидкости. - Вовсе нет, - говорит он, хватая с тарелки ещё один ломтик бананового хлеба. Лерой разламывает кусок пополам и кладет одну часть на колено, а вторую – окунает в чай перед тем, как отправить в рот. Она наблюдает за ним какое-то время, грея руки о теплую чашку, затем спрашивает: - Ты хоть знаешь, о чём я говорю? - Н-нет. - Тогда… о чем говоришь ты? Лерой поднимает взгляд, складывая губы в полуулыбку-полуухмылку. - О виски. Она улыбается и пытается спрятаться за своей чашкой (но ароматный пар окутывает лицо и щекочет нос, и она уверена, что Лерой видит веселье в её глазах, даже если оно не отражается на губах). - Не думаю, что оно у тебя есть. - Прости, Лерой, – ей удается подавить улыбку и сделать глоток чая. Она ставит чашку на подлокотник дивана и слегка пожимает плечами. - Очень жаль, - говорит он, – виски значительно упрощает такие беседы, – как будто, чтобы подтвердить это, он допивает свой чай и ставит чашку на кофейный столик. Она показывает на чайник, укрытый вязаным чехлом, присланным Бабушкой в качестве подарка на новоселье, но он отрицательно машет рукой и вместо этого подбирает кусочек бананового хлеба с колена. Она смотрит, как он ест (и он выглядит так же выжидающе, как и она, наблюдает за ней из-под приподнятых бровей, жуя хлеб). Она делает глоток чая, а Лерой наконец-то глотает. Он берет еще ломтик хлеба (он уже много съел, но хлеб вкусный, и как раз для Лероя она его испекла), затем возвращается на свое место, поворачиваясь боком, чтобы быть с ней лицом к лицу во время разговора. - Итак, - говорит он, - ты снова хочешь поболтать об этом? Она хочет. Но прошло почти полчаса разговора ни о чем, прежде чем она смогла сформулировать свой вопрос в первый раз. И она хочет знать, но не хочет спрашивать снова (потому что разговор превратился в нечто светлое и пустое, с шуточками о виски и скрытыми улыбками, и если она спросит, то только усложнит всё еще больше). Ей кажется, будто её смелость сдулась, как неудавшееся суфле (она его ещё не готовила, но уверена, что приготовит, и что - по крайней мере первые несколько раз - потерпит неудачу) поэтому она делает глоток чая и пожимает плечом. - Неважно, - говорит она, – это не очень существенно. - Тогда почему ты заговорила об этом? - Я… - она замолкает и закусывает губу. Он пожимает плечами. - Успокойся, сестрица. Я не собираюсь совать нос, куда не просят… - он делает паузу и широко улыбается ей, - … но из тебя ужасная лгунья, ты знаешь? - У меня было мало практики, - говорит она. - Ну, если собираешься мне рассказать, сделай себе одолжение и перестань юлить. А если не собираешься - да мне-то всё равно. Это твоя жизнь. Она знает: он оставит эту тему, если она попросит – не станет любопытствовать. Но она ещё не передумала спрашивать его, поэтому она смотрит, как он жуёт банановый хлеб, выжидающе приподняв брови и нетерпеливо глядя на неё. Она вздыхает и прячет большую часть лица за чашкой. - Отношения, – она говорит это с таким видом, будто груз свалился с её плеч, потому что это скорее признание, чем утверждение. Бремя, которым она только что поделилась с лысеющим бородатым мужчиной, что сидит рядом с ней на диване. – Я хочу знать, не рановато ли думать об отношениях. Его брови подпрыгивают аж к середине лба (и ей кажется, что если бы он не снял кепку, когда вошёл в дом, брови бы скрылись под козырьком). - Вау, ты уверена, что хочешь спрашивать меня об этом? Она поджимает губы и смотрит в пол, чувствуя, как начинают гореть щёки. - Вот видишь, поэтому я и не хотела говорить тебе – я знала, что ты так отреагируешь и… - Эй, сестрица, я никак не реагирую. Я просто не уверен, что я именно тот, с кем тебе нужно говорить. Я и внешностью не вышел, да и вообще не числюсь в списках местных казанов. - Не будь к себе таким строгим, - говорит она, наклоняясь вперед, чтобы неуверенно, успокаивающе потрепать диванную подушку рядом с ним. (К нему она не дотягивается, не касается его, но это предельная близость, с которой она может справиться, и, похоже, он уважает её попытку.) – Я думаю, что ты очень милый. - Ну да, конечно, ты же только что спросила меня об отношениях с Голдом. Твое мнение определённо не совпадает со мнением большинства. Она пожимает плечами. - Это не значит, что я не права. Он практически заталкивает в рот ломоть бананового хлеба (и если он пытается скрыть от неё, как румянец покрывает его шею и всё лицо – до блестящей макушки - то ему это не удаётся). Тяжело глотает. Смахивает несколько крошек с клетчатой рубашки, откашливается и говорит: - Ты уходишь от темы. Мы тут говорили о тебе и… Голде, – то, как он делает паузу, совсем не внушает доверия, но он не смеётся, и не уходит, и не говорит ей, что делать, поэтому это её не беспокоит. - Тебе он не нравится, - говорит она. - Он мало кому нравится. Она чувствует, как выражение её лица меняется, знает, что теперь оно становится напряжённо-нейтральным. Она вновь берёт кружку и делает глоток чая (её чай почти остыл и утратил крепость) - Но слушай, - говорит он и улыбается, чтобы снять остроту своих предыдущих слов (чтобы хоть немного притупить правду), - речь же не обо мне. Очевидно, что тебе он нравится. – он улыбается ей (чуть кривовато), пока она не улыбается в ответ. – Расскажи мне, почему. - Ну, он… он… - и это странно – говорить о Румпе (потому что он временами такой замкнутый, такой отчуждённый от остальных горожан), но Лерой наблюдает за ней без всякого давления, и она знает, что он скажет ей правду (потому что он был одним из первых - Лерой, Вэйл, Румп и Эмма), и, прежде, чем она успевает это осознать, её заикание сменяется потоком слов, которого она не может сдержать. - Он был очень добр ко мне. Терпелив. Он понимающий. И милый. Очевидно, что мы были небезразличны друг другу… раньше… Но он никогда не давил на меня. Он вёл себя как джентльмен. И он был со мной честен. И он старается, он очень старается делать вид, что его сердце не разбито, хотя я знаю, что это так. И он всё ещё во всём мне помогает, даже если сам, я в этом уверена, нуждается в помощи так же сильно. Думаю, он очень одинок. Иногда я вижу, что у него много слоёв и…, - она останавливается, допивает чай и ставит кружку на столик. Она проводит руками по юбке, разглаживая ткань на коленях. – И я думаю, он правда любит меня. - Ну… да. Не такого ответа она ожидала. - Да? – повторяет она. - Да. Он тебя любит. Каждый, у кого есть глаза, видит это. – Лерой говорит так, будто это очевидно (и она думает, что, наверное, так и было с того самого дня когда она увидела Румпа впервые – разбитого и дрожащего на скользком от дождя асфальте, опасного и охваченного жаждой мести из-за потери Белль). - Правда? – снова спрашивает она. - Джейн, - говорит Лерой (и он произносит это как «сестрица», качая головой и криво улыбаясь), - Этот человек ел с тобой мороженое. На людях. Он подарил тебе библиотеку. Это же не наука о ракетостроении. Она подавляет улыбку, но не может скрыть румянец, заливающий её щеки. - Слушай, - говорит он, - я не собираюсь говорить тебе, что ты ничем не рискуешь. Ты же будешь встречаться с мистером Голдом. – Она бросает на него укоризненный взгляд, и он примирительно поднимает руки (но она не может на него злиться, потому что, скорее всего, он прав). – Но кое-кто однажды сказал мне, что любовь – самая удивительная и самая замечательная вещь на свете. Любовь – это надежда. И если ты влюблена… лучше наслаждайся этим, пока есть возможность. – Он смотрит на неё и пожимает плечами – и это сглаживает серьёзность его слов. – Это пословица, между прочим. - Как мне… - она делает паузу, мягко прикусывая нижнюю губу и убирая прядь волос с лица, – как мне узнать, люблю ли я его? - Сестрица, - говорит Лерой, снова качая головой, будто не веря, что собирается это сказать, – ты назвала его милым. Конечно, ты влюблена. Она хочет сказать что-то ещё (задать миллион вопросов, высказать миллион опасений, потому что как она может завязывать отношения, если она едва знает, кто такая Джейн Френч, а он, возможно, всё ещё влюблён в женщину, которая исчезла много месяцев назад), но Лерой выглядит довольным, а она не может перестать думать о букете незабудок в вазе на кухонном столе. И, может быть, её опасения реальны… или, может быть, она просто боится попытаться. (Боится надеяться.) - Спасибо, Лерой, - говорит она. Он кивает. Затем потягивается, зевая и прикрывая рот рукой. - Ладно, - говорит он, подавляя зевок, и закрывает рот, пристукнув зубами, – я снова работаю в ночную смену. Они оба поднимаются, и она пытается подавить зевок, которым заразилась от него. Она прикрывает лицо обеими руками и эффектно терпит неудачу, когда ей не удаётся удержать челюсть закрытой. - Лучше мне немного поспать, - говорит он, – и, судя по всему, тебе тоже. Она пытается изобразить убедительную улыбку. - Боюсь, сейчас это легче сказать, чем сделать. Он пожимает плечами. - Может быть, тебе стоит глотнуть немного виски. У меня есть лишняя бутылка, если хочешь – возьми, но обещай, что поделишься. - Очень щедро с твоей стороны, - говорит она (и это так, потому что Лерой выпьет намного больше, чем она, а она видела ценники на бутылках в магазине), – но я планирую зайти в больницу чуть позже, чтобы раздобыть кое-что, что поможет. Так что, думаю, я буду в порядке. - Как хочешь, – она провожает его до двери, и он берёт свой жилет и серую шерстяную кепку, – просто я думаю, это намного проще, чем глотать лошадиную дозу таблеток, вот и всё.

***

- Доктор Вэйл? Дверь кабинета чуть приоткрыта и от её тихого стука открывается ещё шире. Она просовывает голову в проём и смотрит на беспорядок внутри. Фигура, одетая в белое с сине-зелеными полосками, стоит в углу кабинета спиной к двери, склонив голову. Джейн стучит ещё раз. - Виктор? В этот раз он поднимает голову на звук. Когда он оборачивается, у него в руках открытая медицинская карта – такая же, как и дюжина других, разбросанных по столу. Миг он выглядит испуганным, увидев её, но потом его лицо смягчается – он непринуждённо улыбается и захлопывает карту. (На обложке написано «Белль Френч», «Белль» перечёркнуто и сверху надписано «Джейн», и ей тревожно видеть, как собственное имя взирает на неё.) - Что я могу для тебя сделать? – спрашивает он. Он закрывает остальные карты, и складывает в кучу в углу стола. - Я знаю, что обычно ты не работаешь по четвергам, но Ванда на ресепшне сказала, что ты был сегодня… - Просто разбираюсь с давно залежавшимися бумагами, - говорит он. - Да, она это упоминала. А еще сказала, что «пора бы». Он улыбается шпильке. Она улыбается его улыбке. - Итак… - он разводит руками, …чем я могу тебе помочь? Оказывается, ей тяжело сказать это вслух – тяжелее, чем она ожидала – тяжелее, даже учитывая, что это доктор Вэйл - тот, кто помогал ей справиться со столькими страхами (и не то, чтобы он не давал ей снотворное и раньше). Но это ощущается как провал – возвращаться едва ли не ползком после одной лишь недели наедине с собой (даже несмотря на то, что она знает – нет ничего зазорного в просьбе о помощи). Поэтому она откашливается и прикусывает губу (и видит, как его лицо меняется, его брови выжидающе поднимаются и вновь опускаются, когда она медлит). - У меня проблемы со сном, - говорит она. Губы Вэйла сжимаются, и он кивает. Он поднимает руку к подбородку и потирает пальцем губу. - О каких конкретно проблемах идёт речь? - Проблема звучит: «Я не могу спать». На новом месте хорошо, - тихо говорит она, - но ночью там так тихо. Я совершенно одна, все магазины закрыты, на улице нет машин… и мне начали сниться кошмары. Мне тяжело засыпать, зная, что я проснусь в ужасе. - Что тебе снится? - Много чего. Иногда психбольница, иногда – та ночь на дороге. Он кивает, придавая ей смелости, чтобы продолжать. Она пожимает плечом и складывает руки поверх сумочки, прижимая её к груди. - Пистолет. Крики. В меня стреляют. Часто всё вместе. Но там всегда темно, и я всегда одна, и это хуже всего. - Одна? Мистер Голд не с тобой? – Вэйл выглядит заметно удивлённым. Он поднимает бровь и слегка наклоняет голову. - Нет, - говорит она испуганно, – так вот, что все о нас думают? Нет, мы не… мы не вместе. Мы просто… - она делает паузу, на секунду устремляя взгляд в пол, прежде, чем ответить: - …я не знаю, кто мы друг другу. - Я думал, он твоя «настоящая любовь». Она смеется над неловкостью, что звучит в его голосе (и, должно быть, это неуютно для него так же как для Лероя – рассуждать о влюблённом мистере Голде). - Ну, не знаю, можно ли так сказать. Пока ещё рановато судить. Но могу тебя заверить, что он вёл себя как настоящий джентльмен. Мгновение Вэйл выглядит скептически (вспышка чего-то, похожего на раздражение, мелькает в его глазах, затем сменяется добротой и заботливостью). Он слегка пожимает плечами. - Хорошо, я могу назначить тебе что-нибудь, что поможет уснуть, но не уверен, что это спасёт тебя от кошмаров. - А что спасёт? - Время, – это не тот ответ, который ей хотелось бы услышать. Но Виктор хотя бы не даёт ей фальшивую надежду, – а пока что можешь найти соседку, для своего же спокойствия. Соседка. Где же ей найти соседку? (А она ведь даже не хочет жить с соседкой). Все, кого она знает, живут комфортно и без неё. Руби учится управлять гостиницей и закусочной, Эмме едва хватает места в тесной мансарде, где живут Мэри-Маргарет, Дэвид и Генри, и Джейн точно не переедет к Лерою. Она предполагает, что в доме мистера Голда найдутся свободные комнаты… но у неё есть библиотека, которой нужно руководить, и она не нуждается в няньке. Должно быть, Вэйл заметил её нежелание, потому что он тепло улыбается, поднимает руку, выставляя ладонь, и говорит: - Может быть, есть другой способ. - Какой? - Тебе он не понравится. - Ночные кошмары мне тоже не нравятся. - Я разговаривал с доктором Хоппером, и он предложил использовать метод десенсибилизации. - Я… не понимаю, о чем ты говоришь. - Это значит вытащить наружу все твои страхи в контролируемой среде, где мы со временем сможем заменить отрицательные чувства положительными. Дать тебе хороший опыт преодоления страхов, показать, что тебе нечего бояться. - Что ты предлагаешь? - Доктор Хоппер и я предполагаем, что для тебя было бы полезно снова оказаться у черты. Она крепче прижимает к себе сумочку, и острые уголки врезаются в живот и грудь. Она смотрит в пол. - Это не так страшно, как тебе кажется, - говорит Вэйл, – я поеду с тобой. Мы будем делать всё очень медленно. Я не позволю, чтобы с тобой случилось что-то плохое. (Тёмный тротуар, блестящий от дождя, отражает всполохи фар, огненного шара и гнева, и она не помнит вспышки от дула пистолета, но она уверена, что улица отразила бы и это.) - Не думаю, что это хорошая идея, - говорит она. - Мы придадим всему положительные ассоциации, - говорит он, - это классическое обусловливание. С каждым разом ты будешь бояться всё меньше. (Все кричат, и всё кричит, и она тоже кричит, потому что не знает, где она, её плечо ранено, и вокруг так много лиц, которых она никогда не видела – включая собственное отражение в тёмных окнах полицейской машины.) - Я не уверена, - говорит она. Она выдавливает улыбку и пытается прогнать нервное возбуждение (но возвращение в больницу совсем не помогает – она вспоминает антисептики, белые халаты, и запах мёртвых роз всё еще таится в уголке сознания). Она не хочет снова иметь дело со всем этим. Не сейчас. Не когда впереди открытие библиотеки. Не когда она так устала. - Это будет полезно для тебя, Белль. Принесет завершение. Она моргает. Свинцовый кирпич падает в животе, и она смотрит на Вэйла, расширив глаза. (Белль.) Это имя зависает между ними на кратчайшую секунду, будто отблеск молнии перед громом. - Я не Белль, - говорит она так тихо, что едва слышит собственный голос. Брови Вэйла на миг поднимаются – он вспоминает свои последние слова – затем его глаза округляются. - Джейн, - быстро говорит он, – конечно, Джейн, – он потирает подбородок, оцепенело качая головой. – Прости, - говорит он, – длинный день. Знаешь, как это бывает. Она знает. (Именно поэтому она здесь.) Так что она кивает, улыбается и пожимает плечом. - Насчёт черты, Джейн… - он произносит её имя с улыбкой, будто предлагает мир, наживку - чтобы вернуть её к теме разговора, которого она так пыталась избежать, - … это будет полезно для тебя. - Я не уверена. - Доверься мне. Она не уверена. (Она очень, очень-очень не уверена, в самом глубоком смысле этого слова – сама мысль об этом вызывает дрожь в позвоночнике.) Но она правда ему доверяет. - Когда? – спрашивает она. - Отлично! – говорит он и хлопает в ладоши. (В конце концов, она его любимый пациент с амнезией.) Он собирает карты со стола и открывает картотеку, чтобы сложить их внутрь. – Так уж случилось, что прямо сейчас я свободен. Позволь мне только немного прибраться. Я поведу. Она говорит, что это звучит неплохо (хотя на самом деле всё далеко не так), и ждёт снаружи, пока Вэйл убирается и переодевается. Он выходит через минуту, на нём бледно-лиловая рубашка и чёрный галстук, чёрный блейзер переброшен через плечо, в руке крепко зажаты ключи от машины. Поэтому она вооружается всей своей храбростью и самой победной из своих улыбок и следует за Вэйлом на парковку, чтобы изменить свою жизнь.