Солнце на снегу

Слезы. Солеными, отвратительно-теплыми каплями медленно стекая по бледным щекам куда-то за воротник рубашки, почему-то не показались Энни чем-то сверхъестественным, хоть было это неожиданно, совсем не больно, как ожидалось. Стекая из уголков незажмуренных – просто слабо прикрытых глаз, Энни вспомнила вдруг, как Армин рассказывал ей, сидя в темной комнате в один из зимних, холодных вечеров, что на вкус слезы - как море. И хоть он ни разу и в глаза не видел этого странного, совершенно бесполезного, по мнению Энни, чуда света, отчего-то говорил очень уверенно и убежденно – Армин часто плакал, что ж, ему будет потом, с чем сравнить... Армин часто плакал – радуясь, смеясь, страдая, навсегда прощаясь с мертвыми товарищами, он никогда не скрывал своих истинных эмоций, она презирала его за это. И, наверное, слишком часто подпускала намного ближе, чем нужно, чем хотелось бы, чем предполагала… Слезы. Стекая из уголков не зажмуренных глаз, чуть приподняв тяжелые веки, Энни видела. Видела замутненный, распахнутый взгляд, что буквально минуту назад был наполнен слепой ли яростью, всепоглощающей, убийственной ненавистью… Йегер. Ничтожный мальчишка Йегер замешкал лишь на секунду, и, показалось, одно жалкое, невесомое мгновение - и она бы проиграла, она была бы повержена, разгромлена, она бы не успела на долю миллисекунды, да вот только... Куда? Куда бы она не успела… К кому? И слезы, опять те же слезы, стекая из уголков слабо прикрытых глаз, остывали на лице под дуновением холодного ветра, распускались жгущими кожу невидимыми цветами, казалось бы, из самого извне лились наружу, оставляя внутри абсолютную, совершенную, черную пустоту – бездну, в которой не было, нет, и не будет больше ничего живого. Армин… Под напором ее ледяного взгляда, во время первой встречи, приветливая улыбка дрогнула, надломалась тогда, но огромные, синие - как небо, как море, не отвели честного, бесконечно искреннего взгляда. Армин не боялся ее, как тысячи других – не был способен на столь малодушное чувство. Армин стремился стать сильнее, любил Эрена и Микасу, помогал двинутому майору Ханджи с очередными экспериментами, мечтал о море... Армин – истинно положительный герой в любой наивной сказке, обязанный страдать и выживать, обреченный на счастливую жизнь в итоге - такие истории часто в детстве читала маленькой Энни живая мама, она помнит. Но мамы больше нет – литров слез не было пролито по ней, тонны детских книг запылены под обвалами, изорваны, сожжены, миллионы мертвых окровавленных тел под ногами – куда ни смотри. И лучше, наверное, выколоть себе глаза, затмить удивительно проясненный взгляд безудержными слезами, закрыть распахнутые глаза бледными ладонями. Армин всегда в такие моменты смотрел вверх - только в небо, и Энни заметила, что, если не думать, не опускать взгляда вниз, если погрузить его на миг в яркую, бездонно-плоскую синеву, и правда словно висишь в невесомости, и правда словно вокруг бескрайним морем разливаются теплые небеса, поглощают слепяще-бирюзовым кроваво-алые пятна, мягко обтекают израненное, безумно усталое тело… Но Энни держится – не дает себе поднять глаз. Папа говорил ей ни при каких обстоятельствах не проявлять собственную беззащитность, ни при каких обстоятельствах не показывать своей боли - она запомнила его слова очень хорошо. Дрожа всем телом от изнурительной боли, когда отец изводил ее пятичасовыми тренировками, не позволяла себе ни грамма слабости, сжимая до кровавых надрывов рукоять клинка в судорожно сжатых пальцах, не проронила ни капли слез. Раздавливая людей одним движением пальца, смотрела только спокойно и отрешенно, выполняла приказы командира, невозмутимо разнимала наглых сослуживцев. Утром шла на завтрак, ночью засыпала быстро, почти моментально... Армин во сне улыбался ей, рассказывая о том, как сильно стремится жить ради тех, кого любит… *** Как-то он, дурак, сказал ей, что она красивая, когда маленькая фигура в полете, на миг напомнила ему быстрый ледяной клинок больше, чем человеческий, женский силуэт – он сказал ей об этом просто и совершенно естественно. Она не заметила в открытом взгляде ни капли восхищения, ни намека на смущение, ни стремления польстить или задобрить ее. Армин вежливо смотрел ей в глаза, безмятежно чему-то улыбался, периодически переводя просветленный взгляд на закатный горизонт. Энни промолчала тогда, как делала это почти всегда, но гробовую тишину не взорвало даже звуком угрюмого смешка, которым всегда сопровождалась любая реплика каждого собеседника этой странной женщины – Армин удивился немного тогда… Улыбнулся чуть шире, дружески положил ладонь на идеально ровное плечо, мечтательно поднял вверх небесно-синий свой взгляд. В сиянии ослепительного солнца его мягкие, белокурые волосы казались еще ярче, еще красочнее, солнце это было везде - в каждой щели, в каждом углу, в глазах каждого из тех, кто прибыл на орошенную землю кровью, чтобы утопить этот мир в ней еще больше. И то, что солнце смеет согревать эту землю даже на войне, особенно показалось тогда Энни несправедливым и противоестественным. Она закрыла глаза и скинула руку солнечного мальчика с собственного плеча. Плакать давно уже совсем расхотелось. Жить, кстати, не хотелось тоже… В тот вечер она долго рассматривала свое искаженное отражение в грязном, запыленном зеркале холодной комнаты. И не находила в себе ничего, что могло хоть каким-то образом выделить ее из тысячи других – таких же равнодушных, пустых, таких же почти мертвых... Не могли эти обманчиво-слабые, бледные руки носить на себе кровь убитых ими людей, хоть хранили они в себе неведомую силу, не имели права эти глаза смотреть на мир из-под тяжелых, черных ресниц так холодно и надменно, не достойна эта, словно застывшая в вечности блеклая красота, хотя бы одного мужчины... Она рассматривала распущенные по плечам свои светлые пряди – тонкие, словно первый иней, словно полупрозрачная изморозь на черных, скрюченных ветвях, вглядывалась в безразлично-прекрасные глаза – голубые, словно зимнее небо, словно талые озера по весне, словно ледяной снег, насквозь пронизанный миллионами солнечных лучей, словно… Словно слезы - те самые слезы, без остановки стекающие из уголка прикрытых в необъяснимой усталости глаз… Армин рассказывал ей когда-то, что на вкус они, как море… Армин никогда не скрывал своих слез, он должен узнать наверняка… Не в этом мире, может, не в этой жизни, но должен. Она обязательно постарается помочь ему, когда… Соленая вода окончательно укроет недвижимый взгляд... Армин во сне улыбался ей, рассказывая о том, как бескрайнее небо постепенно утопало в глубоких, морских водах…