На рассвете

      Грубый и резкий, размашистый удар, обойдя стороной цель, рассек деревянную балку - несущую опору хлипкого здания. Лезвие намертво встряло между расщепленными волокнами, спустя миг вырванное обратно мощной рукой. Рукоять меча, такого же странного, как и его хозяин, крепко сжата мозолистыми, худощавыми пальцами. Движения прямолинейные и дерзкие, похожи на дикий танец. Непредсказуемый и отреченный. Лезвия в сотый раз сталкиваются с оглушающим звоном, высекая искры. Такие же неотступные и яростные, как владельцы обоих мечей. Взгляды сходятся в паре дюймов, и единственная преграда – тонкие, прозрачные стекла очков, прочно сидящих на переносице самурая даже во время боя. Мутноватая капля холодного пота стекает по бледному лбу. Ронин не произносит и звука, получив неожиданный удар под дых подошвой гета соперника. Следующий удар он пресек, затем увернулся и перешел в наступление. Лезвие катаны скользнуло плашмя по острию меча, ударив в его эфес.       Оба меча одинаково остро наточены, одинаково твердо и решительно устремлены отсечь голову противника или пронзить его сердце. Каждый из мечников силен духом, непоколебим в своей отчаянности и решимости. Удар за ударом, бой может продолжаться вечно.

***

      Жесткие пальцы сдавливают горло друга. Не с целью убить. Наказать. Вдолбить этому ублюдку, что не только его мнение имеет вес. Когда лопатки самурая с глухим ударом встретили дощатую поверхность пола, губы его противника растягиваются в ликующей ухмылке, которая с ответным ударом, конечно же, поредеет на пару зубов.       Десяток порций мандзю - не та цена, ради которой стоит жертвовать зубами, но и я не тот человек, которому можно так просто запудрить мозги. Его отреченное лицо упорно подогревает во мне желание действовать наперекор и еще больше подначивать, задевать. Проверить границы его терпения. Ну, и поразвлечь себя очередной разборкой заодно.

***

      Уверенно вышагивая по узкой протоптанной дорожке, змеей пересекающей ярко-золотистое цветущее лавандовое поле, девушка прикрывает глаза и представляет вокруг себя безграничное залитое солнцем море подсолнухов - таких, какими она запомнила их в детстве. И хотя странники не прошли еще и половины предначертанного пути, предвкушение интересных встреч и приключений подбадривает шаг.       Девушка совсем не помнит, как пахнут подсолнухи. Но этот запах поведет ее через всю страну, через историю нескольких государств, через сотню перечеркнутых жизней. И она вскидывает ладони к небу, потягиваясь и улыбаясь широко, навстречу новому дню и своему жребию, уже связанному судьбоносным обещанием с жизнями двух незнакомцев.

***

      Я никогда раньше не замечал растерянности в его взгляде, он никогда не говорил о своем прошлом.       Когда та девчонка рассказала о его казни, мои губы растянулись в мягкой усмешке. "Он вообще смертен?" - вот, что промелькнуло тогда в моей голове. Жесткие, сильные пальцы сжимают рукоять цвета слоновой кости, в сравнении с которой его кожа кажется еще более загорелой, будто обожженной. И грубой. Как и его характер. Мой учитель, великий мастер меча, обучил меня самым лучшим и эффективным боевым техникам, но ту, что использует этот парень, я вижу впервые.       Прищуриваясь, сквозь тонкие стекла острым взглядом улавливаю каждое его движение. Каждое сокращение мышц и каждую промелькнувшую эмоцию, сжимающую или искажающую на его лице тонкие обветренные губы. Он похож на бесконечно кровоточащую рану, на само сердце, пульсирующее нескончаемыми разрядами энергии. Наша с ним встреча стала вызовом, брошенным мне самой судьбой. Как первый несокрушенный противник, первый неподвластный характер. Будто дикий зверь, которого нужно обуздать. Подчинить своей воле, победить в бою.       Не смей умирать раньше, от чужой руки. Запомни. Я - тот, кто отнимет твою жизнь.

***

      Соленый морской ветер режет глаза и кожу. Тонкие дрожащие пальцы впутываются глубже в копну торчащих волос, судорожно сжимая клочки и не отпуская. Тихие всхлипы заглушаются шумом морских волн, уносящих этой ночью память о двух воинах. Девушка склоняется и бережно прикладывает губы к холодному, побелевшему лбу черноволосого самурая. Она прижимает его щекой к своей груди, болезненно сжимает губы и снова целует в лоб. Тонкие, чувствительные пальцы раз за разом ласково проходятся по шершавой щеке окинавца. Скользят по худощавым запястьям, обтянутым смуглой кожей, очерчивают темные кольца татуировок на них. Сжимают руку до побеления и снова отпускают, поглаживая и возвращаясь к щеке, успокаивая.       Девушка перестала ощущать собственные ноги под тяжестью двух мужских голов. Она сидит с ними всю ночь, до самого рассвета, не позволяя себе потревожить сон воинов своим плачем. Их лица совершенно спокойны и безмятежны, и тысячный горестный вздох срывается с приоткрытых губ. Ребра все так же тисками сжимают сердце, если не более прежнего. Ей придется продолжить свой путь в одиночестве. Через тысячи Ри, через всю свою жизнь пронести память о двух непримиримых противниках, о двух лучших друзьях. О двух воинах, чьи имена связаны в ее памяти с человеком и бесконечностью.