Мой рыцарь

В лесу никогда не бывает абсолютной тишины: всегда что-то или кто-то создаст шумовой эффект, пускай очень тихий, легкий шорох нарушит тишину и даст вам знать, что вы не один и вокруг продолжает кипеть жизнь. Но что будет, если сравнивать с тишиной ночного города? Да, тогда, пожалуй, можно смело говорить о том, что в лесной чаще, окружавшей крохотный костерок, стояла гробовая звенящая тишина… Город. Обычный провинциальный городок, окруженный деревушками и усадьбами. Один из десятков тысяч подобных ему, что раскиданы по всему миру. И лишь вычурный двухэтажный дворец, увитый вьющимися растениями до самого шпиля, выбивался из общей картины и не давал просто так пройти мимо этого населенного пункта. Он стоял на вершине пятнадцатиметрового холма и был построен на месте замка, в старину послужившего тем стержнем, вокруг которого и образовался этот городок. По прошествии лет знать решила, что надобности в нем нет, да и содержать накладно, и замок снесли. Поначалу на его месте был небольшой храм, а лет пять назад построили этот дворец. Днем он был виден из любой точки в городе… впрочем, ночью его тоже было сложно не заметить, особенно когда огромные витражные окна первого этажа распахнуты настежь и из них фонтаном бьют снопы яркого света и громкая музыка, перемежаемая гулом веселящейся толпы. Светловолосый молодой человек, высокий и широкоплечий, привлёк к себе внимание практически всех девушек и женщин, едва только вошел в огромную обеденную залу дворца, освещенную сотней магических светильников и уставленную по периметру столами, ломящимися от деликатесов и выпивки, в которой проходил званный вечер во славу двадцатилетнего правления мэра города. Черная шелковая рубашка, по которой змеился сложный узор, шитый золотой нитью, была застегнута лишь на пару нижних пуговиц и открывала вид на литые грудные мышцы, коричневый пояс с узорной серебряной бляхой, в которую были вделаны рубины и изумруды, складывающиеся в оскаленную морду дракона, шелковые же светло-серые штаны и светло-красные замшевые ботинки. Его одежда явно стоила огромных денег и намекала, что их владелец — весьма богатый и знатный человек. Витой ободок из платины, надетый на его голову, лишь логически довершал картину залетного богатея. Впрочем, его черноволосая спутница, шикарная фигура которой выставлялась напоказ благодаря обтягивающему платью, буквально усыпанному драгоценными камнями, тоже не страдала от недостатка внимания, которое доставляло ей огромное удовольствие, судя по довольной улыбке и сияющему взгляду. Её спутник, напротив, был явно чем-то раздосадован, а его голубые глаза были пусты и холодны. Впрочем, девушку это нисколечко не беспокоило: юноше была уготована участь манекена, вызывающего поток дополнительного внимания, зависть женской аудитории к удачливой конкурентке и перманентно отпугивающего навязчивых кавалеров своими габаритами и повадками опытного воина. Возможно, именно осознание этого факта делало молодого человека таким мрачным. Хотя причин для этого могло быть очень много, и истинную знал только он. Танцы сменялись конкурсами и розыгрышами, особо нетерпеливые парочки обжимались по углам, а эти двое продолжали оставаться в центре внимания. Девушка практически не отпускала руки партнера и постоянно старалась обнять его, а парень не снимал ладони с талии девушки. Знать, собравшаяся на торжестве, перешептывалась: «Идеальная пара. И юноша явно знатного рода, судя по поведению и замашкам!». Девушки строили догадки, пытаясь определить, кто же такой этот красавец с ледяными глазами. Особой популярностью пользовалась версия о том, что он беглый наследный принц, который скрывается от гнева родителей, наперекор которым влюбился в простую девушку. И теперь скитается по свету, зарабатывая на жизнь воинским мастерством. — Точно голубых кровей! Вы только посмотрите, как он танцует! — перешептывались по углам кумушки. — Не каждый знатный наследник так умеет! — Что за одежда? — презрительно фыркали местные модницы, завистливо косясь на фигуру его спутницы. — Впрочем, любви не прикажешь, — томно вздыхали они. — Жаль, что такой красавчик достался этой вульгарной девке. Девушка прекрасно слышала все это и иногда облизывалась, словно кошка, наевшаяся сметаны: она словно бы купалась в этой вязкой атмосфере зависти и ревности. Юноша же был все так же отрешен и глух к происходящему, что не мешало ему, впрочем, безукоризненно вести свою партнершу в танцах и холодно отшивать местных красоток, пытавшихся с ним флиртовать при полном попустительстве со стороны его спутницы, которая словно бы и не замечала этих поползновений. Кроме того, он не притрагивался к спиртному, которое текло рекой, поглощаемое ненасытной толпой знатных бездельников. Его спутница выпила пару бокалов вина, но, взглянув на своего парня, третий поставила на место, даже не пригубив. — Смотрите, как он её вымуштровал! — по залу снова прокатились шепотки. — Одного взгляда хватило, чтобы поставить на место. Девушка никогда не призналась бы в том, что именно ощущение ледяного взгляда на затылке заставило её, не отличающуюся пуританским поведением, едва заметно вздрогнуть и больше не притрагиваться к выпивке. А потом юноша внезапно потянул спутницу к лестнице, ведущей на второй этаж: — Пошли на балкон, — проговорил он на ходу. — Глотнем свежего воздуха. Пока они поднимались вверх, в спины им летели шепотки и ехидные смешки якобы все понимающей толпы, ведь огромные неосвещенные залы второго этажа служили местом удовлетворения похоти самых нетерпеливых гостей. На улице было довольно прохладно, но девушка создала слабый магический барьер, согревавший её, а юноша словно бы и не обратил внимания на такую мелочь, как холод. Они простояли так минут десять, пока девушка не поняла, что её кавалер не собирается ничего говорить и уж тем более не собирается возвращаться на первый этаж. Просто так торчать на улице ей не хотелось, и она окликнула его: — Эй, рубака. — Что? — безразлично спросил парень, повернув к ней лицо. — Ты так и будешь молча смотреть поверх моей головы отрешенным взглядом? — голос его спутницы был насмешливым. — Ты должен радоваться, что… — Тому, что до меня снизошла такая красотка, как ты? — перебил её юноша, голос которого был абсолютно спокоен. — А что, если мне это безразлично? Глаза девушки полыхнули яростью, которая, впрочем, тут же скрылась под маской безмятежности. — Вот, значит, как… — протянула она после короткой паузы, потом оглянулась, дабы убедиться, что на балконе кроме них никого нет. — Ты хочешь сказать, что тебя совсем не трогает моя внешность? — проворковала она, закладывая руки за голову и чуть поворачиваясь боком, дабы подчеркнуть свою фигуру. Юноша молча пожал плечами, продолжая смотреть в ночное небо, затянутое тучами. Казалось, что он ни на что не обращает внимания, но когда девушка попыталась поцеловать его, он отдернул голову в сторону. Во взгляде красотки явственно читались злость и ненависть, а голос дрожал от ярости: — Ты проиграл спор и должен!.. — По уговору я должен изображать твоего парня, да, но только мне решать, в каких рамках, с учетом того, что ты не обговорила этого в условиях. — Парень смерил девушку безразличным взглядом, а потом посмотрел в сторону зала и усмехнулся: — Да и время уже вышло. — Ах, ты… — задохнулась от ярости магичка. — Вещи я оставлю в своем номере. — Ввоин словно бы не замечал испепеляющего взгляда девушки, и голос его звучал все так же равнодушно. — Не думаю, что для тебя будет проблемой открыть замок и забрать их. — Подожди… — Красавица облизнула пересохшие губы и повторила охрипшим голосом: — Подожди и ответь на один вопрос! Парень, уже собравшийся перемахнуть через перила, замер и произнес, не оборачиваясь: — Спрашивай. — Что… Чем я хуже? ЧЕМ?! — Девушка не удержалась и сорвалась на крик, который, впрочем, остался неуслышанным веселящейся на первом этаже толпой. Юноша обернулся и одарил её искренней, обезоруживающей улыбкой: — Тем, что ты не… Тому, кто оставался ночью в глухом лесу в полном одиночестве известно, что каким бы ты ни был смелым, но подсознательно все равно чувствуешь… нет, не страх, наверное, а тревогу и неуверенность. Человек инстинктивно опасается темноты, и только источник света способен вселить спокойствие и уверенность. Той подсветки, которую давал крошечный костерок, было явно маловато для ощущения безопасности и покоя, но невысокому человеку, который сидел на бревне в паре метров от огня, было, похоже, наплевать на то, что происходит вокруг, настолько он был погружен в свои размышления. Черный плащ с капюшоном мешал рассмотреть лицо и фигуру, и лишь тонкие, изящные кисти рук, которыми тот держался за ножны полуторного меча, зажатого между колен, позволяли предположить, что это девушка. Хотя слово «держалась» здесь, пожалуй, было бы неуместным: она хваталась за ножны, словно утопающий за соломинку, стискивала изо всех сил, точно боясь, что у неё их отнимут. — Это всё, что у меня осталось, — шепот был столь тих, что запросто мог сойти за шелест травы под порывами ночного ветра. — Всё, что у меня осталось от тебя. Дурак, дубина стоеросовая, придурок тупоголовый. — Гголос девушки прерывался, душимый подступающими слезами. — Только меч и твоя прощальная улыбка на окровавленном лице. Пару минут девушка сидела, сотрясаясь от попыток сдержать слезы, но потом уткнулась лбом в ножны и разревелась. При этом капюшон слетел с её головы, открывая взору копну роскошных рыжих волос, перетянутых на лбу тонкой черной лентой. Она ревела, словно маленький ребенок, у которого отобрали игрушку, так же жалобно и беспомощно. Есть потери, которые прерывают сам смысл дальнейшего существования. То, что потеряла эта девушка, было как раз из этой категории: от человека, которого она любила, остался только этот меч. В одночасье рухнул весь мир, и жизнь потеряла для неё всякий смысл. Она всё уже решила для себя и практически стояла в шаге от пропасти: к чему жить дальше, приумножая терзающие сердце и душу боль вкупе с одиночеством? Она бы давно прыгнула, обрывая свою бессмысленную жизнь, но память подсовывала его улыбку, его слова, поступки и продолжала удерживать хозяйку на краю, не давая рухнуть вниз. И все, что её оставалось, — плакать. Плакать, сотрясаясь всем телом и захлебываясь слезами, выдавливая из себя все те горе и обреченность, что скопились в её душе. — Ты… такой дурак… — пробормотала она сквозь всхлипы, когда поток слез начал сходить на нет, а руки разжались, позволяя оружию упасть на землю. — Кретин, почему ты оставил меня одну?.. — Прости, — проговорил такой родной голос, и сильные мужские руки крепко обняли её. — Прости, солнце, прости меня. Влюбленных иногда называют дураками или идиотами, потому что они способны совершать абсолютно иррациональные поступки и радоваться абсолютно необъяснимым вещам. Как, например, сейчас эта рыжеволосая девушка радовалась простым объятиям и готова была за них продать весь мир, не колеблясь и не раздумывая. — Гаури, придурок, — всхлипнула Лина Инверс, уткнувшись зареванной мордашкой ему в грудь и обнимая его. — Ты хоть представляешь, что я… — Знаю, я должен был сказать тебе, что проиграл пари твоей подруге и теперь вынужден идти на свидание с ней! — В голосе парня звучали такие боль и отчаяние, что у девушки аж дыхание перехватило. — Но уговор был таков, что я не мог поставить тебя в известность. — Боже, ну как сильные и грубые руки воина могут обнимать с такой нежностью?! — Мысли в голове Лины неслись как угорелые, в то время как она продолжала тихонько всхлипывать, уткнувшись носом в грудь мечника и наслаждаясь ощущением безопасности, которое ей дарили его объятия. — Почему я таю от одного лишь прикосновения к тебе? Гаури, дубина… Когда же я влюбилась в тебя?! Ей сразу вспомнился бой с берсерками, её ранение, невыразимые нежность и осторожность, с которыми парень нес её на руках до деревни, не обращая внимания на требования «отпустить и не лапать», и сколько беспокойства было в его небесно-голубых глазах… А потом она не могла заснуть и мысленно осыпала непутевого спутника всякими нехорошими словами, хотя злилась на саму себя: несмотря на все тяготы жизни и чересчур быстрое взросление, в душе она осталась всё той же наивной девчонкой, которая мечтает о рыцаре. Пусть даже не на белом коне и не в зеркальных доспехах. О том, кто будет носить на руках, дарить цветы и далее по списку. И когда она, словно принцесса из сказки, возлежала на сильных руках Гаури, то чувствовала себя до крайности счастливой. И злостью на «дубину Гаури» она маскировала злость на саму себя. А потом Лина начала ловить себя на том, что при каждом удобном случае пытается прикоснуться к юноше или приобнять его. Звездный же час «обнимашкомании» наступил после приснопамятного сражения с Шабранигдой, когда обессиленная и поседевшая от перенапряжения девушка вполне естественно пристроилась под бок потрепанному боем, но всё ещё полному сил парню, и тихой сапой спровоцировала его на «приобнять за плечи и помочь идти», млея от наслаждения. При этом довольная донельзя Лина прямо-таки ощущала, как на лице всегда мрачно-задумчивого Зелгадиса, идущего за ними, расплывается ехидная улыбка. Правда, у умницы Зела хватило такта никак не комментировать происходящее, за что девушка была ему безмерно благодарна. После этого было много чего, включая даже самый настоящий поцелуй, который Гаури забыл, а вот девушка хоть смутно, но помнила. Время шло, они продолжали путешествовать вдвоём, периодически вляпываясь в неприятности или очередное нелепое приключение, а дистанция между ними продолжала оставаться неизменной. И инициатором этого была именно Лина, которая боялась сделать последний шаг, а Гаури… Юноша всегда отличался редкостным раздолбайством и попросту не понимал её чувств. Или ей так казалось, а, возможно, она просто предпочитала так думать, оправдывая таким образом свою нерешительность. И так могло длиться до бесконечности, но… Она никогда не забудет момент, когда Гаури зашёл вечером к ней в номер и сказал, что идет на свидание с её старой знакомой — Нагой Змеюкой, урожденной Грацией Уль Нагой Сейрун, старшей сестрой Амелии. Отойдя от шока, Лина треснула его так, что у него кровь из носа пошла, и обложила столь сноровисто, что шедший по коридору седоусый фермер аж присвистнул от зависти. Волшебница ожидала любой реакции, но только не того, что юноша лишь молча улыбнётся и уйдёт. В итоге оскорбленная в лучших чувствах девушка не нашла ничего лучше, чем спереть из номера соратника его Меч Света и убежать в лес. Вешаться. Или топиться. Как выйдет. — Теплый как печка. — Воспоминания о прошлом привели волшебницу к совершенно внезапному выводу. — Всю бы жизнь так просидела. Девушка не знала, сколько они так провели времени, но в конце концов решила, что ситуацию надо доводить до логического завершения. — Слушай, Гаури, — проговорила она, прижимаясь щекой к его груди и шмыгнув покрасневшим от слез носом. — А чем закончилось твоё свидание с моей «заклятой подругой»? — Чем закончилось, говоришь? — Лине даже не потребовалось поднимать голову, чтобы определить, что мечник улыбается, не говоря уже о том, что она чуть было не замурлыкала, когда широкая ладонь Гаури начала нежно гладить её по волосам. — Вопросом, чем она хуже тебя. — И что же ты ответил? — Девушка аж дыхание затаила, но мурлыкающих интонаций из голоса убрать не смогла. — Тем, что она не Лина Инверс, конечно же, — проговорил парень, целуя её в макушку. — И все? — недоверчиво протянула девушка, втайне надеявшаяся урвать комплимент фигуре… или ещё чему… ну, там магическим умениям, к примеру… — А разве этого недостаточно? — хмыкнул Гаури, а потом проговорил абсолютно серьезным тоном: — Твоей сопернице, с её сногсшибательной фигурой, я подарил один вечер, благодаря дурацкому пари, а вот тебе, солнце, я готов отдать все остальные. «Блин, вот обязательно было про фигуру вспоминать?!» — внутренне возмутилась девушка, а потом подняла голову, взглянула в глаза Гаури, обняла руками за шею и ехидно улыбнулась. — Ты не сказал самого главного, герой-любовник. — Я… — юноша запнулся, облизнул внезапно пересохшие губы, глубоко вздохнул и выговорил на одном дыхании: — Я люблю тебя, Лина Инверс, люблю до безумия! — Я тоже люблю тебя, мой рыцарь, — прошептала девушка, глаза которой сияли ярче любых звезд, а на губах сияла счастливая улыбка, и потянулась за поцелуем, который они не забудут. В ЭТОТ раз они его не забудут, как и всего, что последует за ним… * * * — Ты проиграл спор и должен!.. — волшебница сорвалась на визг. — По уговору я должен изображать твоего парня, да, но только мне решать, в каких рамках, с учетом того, что ты не обговорила этого в условиях — перебил её гневную тираду холодный голос юноши, который смерил девушку безразличным взглядом, а потом с усмешкой посмотрел в сторону лестницы, ведущей вниз: — Да и время уже вышло. — Ах ты… — задохнулась от ярости магичка. — Вещи я оставлю в своем номере. — Воин словно бы не замечал испепеляющего взгляда девушки, да и голос звучал все так же равнодушно. — Не думаю, что для тебя будет проблемой открыть замок и забрать их. — Подожди… — красавица облизнула пересохшие губы и повторила охрипшим голосом: — Подожди и ответь на один вопрос! Парень, уже собравшийся перемахнуть через перила, замер и произнес, не оборачиваясь: — Спрашивай. — Что… Чем я хуже? ЧЕМ?! — Девушка не удержалась и сорвалась на крик, который, впрочем, остался неуслышанным веселящейся на первом этаже толпой. Юноша обернулся и одарил её искренней, обезоруживающей улыбкой: — Тем, что ты не Лина Инверс, естественно. Девушка мрачно сверлила взглядом ночную тьму, в которой скрылся её несостоявшийся кавалер, а потом вдруг улыбнулась и прошептала: — Чтоб тебя, малая! Вот уж не ожидала, что проиграю тебе дуэль как женщине. — Грация Уль Нага Сейрун удивленно покачала головой, а потом с наслаждением потянулась и добавила: — Ты таки нашла своего рыцаря, да, подруга? P.S. Буквально через неделю Лина Инверс получила письмо. Очень короткое, надо сказать, письмо. В нем было всего четыре слова: «Тащи его знакомиться. Сестра»…