Рядом

Новый день начинается с улыбки солнца, что освещает тёплыми лучами спящую землю. Новый день пробуждает дремлющий в душе свет и дарит надежду на лучшее. Новый день — новый виток истории, что никогда не кончается. Лави, лёжа под большим дубом на опушке леса, наблюдает за рассветом, что медленно заполняет бледный ещё небосвод. Мир постепенно пробуждается, наполняясь яркими дневными звуками и красками, которые приходят на смену ночным. Всё вокруг будто заново рождается, начиная отсчёт ещё одного дня, что отведён судьбой. Рядом тихо сопит Линали, накрытая тонким одеялом и двумя форменными куртками — иначе холод не позволял заснуть. Ещё не отросшие пряди прикрывают лицо, на лбу морщинка: явно непростой снится сон. Она что-то тихо бормочет и подтягивает колени к подбородку, сжимаясь, будто удара ожидает. Сильная девочка-девушка, которая сама порой не осознаёт, как нуждается в защите. Лави несколько секунд смотрит на неё, а потом отворачивается, усмехнувшись. Срывает длинную травинку и меланхолично жуёт её, ощущая горькую сладость сока на языке. Следит за облаками и думает о том, что, возможно, он дурак. Наверное, сейчас нужно отбросить все сомнения, глупые предрассудки, панический страх перед Комуи и просто обнять Линали. Отогнать ночной кошмар и помочь забыть о страхе — не только во сне, но и наяву. Но не двигается, продолжая прислушиваться к ровному дыханию. Что-то держит на месте, заставляет одергивать себя всякий раз. Лави тихо вздыхает. За время пребывания в Чёрном Ордене все его чувства и отношение к миру в целом и людям в частности настолько перепутались, что уже невозможно их разобрать. С одной стороны, он до сих пор сомневается в глубине души. Слишком боязно подпускать к себе самых жестоких тварей природы: могут и кинжал в спину воткнуть, если что-то пойдёт не так. Поэтому Лави старается оставаться в стороне, лишь бесстрастно занося происходящее вокруг на страницы времени. Однако есть и другая сторона, и она сильно беспокоит. В Ордене не получается жить одиночкой без друзей, привязанностей и стремления защищать. Сорок девятая личность ломает шаблон поведения, выработанного годами, и строит новую судьбу, конец которой неизвестен. Это и пугает Лави. Он мечется между двумя вариантами, не в силах решить, что важнее. Ему всё кажется, что от неверного выбора случится катастрофа пусть не вселенского масштаба, но уничтожающая душу. Историк, видя его мучения, только головой качает да напоминает о долге, что связывает его с изнанкой мира, где нет места лишнему. «Решай сам, что нужно именно тебе. Это твоя жизнь», — этими словами ещё больше приводит в замешательство. Хотя, если подумать хорошенько, Лави знает, что ему делать. Когда он смотрит на Линали, ощущает, что сердце бьётся чуть быстрее обычного, а желание увидеть лучезарную, наполненную той самой жизнью, что почти забыта, улыбку становится почти невыносимым. Из-за него хочется совершать глупости, дурачиться и веселиться всегда, как в последний раз. Ведь завтра их может и не стать… Лави трясёт головой и хмурится. Мыслей об акума ему только и не хватает. О них вообще нужно забывать, как только заканчивается очередная битва. Потому что слишком много зла они приносят с собой. Слишком много боли и слёз, что ранят сердце и душу острыми осколками, оставляя незаживающие раны. Но Лави не может забыть, чего стоило Линали сражение, в котором она утратила всю силу. В тот момент он впервые ощутил дикий, всепоглощающий страх, который иногда возвращается в кошмарах. И в тех страшных снах он, как и тогда, ничего не может сделать, кроме как попытаться защитить ту, что едва не отдала жизнь за экзорцистов. За него… Лави вдыхает свежий, наполненный ароматами, воздух и прикрывает глаза. Яркие лучи настойчиво лезут под веки, мешая, а пение пташек, порхающих над головой, становится всё громче. Он тихо чертыхается: проснуться рано, конечно, хорошо, но уставший организм всё ещё требует отдыха. Но, наверное, уже не получится… В голову приходит одна идейка, и он решает тут же претворить её в действие. «Не мне одному мучиться», — срывает ещё одну длинную травинку, и, повернувшись к Линали, осторожно проводит ею по щеке, затем по другой, а потом спускается к губам. — Просыпайся, соня, — бормочет, улыбаясь. Линали в ответ морщится смешно, мычит что-то невразумительное и пытается убрать мешающий предмет. Однако Лави не сдаётся и продолжает пытку. Его забавляет реакция девушки. Та же, не выдержав, поворачивается на другой бок, будучи уверенной, что сей маневр поможет ей продлить столь сладкий сон. Как же она ошиблась… Недолго думая, Лави подбирается ближе, немного приподнимается над Линали и, пробравшись под укрывавшие её одежды… начинает щекотать, проходясь пальцами по скрытой тонкой блузой талии и спине. Та терпит, до последнего подавляя смех, но сдаётся и начинает хохотать звонко, распугивая мелких пташек, пристроившихся на ветках низко. — Прекрати, Лави, — стонет между взрывами веселья и пытается отбиться. — Тогда вставай, — он, остановившись ненадолго, лукаво смотрит на Линали. — Я бы и рада, — она притворно хмурится, — да только ты лежишь на мне. Осознав, в какой опасной близости оказывается от таких манящих объятий, Лави отскакивает назад, как ошпаренный. Взъерошив и без того непослушные рыжие волосы, извиняюще разводит руками: мол, так получилось. Но Линали и не думает обижаться. Сладко потянувшись, она солнечно улыбается и оглядывается по сторонам. — Как же здесь всё-таки хорошо, — тянет каждое слово, будто наслаждаясь их звучанием. — Вот бы всегда так было. Лави молча соглашается и наблюдает за ней. Творческий беспорядок на голове нисколько не портит Линали, лишь придавая ей некое сходство с добрым и озорным чертёнком; на скулах едва заметный румянец, что наделяет немалой толикой очарования, а в глубине фиолетовых глаз горят искорки жизни — той самой, за которую они сражаются каждый день. Именно такой и хочется видеть эту девушку, что, без всякого сомнения, дорога сердцу. «Дорога?..» — замирает. Понимает, что с этим осознанием будет намного легче сделать выбор, о котором размышлял совсем недавно. Вот только будет ли он правильным?.. Уже нет разницы. Лави не хочет больше находиться меж двух огней. Один-единственный шаг. Одна фраза. Один взгляд. Сможет?.. Нет. Качает головой, грустно усмехаясь, и отводит взгляд от счастливой Линали. Он не в силах подарить ей ложную надежду, ведь рано или поздно придётся покинуть Орден. Создать новую, пятидесятую личность и с головой погрузиться в очередную войну и страшные загадки жизни, ответы на которые так и останутся никому, кроме них, не известны. А Линали будет жить спокойно. Её сражение с Графом когда-нибудь окончится, и всё придёт в норму, о которой они украдкой мечтают. Она выйдет замуж за Аллена, а может, даже за Юу — с ним точно можно будет её оставить, родит пару симпатичных детишек и станет самой счастливой девушкой-женщиной на земле. А ведь хочется совсем другого — рядом быть. Всегда. — Лави… Лави! — громкий голос заставляет его отвлечься от размышления над совсем нерадостным будущим. Лави смотрит на Линали, уже полностью собравшуюся и сосредоточенную на предстоящем пути. Ему почему-то кажется, что она догадывается о его мыслях, и от этого как-то не по себе. Беспокойство противное в душе ворочается, покоя не даёт, а он улыбаться старается, чтобы, не дай Бог, не выдать себя ничем. Потому что не сможет нормально объяснить всё, что чувствует. Обязательно запутается, смешается и выйдет натуральным клоуном, которого только в цирке по выходным показывать за деньги на потеху ребятне. — Прости, мысли всякие одолели, — разводить руками уже входит у него в привычку. Забирает протянутую куртку и, не торопясь, натягивает. — О чём же? — Линали и вправду интересно: наблюдает за ним пристально, пытается понять, что терзает его душу. Она часто замечает, что Лави слишком задумчив, но старается не лезть — захочет, расскажет сам. Но… молчит, и оттого любопытство в душе разгорается. Что скрывает, без всякого сомнения, дорогой сердцу человек? «Дорогой?..» — мысль заставляет остановиться, чтобы ощутить, правда то или ложь. Правда. Абсолютная. И от этого Линали смешно и одновременно немного грустно: не рассказать никому, особенно Лави. Не то чтобы не поймёт, но чувство, наверное, будет неуместно сейчас, когда их жизни практически ничего не стоят. Можно будет открыться, когда закончится война с Графом, всё успокоится и появится уверенность в завтрашнем дне. Вот тогда можно будет поговорить с ним, рассказать обо всём, что скрыто в глубине девичьего сердца. Вполне возможно, что после этого он не покинет их. Останется рядом. Навсегда. — Я… — Я… Взволнованные голоса, прозвучавшие одновременно, да немного испуганные взгляды… а потом звонкий заливистый смех. Не услышав окончания фраз, они оба понимают, что чуть было не высказали нечто важное, но сейчас оно совсем не к месту. Отсюда и веселье странное, но такое привычное, разрядившее атмосферу и вернувшее в повседневность. — Нам, наверное, пора, — Линали отворачивается, смущённо заправляя выбившуюся прядь за ухо. Лави кивает, но медлит. Что-то ускользает от его внимания — деталь, которую обязательно нужно сделать, прежде чем покинуть это место и вернуться к привычному ритму жизни. Потому что таких вот коротких, но до безумия счастливых моментов может больше не оказаться, и он должен остаться в памяти обоих ярким воспоминанием, что они были рядом когда-то. Возможно, будут и потом, а пока… …Быстро наклонившись вперёд, Лави хватает Линали за руку и тянет на себя. Хочет просто обнять, но равновесие не удерживает, и они вместе падают в мягкую изумрудную траву, покрывалом устилающую матушку-землю. Мгновение, тянущееся за мгновением… Участившееся дыхание, согревающее шею, куда уткнулась Линали… Руки, аккуратно и даже до фанатизма осторожно обнимающие за талию… Молчание… — Дурак, — бормочет почти неразборчиво и поднимает голову, заглядывая в глаза. А там зеленые чёртики танцуют джангу и скалятся весело: всё-таки поймали, закружили, завлекли. Лави боится пошевелиться, спугнуть этот миг, когда счастье рядом. Дышит неглубоко и часто, стараясь унять волнение в душе и покалывание в кончиках пальцев. Он не может объяснить, почему в голове полная сумятица, а сердце стучит непозволительно громко: кажется, будто весь лес слышит грохот, отдающийся барабанным боем в ушах. Словно медленное сумасшествие, ядом проникающее в кровь. Линали сдувает лезущую в глаза прядь и улыбается. Не ожидала совсем такого, но от этого только теплее на душе и чуточку легче. Она поднимает руку и, будто боясь испортить что-то, медленно проводит пальцем по щеке Лави. Он вздрагивает, но не отстраняется, молча следя за каждым движением. Ожидает чего-то, то ли призывая к действию, то ли моля остановиться. Мир вокруг продолжает жить своей жизнью: где-то вдалеке немного печально кричит кукушка, вспоминая о покинутых детях, рядом вторит ей дятел, оглашая лес дробным стуком; в зарослях орешника тихо крадётся пушистая лиса, напавшая на след ничего не подозревающего зайца; а тот, в свою очередь, замерев, наблюдает за двумя забредшими случайно в их владения людьми. Они совсем не замечают того, что творится вокруг, и, поглощённые вниманием друг друга, сливаются с природой, оставаясь почти незаметными. Чужаки, что кажутся родными… Молчание затягивается, незримой лентой опутывая обоих. Нужно нарушить тяжелеющую, давящую тишину, но ни один не решается, продолжая игру в «гляделки». Ни движения, ни звука — только стук сердец в унисон да горячее дыхание, опаляющее кожу. Лави не выдерживает первым. — Я… — запинается и прикрывает глаза. Слова застревают где-то в горле, толпясь, мешаясь друг другу и перепутываясь. — Я просто хотел… — снова не договаривает, крепче сжимая объятия. Всё не то. Смысл теряется, становясь ненужным мусором, и оставляя после себя пустоту. А та заполняется новыми ощущениями, от которых голова идёт кругом и очень хочется завертеться в безумном танце, чувствуя рядом родную душу. — Не говори ничего, — Линали прикладывает палец к его губам и качает головой. Она чувствует то же самое, поэтому не считает нужным озвучивать вслух то, что и так понятно. Они просто урвали у жизни кусочек счастья. И оправдания этому не нужны. Лави кивает, а потом вдруг улыбается широко. Ему больше не нужно мучительно размышлять о том, что важнее: выбор сделан. И он чертовски им доволен. Немного приподнявшись, он касается поцелуем мягких волос и произносит то, что давно уже вертится на языке: — Только не рассказывай Комуи. А если всё-таки сделаешь это, предупреди меня. Линали, прыснув, показывает язык, словно непослушный ребенок, а потом вскакивает на ноги. Протягивает руку и, помогая подняться, ехидно спрашивает: — А ты что, в этот момент прятаться будешь? — и, не дождавшись ответа, фыркает: — Трус. Отворачивается нарочито гневно, и даже отходит на пару шагов. Лави ухмыляется, снова поворачивает к себе за плечи и, глядя в глаза, серьёзно проговаривает, веря, что не только в этот момент слова истинны: — Нет. Я буду рядом. Линали знает — он не врёт. И в новом дне, начало которого им неизвестно, они будут рядом. Обязательно будут.