Светлячок

(Около часа назад в Асгарде)       - Ты звал меня?       Один собрался было степенно ответить: «Да, сын мой», но в итоге лишь кивнул и знаком велел стражникам покинуть тронный зал.       Тор проводил охрану взглядом. Если родитель выдворяет свидетелей, значит, речь пойдёт о чём-то интересном.       Царь вздохнул, собираясь с мыслями. Ладно-ладно, мысли давно уже присутствовали на собрании в полном составе, сейчас Всеотец собирался с духом. Тору этот разговор не понравится, ох как не понравится. Морально Один даже готовился к самообороне. Проще и разумнее было продолжать обо всём умалчивать. Такой совет сам себе дал бы правитель Асгарда несколько лет назад. Но теперь дела обстояли иначе – они касались не абстрактного ребёнка, который чисто теоретически живёт где-то там, на просторах Вселенной, а конкретного восьмилетнего мальчика, самим собой перепуганного до полусмерти. Мальчика, на пару с которым Один (кому рассказать – не поверят!) поедал печенье и обсуждал приключения полуволка-полусобаки по кличке Белый Клык.       Ой, будет вам! Вы и не представляете, сколько странных личностей на самом деле являются далеко не теми, кем кажутся. Разве есть лучший способ уберечь себя от ненужного внимания, чем принять облик того, на кого люди стараются не смотреть лишний раз из чувства неловкости, страха, брезгливости или вины?       Один не собирался участвовать в жизни Майкла, вовсе не жаждал видеть того на первых порах. Но постепенно до правителя начало доходить, что других внуков он может и не дождаться – Тор ни в какую не забывал о своей смертной, с маниакальной пунктуальностью наведываясь к Хеймдаллю и справляясь о Джейн Фостер из Мидгарда, на прочих женщин в личном смысле не смотрел. К старости человек становится сентиментальным, Одину нет-нет, да и хотелось слышать звонкий детский смех, принадлежащий кому-то родному. А ещё хотелось банально поглядеть на мальчишку, понять, на кого тот похож, попытаться увидеть в нём черты предков, сына, любимой жены, свои собственные. Ничего страшного не случится, если он, Всеотец, несколько часов неделю в сменённом облике (не думали же вы, что только Локи умеет проделывать такие фокусы?) проведёт в Мидгарде, болтая о пустяках со Светлячком. В смысле, с Майклом; царь считал, что внуку очень подходит это забавное прозвище, мальчик впрямь шустрый, вёрткий, вечно носится туда-сюда и будто светится изнутри. Люди в парке видели Чудака Бена куда чаще, чем несколько часов в неделю, но в действительности они наблюдали главным образом иллюзию, направленную из Асгарда – надо же было нарабатывать репутацию для персонажа.       - Отец? – Тор деликатно помавал бровями.       Один понял, что, увязнув в раздумьях, промолчал несколько минут. Была не была. Пора рассказать сыну о сыне. То бишь Тору о Майкле. Отец мальчику теперь нужен, как никогда. Нужен кто-то, кто не просто понимает, каково обладать силой, во много-много раз превосходящей возможности мидгардцев, но и сможет выслушать, дать совет, объяснить, что к чему; и тут сам Один не подойдёт ни в настоящем облике, ни в образе Бена. Рано и поздно всё улеглось бы и без Тора, но правитель Асгарда слишком сильно привязался к внуку, чтобы на неопределённый срок оставить Майкла фактически одного справляться с ужасом, непониманием и виной.       - М-м-м, - глубокомысленно начал царь, восходя по ступенькам к трону. – Скажи, сын, ты ещё не думал о женитьбе? – Всеотец медленно опустился на сидение.       Тор закатил глаза и сквозь стиснутые зубы процедил:       - Нет. – Сколько можно?!       Однако Один неожиданно быстро отступился от излюбленной и заезженной за последние годы вдоль и поперёк темы.       - Ну и ладно, кому нужна эта женитьба?       Голубые глаза блондина увеличились в размере.       - А скажи мне, не думал ли ты о детях? – Почему, почему в Асгарде полно военных и научных пособий, но нет и брошюрки о том, как оповестить человека о том, что он давно уже отец? – Я имею в виду, не думал ли ты о том, чтобы завести детей? Или, возможно, у тебя уже есть отпрыски?       Тор округлил глаза ещё сильнее. Ему показалось, он начал понимать, к чему клонит отец. Аферистки, пытающиеся приписать отцовство на своих детей высокопоставленному мужчине, есть даже в Асгарде, хотя вряд ли подобные барышни раньше замахивались на королевских особ. Попытавшись припомнить всех женщин, с которыми он – ещё до встречи с Джейн – имел близкие знакомства, «бог грома» выделил парочку особенно сомнительных кандидатур.       - Нет. – Блондин кашлянул. – Во всяком случае, насколько мне известно.       - Возможно, тебе известно не всё.       - Тебе передали весть или пришли лично?       - О чём ты?       - Не надо твоих излюбленных театральных эффектов. Говори прямо, кто приходил.       - Приходил? Куда?       - Сюда.       - Зачем?       - К тебе.       - Ко мне?       - Так кто?       - Что «кто»?       - Отец!

ххх

      - Ну и дела, - протянул Вольштагг, как-то недоверчиво поглядывая на Хеймдалля.       Недоверие вызывала не столько история, выданная Стражем, сколько факт рассказа. С чего Один разрешил хранителю поведать о том, о чём почти девять лет приказывал молчать?       Сиф угрюмо стояла поодаль, сложив руки. Она подозревала, что Всеотец решил просветить их компанию на предмет личной жизни сына за тем, чтобы в случае, если придётся мешать Тору делать глупости, друзья сознавали, к чему быть готовыми. Конечно, друзей-то Тор сейчас послушается куда охотнее, чем папу.       В тронном зале в очередной раз что-то хрустнуло, а потом звякнуло, и это было прекрасно слышно здесь, в гостевой палате, где Хеймдалль и собрал троицу.       - Секира, - с меланхоличной тоской определил Фандрал, известный ценитель прекрасного. – Трофейная, добытая в честном бою в Ванахейме.       Ор Тора в стиле «Как ты мог столько лет скрывать это от меня?» стих минуты две назад, уступив место грохоту ломающихся вещей. Успокаивало лишь то, что криков Одина во всём этом гаме не слышалось, следовательно, Тор вымещает гнев исключительно на неодушевлённых предметах.       Ба-бах! Бар-ра-рах! Дцынь!       - Золотой кубок мудрости, - горестно констатировал Фандрал.       Хрясь, ба-бах!       - Лучшая алебарда из коллекции Одина, - задумчиво проговорила Сиф.       Хеймдалль, внешне невозмутимый, как скала, и примерно столь же подвижный, мысленно порадовался тому, что переломанная алебарда впечаталась в стену, а не в его шлем. А ведь Один, должно быть, выдал только необходимую информацию. Даже царь Асгарда не решился бы добровольно находиться рядом в тот момент, когда владелец Мьёлльнира узнает обо всём.