Рассвет

Милке исполнилось семнадцать, а спустя всего несколько месяцев она окончательно пробудилась как мафусаил. Что поделать, коли её сестры пробуждались кто в пятнадцать, а кто и в четырнадцать лет. Можно было смело сказать, что она была эдаким серым утёнком в знаменитой семье. Хотя, несмотря на относительно позднее взросление, она была весьма и весьма хитрой и умной, можно даже сказать, развитой не по годам. Быть может, тогда её именно это по-своему и погубило. Многие аристократы уже искали подход к шумной и уже опасной девчонке, хотя куда старательнее они искали подход к её родителям, чтобы уговорить их выдать свою дочь за одного из своих благородных отпрысков. А пока счастливого момента выдачи будущей графини замуж не наблюдалось, девушка развлекалась, как могла. Мелкие издевательства над молодыми людьми, устрашающие ауры на некоторых девушек и обворожительные улыбки в сторону избранных либо же собственных родителей – всё это было частью своеобразного развлечения юной герцогини. Так бы и продолжался этот бал-маскарад с издевательствами и догонялками, если бы на одной из лестниц Милка не споткнулась и не обронила туфельку. Уж как так получилось, она и сама не понимала, однако когда она развернулась, чтобы поднять туфлю, обнаружила, что её уже поднял какой-то аристократ, немного даже нагло улыбающийся. - Верни мою туфлю. Нахмурившись, девушка упёрла одну руку в бок, а другую протянула в сторону совершенно незнакомого ей мафусаила, державшего её туфельку. Тот, обворожительно улыбнувшись, вначале было начал протягивать туфельку её прямой владелице, однако потом, что-то обдумав, решил туфельку не возвращать. Прижав маленькую туфельку к груди, он вначале возвёл глаза к небу, а потом, показав язык, резво развернулся, практически убегая в зал. - А ты попробуй, отбери! - Что?! Да… да как ты смеешь?! Злая и от этого практически пунцовая Милка быстро стянула оставшуюся туфлю с ноги и затем уже рванула следом с целью не только нагнать обидчика, но и всыпать ему по первое, а то и по второе число. Вечер этот запомнился многим именно этой «игрой в догонялки», хотя родители юной герцогини и недоумевали немного – обычно спокойная Милка теперь ярым зверем носилась по залу, пытаясь догнать какого-то аристократа. Итог этой игры был несколько печален – бал закончен, обидчик пойман не был, а девушка так и вовсе на лестнице подвернула ногу и теперь сидела на ступенях, обиженная на весь мир. Обиду эту можно было понять и по набежавшим на глаза слезам, и лёгкому покраснению лица. Что поделать, противник попался не из лёгких, да и явно опытнее самой Милки. Разумеется, после окончания бала родители высказали всё, что думали по поводу её поведения, а так же тонко намекнули, что если подобное повторится, то они предпримут меры. Так уж получилось, что через несколько лет, даже десятилетий эта ситуация повторилась, с той лишь разницей, что теперь уже Милка, используя свою хитрость и природное очарование, заставила бегать многочисленных кавалеров по залу в поисках «любимой кошки с раненой лапкой». Уже тогда начал проявляться её пугающий хитро-злостно-добрый характер. Этим характером она по-своему надоедала родителям, потому в определённый момент её просто поставили перед фактом, что она выходит в скором времени замуж. Вначале она восприняла эту новость как шутку, а вот потом пришлось признать, что это не так. Просто одним утром дворецкий, приодев мафусаила к завтраку, повёл её не в столовую, как это бывало по обыкновению, а в гостиную. Там, на диванах, сидели её родители и малознакомая ей семья, хотя смутно она помнила, что они, кажется, были также близки к Императрице, как и их семья. - Милка, познакомься, это семья Фортуна. Их сын, Фарис, хочет взять тебя в жёны. - А? Девушка, с недоумением посмотрев на родителей, после перевела точно такой же взгляд и на теперь уже совершенно незнакомых в её глазах людей. Это что, шутка такая? Нет, конечно, это просто родители хотят так не по-хорошему пошутить, только и всего. Это ведь не могло быть правдой? Так ей хотелось в это верить, но, увы и ах, всё это было правдой. - Кстати, а где сам Фарис? - Он ненадолго отлучился, сказал, что хочет забрать какую-то вещь и потому отстал от нас. Он скоро… о, а вот и Фарис! Все дружно перевели взгляд на молодого человека, сейчас немного нагло даже улыбающегося. И только Милка скептически на него смотрела, мысленно прикидывая, через сколько часов этот представитель сильного пола клыкастого рода с воем сбежит от неё. Потому, коротко фыркнув, маленькая герцогиня опустилась в кресло и затем уже закинула ногу на ногу. - Прошу прощения, что задержался. Просто принёс подарок для своей Золушки. Недоумение возросло в большое количество раз теперь уже абсолютно у всех: и у родителей невесты, и у его собственных родителей, и у Милки, потому что вначале она не поняла, а вот когда, наконец, вспомнила, хищно оскалилась. - Подарок значит, да? Рассмеявшись, девушка перекинула ногу на ногу, и затем, подперев голову, внимательно смотрела на потенциального мужа. Теперь в её глазах был азарт, а так же желание хищника разорвать обидчика в клочья. Всё же, недаром говорят, что страшнее обиженной женщины нет никого и ничего в мире. - Он самый. Примешь? - На колени, и только после этого одевать! Родители были в шоке, как с одной, так и с другой стороны, зато Фарис, тихо рассмеявшись, неспешно опустился на колено и затем уже не торопясь надел туфлю на маленькую ножку девушки. После этого он, ухмыльнувшись, неспешно прикоснулся едва ощутимым поцелуем к ножке девушки, нисколько не смущаясь присутствующих. И этого уже мафусаил стерпеть не могла, потому тут же отвесила более чем ощутимый подзатыльник. - С-с-с ума сошёл?! Между ними завязалась небольшая потасовка, в итоге которой победил всё же юноша. С широкой улыбкой закинув девушку на плечо, он коротко кивнул головой родителям. - Мама, папа, господа, мне эта девушка нравится, так что свадьбу мы играем через неделю. Мы ведь управимся за этот срок, верно? - Конечно. - А ну отпусти меня!!! - Ну-ну-ну, Золушка ты моя, разве так подобает себя вести принцессам? - Только поставь меня на ноги, я тебе покажу и принцессу, и Золушку! Зашипела мафусаил, пытаясь вырваться и скалясь. Но Фарису было уже глубоко всё равно, потому, со смехом, он неспешно покинул гостиную. Родители со стороны обеих семей ещё некоторое время посидели, пообсуждали сроки и обязанности с обеих сторон, после чего разошлись. Фортуны сомневались, стоит ли позволять сыну делать всё, что ему вздумается, да и стоит ли вообще принимать в их семью такую девушку, а семья Милки просто мысленно радовалась, что хоть кому-то свою дочь им удалось сплавить. Через неделю, как и договаривались, они сыграли довольно пышную свадьбу. Милка вырывалась и проказничала даже там, норовя порой заехать своему будущему мужу куда-нибудь промеж ног, но не могла. При том методы она использовала не только прямые, но и косвенные, используя и своеобразный творческий подход – то случайно поскользнётся, то крайне эмоционально начнёт что-то рассказывать, то дверь резко откроет, то в «театр теней» с кем поиграет… В любом случае, они сыграли свадьбу. Умудрились даже провести первую брачную ночь очень и очень весело, опять же, как в прямом смысле, так и в переносном. А через несколько месяцев стало известно, что теперь уже герцогиня носит под сердцем будущего наследника семьи Фортуна. В этот период она проявила такую себя, какой её мало кто и когда видел – молчаливой, улыбающейся, заботливой. Частенько её видели в фамильном саду на качелях, когда она, свесив голову, бережно поглаживала округлившийся живот, что-то приговаривая. Иногда рядом с ней был и Фарис, устраиваясь рядом со всеми удобствами и также иногда водивший рукой по её животу, а то и просто прижимающийся ухом к нему же. Примерно в это же время проходили какие-то реформы, и родители будущей матери теперь уже семьи Фортуны с головой ушли в дела, а потом и просто ушли, оставляя свои бренные тела на острове Возлюбленных детей. Было больно, было горько, но, несмотря на это, все они держались. Плакать в такие дни было не то, что грехом, но просто не принято. Считалось, что слёзы в этот день оскорбляют память ушедших. Потому Милка и не плакала. Всё же, она носила под сердцем ребёнка, свою чудную малышку – просто чувствовала, что это именно девочка. И чутьё её не подвело – когда пришёл срок, она родила своего первенца. Балькис – так назвали они девочку, в честь бабушки Милки. А ещё через несколько лет на свет появилась ещё одна девочка – Пирим, названная так в честь бабушки уже Фариса. И родилась она аккурат в тот день, когда Милка и Фарис познакомились на балу. Та заветная туфелька, к слову, хранилась в их фамильном поместье под особым колпаком, как символ осуществившейся и воплотившейся в реальность сказки о Золушке. - И стала Золушка с принцем добра наживать, порой терроризируя его кошками либо же ещё чем, ведь она была, как мы помним, не самой простой девушкой… уже заснули? Эх, и вот кому я это всё сейчас рассказывала. Тихо рассмеявшись, Милка бережно потрепала детей по макушкам, чмокнула их в лобики и затем уже заботливо поправила на них одеяло, любовно смотря на малышек. Балькис и Пирим. Тогда она не знала, какая судьба ожидает её малышек, зато теперь, сидя в фамильном склепе, уже прожила и пережила их. Между тем, тихо выдохнув, Ион осторожно поднялся со скамьи и вновь подошёл к саркофагу матери, бережно проводя рукой по лепесткам свежих цветов, сплетённых в такой же свежий венок. - Знаешь, я тут почему-то вспомнил, как она рассказывала о своём детстве, в том числе и о том, что тогда скрывала от тебя. - Да? Ну-ка, ну-ка, расскажи мне об этом поподробнее. Ион, неловко рассмеявшись, почесал затылок, поднимая взгляд к потолку. - Просто мы с ней как-то сидели в детской, я всё никак не мог заснуть, и она тогда рассказала мне, как они с Балькис… Начал внук Фортуны, невольно падая в омут воспоминаний.