Часть 19
19 октября 2014 г. в 18:48
Сообщение об очередном сборе на совещание застало Эффи в тот момент, когда она, усталая, возвращалась в свою комнату. Капитолийка помнила, что оказалась в этом не очень приятном месте не просто так, и чувствовала себя обязанной. Она сама предложила свою помощь в штабе. Особенно серьезных заданий ей, конечно, не поручали, но приходилось сидеть у усовершенствованного варианта старого телеграфа в ожидании сообщения от группы номер два. Использовать телеграф было решено сразу по приезду. Этот диковинный аппарат обнаружили здесь еще во время революции, починили и немного усовершенствовали, чтобы принимать сообщения практически с любых аппаратов. Пэйлор боялась, что сигналы с других средств связи могут быть перехвачены службами Койн. Глупо было бы так просто попасться, после того, как удалось достаточно легко избежать тюрьмы и смерти. А телеграф все же более старое изобретение. Вряд ли кто-то мог подумать, что у повстанцев есть такая раритетная вещь, и попытать засечь сигнал с него.
Людей, не смотря на то, что в штаб прибыли новые солдаты, было мало. Поэтому просто сидеть и ждать, когда очнется огромный старый аппарат, было бы лишней тратой времени. Единственная, кому все равно нечем было заняться, была Эффи. Постепенно она привыкла к своей новой должности и даже стала воспринимать ее как нечто полезное. Даже более того, она старалась без надобности не отходить от аппарата, ожидая вестей от группы номер два. Бывшая сопровождающая дежурила у телеграфа до тех пор, пока ее не сморит сон, а потом ее сменял кто-нибудь из солдат. Но обычно ненадолго. Поспав и восстановив силы, капитолийка возвращалась на свой пост, словно боясь, что иначе никогда ничего не узнает о своих бывших подопечных. Работа была не сложная и не требовала никаких усилий, кроме моральных. Час за часом, день за днем ожидая весточки от второй группы, мисс Тринкет ощущала себя все более потерянной и никчемной. Женщина уже не ощущала, что делает что-то полезное и от этого чувствовала себя никому не нужной. Она уставала от той тяжести, что давила на ее сознание, стоило ей только оказаться рядом с молчащим аппаратом. Несколько раз куратор буквально подскакивала на месте в тот момент, когда тяжелый аппарат, занимавший целый угол в небольшом помещении рядом с залом совещаний, разражался негромким противным писком. И каждый раз это оказывалась ложная тревога. Это были или сообщения от повстанцев из других дистриктов или союзники из Восьмого. Пару раз телеграфировали из Капитолия, сообщить какие-то новости о ходе расследования. Это были тоже, несомненно, важные известия, ведь именно благодаря доброжелателям из столицы, беглецы узнавали о том, как продвигаются их поиски. Они знали, что Койн прикладывает большие усилия, чтобы отыскать их убежище, сбежавших Китнисс и ее друзей, но пока безуспешно. Это не могло не радовать беглецов. Однако Эффи ждала совсем других новостей. Она надеялась, что в один прекрасный момент ей сообщат, что вторая группа, наконец добралась до Дистрикта Четыре. Она очень переживала за своих ребят и, хотя, сообщения из столицы подтверждали, что команда Гейла не поймана, все же не могла успокоиться. То, что они не в лапах Койн – это хорошо, но где гарантия, что они целы и невредимы?
Капитолийка с каждым днем все больше переживала. Мысль о том, что ребята так долго не дают о себе знать, потому, что с ними случилось что-то плохое, не давала ей покоя. И хотя, Эффи старалась успокоить себя тем, что они не вышли на связь просто потому, что еще блуждают в лесах в поисках нужного пути к Четвертому Дистрикту, легче и спокойней ей становилось ненадолго. Еще и Хеймитч ходил мрачнее тучи, усиливая ее нехорошие подозрения. Конечно, возможно ментор мучился еще и от отсутствия алкоголя, с которым на время постарался расстаться, но главной причиной была неизвестность. Однажды, поздно вечером, когда мисс Тринкет в очередной раз задумалась, сидя около телеграфа, Эбернети выкинул такое, чего сопровождающая от него никак не ожидала. Хотя, после последних событий в столице, она уже и не знала, чего и от кого ждать.
Бывший ментор заявился в комнату, в которой стоял телеграф с огромной кружкой кофе, который тут считался дефицитом.
- Держи, - проговорил он, аккуратно пристраивая посуду с ароматным напитком между стопками бумаг, которыми был завален стол около телеграфа.
- Ты принес мне кофе? – спросила Эффи. Она посмотрела на гостя полусонными глазами, стараясь, тем не менее, говорить бодро. Женщина была удивлена столь неожиданному визиту ментора.
- Да, эту гадость теперь пьют не ради вкуса, а чтобы разогнать сон. Да и то, не многие, - проговорил он, с тяжелым вздохом опускаясь на стул стоящий около стены. Он заметил, что задавая вопрос, капитолийка сделала акцент на словах «ты» и «кофе», вот только не понял, что удивило ее больше, то, что ей достался кофе или что принес его он, Хеймитч, лично.
- Да, давно я не пила нормального кофе, - проговорила мисс Тринкет. Она взяла в руки кружку и, вдохнув терпкий аромат, улыбнулась. – Кофе конечно не так подают, но это лучше, чем ничего, - добавила она, пробуя напиток на вкус.
- Ты неисправима, - ухмыльнулся ментор, впрочем, без намека на издевку. Несмотря на изменения, произошедшие в капитолийке, столичные привычки в ней до сих пор были живы. Однако теперь это вызывало у ментора не отвращение, а скорее радость оттого, что хоть что-то в этом хаосе событий осталось как прежде. – По сколько часов ты тут сидишь? – спросил он после небольшой паузы. За то время, что Эффи буквально напросилась на эту работу, он видел ее вне этой каморки всего несколько раз, и то, только на собраниях или на обеде. Хотя Хеймитч и не искал с ней встреч, но заметил, что слишком уж редко она попадается ему на глаза, для такого небольшого убежища. Это было тем более удивительно, что непривычная к сидячей, нудной работе капитолийка так рьяно взялась за подобное дело.
- Не знаю. Когда как, - ответила женщина, пожав плечами и отставляя кружку в сторону. В ее голосе сквозило неподдельное удивление. Странно было слышать подобные вопросы от Эбернети. Он не из тех, кого может мучать праздное любопытство, тем более по таким пустякам. - Обычно, когда уже совсем засыпаю, кто-нибудь меня сменяет, а что? – спросила она, вдруг заподозрив какой-то подвох.
- Просто интересно стало, - сказал ментор, переводя взгляд с громоздкого аппарата на миниатюрную фигурку женщины, сидящей почти напротив. Ему на самом деле было интересно, что же заставило бывшего куратора сидеть тут целыми днями. Неужели в ней действительно настолько сильно желание быть полезной?
- Я знаю, это глупо. Никакой пользы, по сравнению с тем, что делают другие, но мне это нужно. Так я чувствую себя хоть немного нужной. Это бдение у телеграфа позволяет мне не чувствовать себя бесполезной обузой, - протараторила капитолийка. Она была смущена и говорила очень быстро, словно боялась, что мужчина ее не дослушает и станет потешаться над ее занятием.
- Ты ошибаешься, это не глупо, - ответил собеседник, - это очень важно. В такие моменты нужно, чтобы каждый занимался тем, чем может, возможно, освобождая тем самым кого-то еще для другой, посильной ему работы, - спокойно проговорил Хеймитч. Он теперь не сводил взгляда с собеседницы, словно пытался понять, о чем думает эта странная женщина. – Но ты ведь не только из-за этого дни напролет просиживаешь тут? – добавил он, заметив, что сопровождающая отвела взгляд.
- Да, - ответила Эффи, чуть помедлив, - я очень волнуюсь за ребят. Как подумаю, что они где-то в лесах, окруженные преследователями… Я понимаю, что ничем не могу им помочь и чувствую себя беспомощной. Я боюсь за них. А тут я… не знаю, чувствую себя лучше. Я не знаю, как это объяснить, просто, находясь здесь, я будто бы чувствую, что с ними все хорошо и они пробираются к цели. Знаю, глупо. И я сама себе это внушила, но мне действительно проще быть тут и ждать весточки от них, чем целый день слоняться без дела по бункеру. Я жду, и время проходит, будто чуточку быстрее. Я словно хоть что-то делаю для них, - проговорила она, взглянув на собеседника чуть покрасневшими от недосыпа глазами. Она снова взяла в руки кружку и отхлебнула глоток горячего кофе.
Хеймитч молчал. Он тоже ощущал себя беспомощным наблюдателем с того самого момента, как покинул Капитолий с остальными беглецами, а может и раньше. Он понимал, что ничего не может сделать, кроме того, что уже сделано. Однако осознание этого не давало спокойствия. Напротив, понимая, что от него теперь ничего не зависит, Эбернети злился еще больше. Он осознавал, что теперь судьба его подопечных в их собственных руках. Не то, чтобы он не верил в их силы… Он знал, что они достаточно умны и подготовлены, чтобы преодолеть подобный путь, но переживания за них не покидали наставника «голубков». Ментор, как и Эффи, как и каждый в этом бункере, все время ждал весточки от ребят. Однако большинство из обитателей убежища, коих с каждым днем становилось все больше, ждали известия о Сойке, символе революции. Пэйлор, так и вовсе, скорее всего, больше жаждала новостей о Кэролайн Сноу. Винить ее за это было бы глупо. Единственный, кто переживал именно за друзей, а не за призрачную надежду на другую жизнь, был Бити, но он быстро нашел себе занятие, приносящее пользу всей операции. Ему некогда было предаваться хандре. Хеймитч тоже принимал участие во всех переговорах и присутствовал всегда, когда принималось то или иное решение относительно дальнейших действий. Тем не менее, у него оставалась куча свободного времени, которое он не мог ничем заполнить. Он снова вспомнил, что в сутках целых двадцать четыре часа и когда разум не затуманен алкоголем, тянутся эти часы мучительно долго. Особенно, когда ждешь известий от дорогих, почти родных людей.
После времени, проведенного рядом с изменившейся Эффи, он был почти на сто процентов уверен, что и капитолийка мучается от неизвестности не меньше, и не ошибся. Она тоже волновалась за ребят и не скрывала своего беспокойства, в отличие от ментора.
- Ты ведь тоже не находишь себе места, - проговорила женщина, внимательно оглядывая задумавшегося Эбернети. Она не спрашивала, она утверждала, потому ментор и не предпринял попытки ответить.
Вместо этого, он встал и ушел, проговорив на прощание:
- Ты удивительная, Эффи.
Капитолийка не стала задумываться, что значили эти его слова. В случае с Хеймитчем, это было все равно бесполезно. Он мог выражать свои мысли ясно, когда речь шла о планах, восстаниях и прочих строго отработанных моментах, но когда хотел выразить что-то не запланированное, спонтанное, говорил так туманно и путано, что понять истинный смысл его слов было непросто. Даже, если казалось, что все очевидно. Куратор давно привыкла, что мужчина может вкладывать совершенно иной смысл в, казалось бы, однозначные фразы и не стремилась разгадать его речи. Тем более, что сразу после его ухода телеграф снова ожил. Однако это было всего лишь очередное зашифрованное сообщение из Дистрикта Семь. Не то, чего ждала мисс Тринкет, но тоже важная новость, поэтому женщина поспешила сообщить Пэйлор.
Динамики под потолком трещали надрывным металлическим голосом, зазывая обитателей бункера на очередной сбор. Эффи уже догадывалась, что это будет обсуждение какого-нибудь сообщения из дальнего дистрикта. Может речь пойдет о том странном известии от Дистрикта Девять, что пришло пару часов назад, когда капитолийка еще была на своем месте у телеграфа? Или пришло что-то новое за час, который она потратила на ужин и прогулку до своей комнаты? Во всяком случае, присутствие на сборе было обязательно для всех, кто не несет караул или не занят чрезвычайно важными делами. Вряд ли сон можно считать чрезвычайно важным делом. А потому, мисс Тринкет решительно развернулась и побрела в сторону единственного помещения в бункере, способного вместить всех беглецов одновременно.
По коридорам со всех сторон в зал совещаний стекались люди. Все они выглядели уставшими и сонными, но в глазах у всех горела безумная надежда. Все они ждали хороших известий. Трудно сказать, какие новости можно было считать хорошими, но для Эффи единственная новость, которой она была бы бесспорно рада – было бы известие о Китнисс и Пите. Она, конечно же, волновалась об исходе противостояния Пэйлор и Койн. Однако в последнее время бывшая сопровождающая разочаровалась во власти в любых ее проявлениях и старалась не думать о том, что будет, когда победит одна из сторон. Мисс Тринкет успела убедиться, что власть очень сильно меняет людей. В Пэйлор изменений пока не было видно, но ведь все впереди. Потому то, капитолийка больше волновалась за тех, кто дорог именно ей, а не обо всем населении Панема. Об этом было кому подумать и без нее.
Женщина вошла в просторное помещение одной из последних и встала в нескольких шагах от входа. Вся комната была забита людьми. Несмотря на это, куратор заметила, что некоторых здесь нет. На собрании пока не было Бити, Хеймитча и самой Пэйлор.
Капитолийка прислонилась спиной к стене и стала ждать появления командующей. Заполненный людьми зал совещаний гудел как осиный рой. Несмотря на усталые лица и темные круги под глазами, все были чрезвычайно говорливы. То и дело доносились предположения о целях собрания, размышления над тем, где сейчас может быть команда «номер два», последние известия о которой поступили от некоего знакомого Пэйлор из Капитолия около недели назад. Тогда, когда стало известно, что ребята благополучно сбежали из тюрьмы, поднялся такой шум и гул, что Эффи казалось, будто одновременно кричат не менее тысячи человек. На деле же, это были несколько десятков человек, для которых Сойка была символом надежды. Сама же мисс Тринкет испытала неимоверное облегчение, узнав, что Китнисс и Пит больше не заперты в жутком подземелье.
Ожидание затягивалось, и возбуждение, с которым ожидали прихода Пэйлор, нарастало с каждой секундой. Эффи чувствовала, что и сама поддается всеобщему настроению и, несмотря на то, что еще меньше часа назад не могла думать ни о чем, кроме сна, ощутила прилив бодрости. Сонливость как рукой сняло. Гул голосов немного поутих, когда в комнату вошли вначале Пэйлор, а следом и Хеймитч.
Командующая сразу прошла в противоположный конец помещения, к небольшой трибуне, установленной так, чтобы говорящего было видно и слышно со всех мест помещения, как стоящим, так и сидящим слушателям. Ментор же остановился у двери. Мисс Тринкет хватило одного взгляда, вскользь брошенного на мужчину, чтобы понять, что произошло что-то очень хорошее. Эбернети, который в последние дни ходил мрачнее тучи, был явно чем-то обрадован. Таким умиротворенным и довольным куратор не видела его давно.
Заинтригованная переменами, произошедшими в Хеймитче, Эффи осторожно прошла вдоль стены, стараясь не задевать притихших и уставившихся на трибуну солдат, и оказалась у самой двери.
- Что происходит, Хеймитч? – шепотом спросила она, подавшись немного вперед.
- Сейчас узнаешь, - проговорил мужчина, старательно скрывая загадочную полуулыбку. Он бросил короткий взгляд на собеседницу и тут же перевел его на трибуну, где начинала свою речь командующая Пэйлор.
Капитолийка хотела попытаться узнать тайну ментора, но с трибуны донеслись приветственные слова Пэйлор. В тишине переполненного зала ее голос звучал громко, четко, властно. Внимание мисс Тринкет переключилось на речь командующей.
- Итак, совсем недавно нам пришло сообщение из Дистрикта Девять, - заговорила она. Женщина обвела всех присутствующих взглядом, словно показывая, что в своей речи обращается к каждому из присутствующих лично. - Все подтвердилось. Там начинаются волнения. Среди жителей нашлось немало недовольных политикой нового президента. В Дистриктах Четыре, Шесть и Одиннадцать также много тех, кто готов на новую волну борьбы за свободу. Но самое главное! – командующая выдержав секундную паузы, продолжила: - у нас очень много сторонников в Капитолии. Те, кто помогал нам с самого начала сообщают, что в столице ходят явные антипрезидентские настроения. По-видимому, капитолийцы, наконец, поняли, что ждет их и их детей, если Койн с ее диктаторскими замашками останется на посту главы Панема. Если жители столицы и поддерживали режим Сноу, то Койн им явно не по душе. И это нам очень на руку. Когда дойдет до решительных действий, такое неприятие действующей власти у жителей Капитолия, может быть нам полезно. Многие капитолийцы уже сейчас «ставят палки в колеса» полицейским ищейкам. Многие за это оказываются в тюрьме, ведь действуют они неумело и неосторожно, зато, это пример другим. Вся эта ситуация кроме всей прочей выгоды, ведет к тому, что капитолийцы и жители дистриктов учатся действовать заодно. Выходит пока не очень хорошо. Но это шаг вперед. Это очень большой шаг навстречу совместной борьбе с несправедливой диктатурой Койн.
Командующая договорила последние слова и зал взорвался разноголосыми возгласами одобрения и радости. Эффи уловила несколько одобрительных взглядов, обращенных к ней, и, стараясь не смотреть на внезапно заинтересовавшихся ею, взглянула на Эбернети.
Неужели это все? Это и были новости, которые так обрадовали ментора Двенадцатого? И зачем было тогда напускать столько таинственности? Ничего особенного тут нет. Нет, это конечно здорово, что жители дистриктов теперь могут рассчитывать на помощь и понимание капитолийцев, но разве это то, что заставило мужчину сиять от радости? Куратор искоса взглянула на Хеймитча и, заметив все ту же довольную полуулыбку, поняла, это еще не все новости. Главное еще впереди!
Словно в подтверждение, с трибуны раздался громкий голос командующей:
- Но и это еще не все хорошие новости на сегодня!
Спустя всего несколько секунд после этих слов женщины, в помещении снова стало тихо. За время, проведенное в убежище, все успели понять, что командующая не будет попусту разбрасываться словами. Значит, на самом деле, произошло что-то очень важное.
Эффи сосредоточила все свое внимание на командующей, ожидая продолжения речи. В голове пронеслась мысль: «Неужели».
- Буквально четверть часа назад поступила информация от наших друзей из Четвертого! – стараясь сохранять спокойствие, сообщила Пэйлор. Она снова окинула взглядом весь зал, словно заглядывая к каждому присутствующему в душу и торжественно продолжила: - команда номер два добралась до Дистрикта Четыре!
Мисс Тринкет так и замерла. Вот оно! Она почувствовала, как приятно защемило в груди от переполнявшей душу радости, как тело на секунду словно онемело, перехватило дыхание.
Отовсюду послышались возбужденные шепотки, радостные и удивленные вскрики. Кто-то хлопал в ладоши. Где-то возле сцены послышался радостный смех. На усталых, измученных лицах солдат появились счастливые улыбки.
Эффи почувствовала невероятное облегчение, словно камень упал с души. Она облегченно вздохнула, ощущая, как по всему телу прокатывается волна мурашек. Бешеный стук сердца отдавал быстрым пульсом в висках, а в голове крутилась только одна мысль: «Они живы!».
Среди всего этого хаоса радующихся и поздравляющих друг друга людей, капитолийка захотела увидеть лишь одно лицо. Лицо человека, которому важнее было не возвращение Сойки и ее возлюбленного, ставших вдохновителями революции, а новости о Китнисс и Пите, его подопечных из самого отдаленного и неприметного дистрикта.
Женщина повернулась к ментору и смутилась, заметив, что он тоже смотрит на нее.
Когда Эбернети только сообщили, что его подопечные добрались до Четвертого Дистрикта и связались с командным пунктом, он ощутил радость подобной той, что испытывал, когда его «голубки» впервые вернулись с арены, только в сотню раз сильнее. Он уже тогда был привязан к своим подопечным, а сейчас они стали для него действительно родными.
Предвидя реакцию каждого из присутствовавших, Хеймитч не особо надеялся удивиться чему-либо. Однако его интересовало как отреагирует на известие капитолийка. Он уже видел однажды и ее немного наигранный восторг по поводу возвращения трибутов с арены и более искреннее прощание с «голубками», когда им пришлось вернуться на арену вновь. Ни в первый, ни во второй раз никто бы не посмел усомниться в искренности чувств капитолийской дивы, вот только ментор Двенадцатого Дистрикта не то чтобы сомневался. Он не до конца верил. Да и как поверишь театральному вскидыванию рук, восторженным крикам и насквозь фальшивым ахам и охам? За последнее время мисс Тринкет сильно изменилась. Эти перемены в поведении и взглядах на мир взбалмошной столичной дамочки очень занимали Хеймитча. Он никогда не верил, что человек может настолько измениться. Однако приходилось признать, что он был неправ. Особенно сейчас. Он видел, как капитолийка замерла, услышав долгожданную новость, и привычно ждал целой бури проявлений переигранной радости, как это принято в столице. Однако Эффи его снова удивила. Она была такой искренней и настоящей в этот момент.
Конечно, если бы Хеймитч только что услышал эту новость, ему было бы не до раздумий над тем, как ведет себя мисс Тринкет. Однако Эбернети уже успел пережить «момент истины» и сейчас, повторно услышав заветное «добрались» лишь почувствовал, как сердце переполняется радостью и гордостью за своих ребят. В остальном же, его внимание было сосредоточено на стоящей рядом капитолийке.
Когда женщина обернулась к нему, в ее блестящих от подступивших слез глазах выражался целый водоворот эмоций, подхвативший и Эбернети. Он сам не заметил, как губы его растянулись в улыбке, обращенной к стоящей перед ним капитолийке.
Женщину переполняли эмоции. Не удержавшись, она поддалась порыву, шагнула вперед и, приподнявшись на носочках, повисла на шее у опешившего ментора. Не ожидавший подобного проявления эмоций Хеймитч вначале растерялся, но потом обнял капитолийку в ответ, прижимая ее к себе. В конце концов, это была их общая радость. Он ощутил как легко и приятно, вот так просто делится радостью с тем, кто тебя понимает. Это было так странно, особенно, если учитывать, что этот кто-то та, о ком несколько лет назад он не сказал бы ни одного доброго слова. Тем удивительнее и непривычнее было ощущать в своих объятиях именно ее.
- Прости, - прошептала Эффи, отстраняясь. На ее щеках вспыхнул едва заметный румянец. Куратор поспешила отвернуться.
- Все хорошо, - тихо отозвался Эбернети, наблюдая за изменениями, происходящими в лице капитолийки. Ее смущение было ему в какой-то степени понятно. Он и сам, ощутив прикосновение прохладных ладоней к своей шее, почувствовал, как по телу пробежала приятная теплая волна.
Это давно забытое чувство близости кого-то нужного и важного заставило ментора почувствовать себя неловко. Он вмиг посерьезнел, задумавшись, что бы это значило? Однако надолго погрузиться в свои раздумья у него не получилось.
С трибуны снова заговорила Пэйлор, сообщая о том, что один из немногих планолетов, которые оказались на вооружении беглецов после побега из столицы, сейчас же отправится в Четвертый Дистрикт. Пилоту и нескольким солдатам предстояло доставить оттуда беглецов. Полет предстоит опасный, но риск оправдан. Ребята очень долго добирались до Четвертого и, наверняка, выбились из сил. Им нужна помощь. План был тщательно проработан еще до получения известий. Планолет должен был вылететь не от самого убежища, а чуть поодаль, ближе к Дистрикту Восемь. Как раз туда и прибыл один из пилотов, вырвавшийся со своим другом из столицы в момент суматохи. Оба парня не желали работать на Койн и решили примкнуть к беглецам, но не знали, куда направиться. В итоге, то, что они выбрали местом своей дислокации лес возле Дистрикта Восемь, оказалось очень кстати. От убежища они оказались достаточно далеко, чтобы не выдать местоположения беглецов, если будет преследование, но в то же время, от места их приземления можно было добраться до командного пункта пешком меньше чем за полдня. Лететь солдаты должны будут на предельной высоте, чтобы поисковые планолеты, рыщущие внизу, не заметили непрошеного соседа. Это представлялось не таким уж трудным. Проблема могла возникнуть во время посадки группы на борт и последующего отбытия обратно. Если их засекут планолеты из Капитолия, улететь будет непросто. Но другого выхода никто не видел. Нужно было собрать всю команду, прежде чем продумывать дальнейший план. И чем быстрее все будут в сборе, тем лучше.
После речи командующей и объявления о закрытии собрания, солдаты, громко переговариваясь и весело хохоча, побрели по своим рабочим местам. Хеймитч покинул комнату совещаний одним из первых. Не особо прислушиваясь к радостному галдежу, заполнившему тесное подземелье, он не спеша шел по коридору в сторону оружейной. В этой небольшой ярко освещенной каморке трудились солдаты, приводившие в порядок то немногое из военного арсенала, чем располагали беглецы. У ментора не было определенной цели, он просто брел, прислушиваясь к своим мыслям, которые словно разрывались между двумя важным обстоятельствами. Мужчина с трудом улавливал моменты, когда его мысли перескакивали с известия о возвращении Китнисс и Пита, на ощущение радостной тревоги, возникшее от объятия с Эффи, и обратно. Его мозг словно не хотел сосредоточиваться на чем-то одном, очевидно, считая оба этих происшествия одинаково важными. Китнисс и Пит – понятно. Они его подопечные, те, для кого он старался так, как никогда и ни для кого в своей жизни. Понятно было, что их судьба тревожит его больше, чем что бы то ни было другое. А вот что касалось бывшей сопровождающей... Тут Эбернети откровенно терялся. С чего бы ему все время возвращаться в своих мыслях к ней? Возможно, сыграло роль то, что капитолийская мисс оказалась рядом в один из тех светлых моментов в жизни ментора, которых и так было не много? Мужчина не мог отрицать, что в последнее время его отношение к капитолийке сильно изменилось. То, что Эффи стала другой, он понял уже давно. Да и когда заметил первые изменения, он не был так зациклен на этом, как сейчас. Что же теперь? Она все та же и он все тот же. Но что-то неуловимо изменилось в его отношении к ней. Изменилось в лучшую сторону. Он стал воспринимать ее не как жительницу ненавистного Капитолия, а как равную, как человека, который оказался рядом в трудную минуту, пусть и не совсем по собственной воле. Хеймитч больше не видел в ней привычного ненужного лоска и пафоса и это его радовало.
Метания от одной мысли к другой не позволяли сосредоточиться и подумать как следует. В итоге, стремясь выбросить из головы все ненужное и отвлечься, чтобы вернуть трезвость суждений, он решил не бродить по сырому подземелью, а выйти на улицу. Благо, в отличие от Тринадцатого Дистрикта, здесь прогулки не были запрещены. Единственное, все должны были соблюдать меры предосторожности и не подходить близко к границам соседних дистриктов, чтобы не привлечь внимания солдат, патрулировавших города.
Лес вокруг убежища был полон жизни. Все пространство заросло огромными деревьями, макушками теряющимися где-то в вышине. Сквозь листья сочного зеленого цвета пробивались лучи по-летнему жаркого солнца. Отовсюду слышался щебет птиц, перекрикивавших шорох листвы, свежий ветер приносил ароматы лесных трав и цветов. В кустах стрекотали какие-то насекомые. Вдали слышался плеск воды. Видимо где-то рядом с убежищем протекала река. Чуть в стороне от входа в подземелье группа солдат тренировалась метать ножи в мишени. Еще несколько человек отрабатывали приемы рукопашного боя.
Если бы на месте Эбернети был кто-то другой, он непременно восхитился бы красотой леса и его величием. Однако мужчина лишь порадовался возможности побыть одному. Он вдохнул свежий аромат леса и почувствовал, как вместе с запахами сосновой коры и древесных грибов в мысли возвращается ясность. Хеймитч постарался разложить волновавшие его вопросы, что называется «по полочкам». Что касалось Пита и Китнисс, тут все было ясно и без дальнейших разъяснений. А по поводу странных ощущений, уже не в первый раз возникавших у него рядом с Эффи, ментор решил, что все дело действительно в том, что капитолийка изменилась. Столько лет знать человека и думать, что в нем, а точнее, в ней, нет ничего настоящего, человеческого и вдруг понять, что все совсем не так. Узнать, что и в ней есть сострадание к дорогим людям, что и она способна искренне радоваться за близких, сопереживать друзьям. Что она может без пафоса и лишних истерик, не стараясь привлечь внимание к себе любимой, просто волноваться за друзей и искренне проявлять свои эмоции. Это было в новинку для Хеймитча, который никак не мог привыкнуть к переменам, произошедшим в женщине. Видимо, стараясь понять, что происходит в голове у капитолийки, Эбернети слишком много внимания уделял наблюдениям за ней и, осознав, что она с ним теперь по одну сторону баррикад, инстинктивно почувствовал, что она нужна ему. Так же, как когда-то было с Китнисс или Питом или с Рубакой. Всем им мужчина доверял и доверяет как самому себе. Он понимал их, и они понимали его. Теперь он понял, что и к Эффи испытывает подобное чувство безоговорочного доверия и понимания. Однако и тут он разобрался не до конца. Было что-то еще, что пока ускользало от понимания ментора. Но и того, что Эбернети осознал за сегодня, ему показалось достаточно. Тем более что в штабе сейчас готовили планолет в Четвертый Дистрикт, чтобы вывезти оттуда команду номер два. Вряд ли могла понадобиться его помощь, но все же он решил вернуться в бункер. Так, на всякий случай. Разобравшись с непонятным, мужчина снова вернулся к мыслям о своих подопечных, которые в очередной раз преодолели огромное количество преград, чтобы снова подарить надежду тем, кто в них верит.
Стараясь не привлекать внимания тренировавшихся солдат и не отвлекать их, ментор немного прошелся по территории вокруг убежища и, окончательно убедившись, в том, что нашел, наконец разумное объяснение своим ощущениям, отправился обратно в бункер.
После стольких дней напряженного ожидания, почувствовав, наконец, что, несмотря на все пессимистичные прогнозы, все может наладиться, Эффи немного успокоилась. На нее вдруг навалилась такая усталость, словно неизвестный источник энергии, питавший ее все эти дни, внезапно иссяк. Видимо энергию капитолийка черпала из своего вечно нервозного и взволнованного состояния. Теперь, когда волнение уступило место тихой радости и надежде на лучшее, она ощутила себя невероятно опустошенной, но и счастливой одновременно. Подождав, пока поток галдящих на разные голоса солдат иссякнет, она выскользнула из зала для совещаний и направилась к себе. Отдых ее еще никто не отменял. Нужно было набраться сил перед новым дежурством и успокоиться перед возвращением ребят. Несмотря на то, что новости о ребятах поступили, хоть и не в ее дежурство, телеграф продолжал работать, принимая информацию со всех уголков Панема. Это было тем более важно сейчас, когда надвигалось что-то не менее важное, чем спасение Сойки из капитолийского плена. К тому же, Эффи хотела бодрствовать в тот момент, когда Китнисс и Пит доберутся до убежища. Она хотела увидеть их, обнять, убедиться, что с ними все в порядке, что они живы и здоровы. Куратор хотела сказать ребятам, что она очень по ним скучала, что волновалась за них. Хотя это, наверное, не имело значения, но Эффи хотелось, чтобы они знали: она думала о них.
Вечером, по случаю конца дня, коридоры были почти пусты. Иногда то там, то здесь проходили один-два человека, и снова становилось пусто. Сопровождающая шла на свое рабочее место, чтобы заступить на дежурство у телеграфа. Когда до комнаты, в которой капитолийка провела большую часть последней недели, оставался один поворот и несколько шагов, она встретила Хеймитча. Мужчина шел из крыла, которое считалось чем-то вроде командного пункта. Он был озадачен, но не зол. А значит, все шло по плану. Просто обычное волнение за исход операции. Тем не менее, женщина захотела узнать, отправился ли планолет за Китнисс и Питом. Она остановилась в нерешительности. Куратор думала, стоит ли дождаться ментора или самой подойти к нему.
Заметив остановившуюся Тринкет, Хеймитч, вопреки его собственным опасениям, не ощутил никакого дискомфорта. Напротив, он бодро преодолел расстояние, разделявшее их, и спросил:
- Куда это ты?
- На свое место, - проговорила Эффи, смущенно отводя взгляд. Она в отличие от мужчины почувствовала себя неловко.
Поддавшись эмоциям, она не осознавала, что может подумать ментор. Да и как она сама к этому потом отнесется. Просто секундный порыв, ничего не значащее объятие и все. А теперь капитолийка чувствовала себя не в своей тарелке. Она словно сделала что-то недозволенное, то, что могло быть неприятно Хеймитчу. Она никогда не позволяла себе вот так проявлять свои эмоции. Да и желания не было. А тут… все так сложилось. Кругом все, можно сказать чужие. Радуются, веселятся. Но радость их чужая, не такая, какую испытывала сама Эффи. И только взглянув в знакомые серые глаза, смотревшие на нее с долей удивления и какого-то одобрения, она поняла, что не одна среди этого безумного хаоса. Он тоже переживал не за символ революции, а за двоих детей из бедного дистрикта, на чью долю выпало слишком много испытаний. В этот момент не хотелось ничего, кроме одного лишь желания поделиться своей радостью с ним и получить и от него такую же частичку настоящего счастья.
Как только Эффи добралась до своей комнаты после собрания, она почти сразу же заснула. Сказались недосып, долгие часы напряженного ожидания и радостное известие, поставившее точку в ее волнительном ожидании. Она даже не успела подумать обо всем этом. И лишь сейчас, увидев Эбернети, ощутила смущение вместе с непонятной радостью оттого, что он не прошел мимо, а сам заговорил с ней.
Эбернети понимающе кивнул. Мимо проходил солдат, и Хеймитчу пришлось посторониться, пропуская юношу. Ментор шагнул в сторону и, проводив взглядом торопливо шагающего парня, снова повернулся к Эффи. Она тоже наблюдала за уходящим солдатом. Или только сделала вид, что ей это интересно. Во всяком случае, когда наставник Двенадцатого снова посмотрел на капитолийку, та постаралась спрятать смущенную улыбку.
Возникла совсем короткая пауза, вслед за которой оба собеседника заговорили одновременно:
- Они послали…
- А что там с…
Оба замолчали и, ощутив неловкость ситуации, засмеялись, опуская взгляд.
Хеймитч, все еще улыбаясь, обратил взгляд к капитолийке и приготовился слушать, давая ей право говорить первой.
- Я хотела спросить, планолет за ребятами уже улетел? – проговорила женщина, воспользовавшись любезно предоставленной возможностью. С ее лица тоже не сходила улыбка, но слушала она внимательно.
- Я как раз хотел сказать тебе, что они уже послали планолет с несколькими солдатами. Если все пойдет по плану, завтра к вечеру они будут уже здесь, - ответил ментор. Произнеся это вслух, он и сам подумал, что не более чем через сутки, его подопечные будут здесь.
- Наконец, - выдохнула Эффи. В глазах защипало, но капитолийка взяла себя в руки. Она обещала самой себе вести себя не как столичная пустышка. Никому не нужна эта ее чувствительность.
- Да, ребята наверняка измучились, преодолев такой тяжелый путь, - проговорил Хеймитч. Он вдруг понял, что не знает, что еще сказать. Гораздо проще было находить слова с подколами и издевками, обращенными к Эффи. Проще, но не приятнее.
- Нелегко им пришлось. Сколько еще бед должно выпасть на их долю, прежде чем они наконец обретут счастье? - проговорила мисс Тринкет, скорее думая о своих собственных переживаниях по этому поводу. Нежели пытаясь поддержать разговор. Она чувствовала себя необычно скованно, разговаривая с Эбернети и это ощущение ей не очень нравилось. Она предпочла бы закончить разговор, но ментор не торопился уходить, по-видимому, ожидая продолжения.
Такое поведение наставника Двенадцатого не осталось не замеченным и для Эффи. Она с удивлением посмотрела на мужчину. Неужели ему стало настолько скучно, что он готов говорить с капитолийкой? Неужели она годится лишь на то, чтобы развевать скуку? Все-таки, выходит, как ни старалась, она не смогла стать по-настоящему нужной. Тогда в чем смысл ее пребывания здесь? Настроение куратора, еще несколько минут назад бывшее вполне нормальным, стало портиться. В голову вдруг пришла мысль: «Что полезного я сделала?». Вопрос вырвался сам собой.
- Выходит, все же, от меня вам не так много пользы. Может ты зря меня вывез из столицы? – спросила Эффи, ощутив острую потребность услышать его ответ. Она боялась, что Хеймитч ответит на ее вопрос положительно, а в глубине души надеялась, что ему хватит такта хотя бы промолчать. Капитолийка уже пожалела, что задала вопрос, но назад дороги не было.
- Вечно вам нужно все досконально объяснять, - недовольно проворчал ментор после секундной паузы, - дело ведь не в том, насколько ты полезна в нашем деле, - проговорил он серьезно и уже более спокойно. Сопровождающая задавала этот вопрос во второй раз. И во второй раз Хеймитч не мог определиться с правильным ответом. Он, конечно, мог сказать что угодно. Проверить ведь невозможно, но самого себя не обманешь. За время, проведенное в убежище на границе двух дистриктов, ментор не раз думал о том, что заставило его пойти на этот шаг и, кажется, нашел ответ.
- А в чем? – поинтересовалась капитолийка. Она проигнорировала его реплику о тех, кому вечно нужно все объяснять.
Кто знает, что или точнее, кого имел в виду наставник «голубков». Может он говорил о глуповатых капитолийцах, коей всегда была для него его напарница или же имел в виду женщин, которые, как известно, любят пространные объяснения. Думать об этом сопровождающая не хотела. Она внимательно наблюдала за собеседником. Еще несколько месяцев назад она и надеяться не могла на подобный разговор с ментором. А сейчас он охотно отвечал, хотя мог, как и раньше, ляпнуть какую-нибудь грубость или пошлость и уйти. Все же, вместе с Панемом и с самой Эффи изменился и наставник «голубков», точнее его отношение к ней. И мисс Тринкет это несказанно радовало. Теперь она хотя бы могла разговаривать с ним по-человечески.
- Это не имеет значения, - немного резко ответил Хеймитч, но тут же поспешил сгладить «острый угол»: - ты ведь здесь.
- И все же, зачем ты пришел за мной? – не унималась Эффи. Этот вопрос вырвался у капитолийки спонтанно. Она уже слышала однажды ответ на него, но он не удовлетворил мисс Тринкет. Она понимала, что своей настойчивостью может разозлить мужчину и добиться того, что он снова станет вежливо холодным по отношению к ней, забыв все моменты, когда в его поведении и голосе проявлялось явное дружелюбие. Однако куратор не могла остановиться. Она начинала замечать какие-то странные перемены и в себе и, что самое странное, в Хеймитче. Чтобы разобраться в этом, ей нужно было знать ответ на свой вопрос. Возможно, кому то, в том числе и Эбернети могло показаться, что это глупо, но женщина не собиралась сдаваться. В прошлый раз ей было просто интересно. Сейчас же она спрашивала с определенной целью. Она хотела понять, что происходит и разобраться в самой себе. Почему ее не устраивает первый вариант? Он ведь был таким логичным? Может потому, что никто и не пытался искать ее помощи? Никто ее ни о чем не спрашивал и не требовал ничего. Тогда в чем же причина на самом деле? Хеймитч не из тех, кто поступает наугад.
- Я не хотел, чтобы ты страдала там. Если бы это произошло, это была бы моя вина, - поколебавшись, ответил мужчина. Он внезапно очень четко представил, что было бы, если бы он тогда не вернулся.
Мысль о том, что эта странная капитолийка могла бы сейчас быть в тюрьме или, того хуже… нет. Не могла быть. Он бы не оставил ее в столице. Не теперь. Он и сам не осознал, когда это ее жизнь стала ему так важна, но сомнений не было. Она нужна ему. Просто должна ходить где-то рядом живая и здоровая, попадаться ему на глаза, волноваться за их общих подопечных, тревожится за их будущее. Просто должна быть. Без нее все было бы совсем по-другому. Он и сам вдруг осознал, что именно это и была причина, по которой он, наплевав на все сроки, рванул за Эффи, когда стоило идти со всеми на планолет. Но он ни на секунду не пожалел о том, что сделал. Мужчина внезапно понял, что именно этот ответ он искал все это время. Вроде бы ничего особенного, значимого, а на душе стало намного легче.
- Твоя вина? – переспросила Эффи. Она была удивлена. Женщина недоверчиво посмотрела на собеседника. Он переживал за нее? Волновался о том, что будет ней в столице? Странно это было слышать от Эбернети. – Ты же не виноват, что все так вышло, - тихо проговорила она, обдумывая услышанное.
Она почувствовала, как легко ей сразу стало. Из ее голоса пропали волнение и страх. Ей снова стало так просто разговаривать с Эбернети. Так бывало и раньше, но тогда она относилась к нему, как к алкоголику, не способному ни на какие поступки ради кого-бы то ни было. Она просто не воспринимала его как кого-то более или менее значимого. Сейчас же она видела в нем того, кто, если и не всегда поддержит добрым словом, то всегда поймет и поможет в самой тяжелой ситуации. Она видела в нем того, кого не хочется терять. Наверное таких людей и называют лучшими друзьями. За таких людей держатся, потому что знают, что они никогда не предадут.
- Да, но если бы я не воспользовался возможностью и не забрал тебя… - заговорил мужчина, - давай мы больше не будем касаться этого разговора, - попросил он, поморщившись. Он посмотрел в голубые глаза женщины, в которых горели искорки неподдельной жизни, и вспомнил пустоту, которая была в них после революции. Нет, ее глаза не должны быть потухшими и безжизненными. Она не такой человек, в котором это можно стерпеть. Она всегда должна быть полна жизни. Любой, непонятной и неприятной Хеймитчу капитолийской, знакомой и любимой тихой жизни Дистрикта Двенадцать или вот такой вот сумасшедшей, неопределенной, беспокойной жизни беглецов, объявленных в розыск. В ней просто должна быть жизнь и все на этом. Больше не о чем тут и думать.
- Хорошо, - согласно кивнула куратор. Слова ментора пробудили в ее памяти не самые радужные картины, а разыгравшаяся фантазия подсказала, что это еще не самое ужасное. Женщина поспешила прогнать дурные мысли. - Мне нужно на работу, - проговорила она после недолгой паузы.
- Хорошо. До встречи, - ответил ментор, улыбнувшись.
Эффи пошла на свое рабочее место, а Эбернети, постояв несколько секунд, двинулся к себе. Его работа на сегодня была закончена. Планолет вылетел в Дистрикт Четыре. Если все пойдет как надо, к утру его подопечные вместе со своими друзьями уже будут на территории Восьмого Дистрикта и потом, не спеша, не привлекая лишнего внимания, пройдут лесом до убежища. К обеду, крайний срок, к вечеру, они уже будут тут.